— Энид, все будет нормально — пообещал я ей. — Я люблю вашу дочь всем своим сердцем. Я бы умер за вашу девочку. Она моя малышка и я буду заботиться о ней так же хорошо, как это делали вы.

Она посмотрела на кровь, потом на меня.

— Но у тебя есть проблема. У тебя не все хорошо.

— Энид, поверьте мне, это скоро пройдет, — сказал я.

Энид посмотрела мимо меня в дом, увидела арбузы и свечи, и наверняка подумала, что это какой-то сатанинский ритуал «посвящения девственницы», но каким-то образом мне удалось ее убедить в том, что все будет хорошо. Я отправил ее домой, оставил ее дочь и мы начали нашу жизнь в этом доме.

Наши подозрения о том, что группа становится все более популярной подтвердились, когда KROC попросили нас сыграть в «Паламино» в Долине, классическом в стиле старой школы пивном ковбойском баре, где люди вроде Линды Ронштадт и The Eagles играли на пути к славе. В день выступления, примерно за пол-мили до этого места, мы застряли в огромной пробке. Все просто остановилось, там были копы верхом на лошадях, а мы были в негодовании, потому что надо было каким-то образом попать туда. Потом мы поняли, что вся эта пробка была из-за нашего шоу.

Должно быть, я серьезно сидел на наркотиках в то время, потому что на всех фотографиях я выгляжу ужасно худым. Марио опять пришел в мою жизнь, и я снова брал машину Айон, и исчезал на несколько дней. Однажды когда у нас не было денег, мы решили поехать глубже в джунгли города, где наркотики сильнее и дешевле. Мы взяли машину Айон и поехали туда, где девяносто процетов людей выглядели так, будто вышли из фильма «Ночь мертвых». Хотя было еще светло, мы понимали, что нам здесь не очень рады. Я положил все свои наркотики, шприцы и ложки под стекло водительского места. Марио был на пассажирском месте, внимательно ища нужного парня. Я вел аккуратно, как вдруг увидел копа в зеркале заднего вида. Я предупредил Марио, и он сказал мне повернуть налево, я включил поворотник, перешел в правильную полосу и потом повернул. Копы все еще ехали за нами.

— Останови здесь. — сказал Марио. Как только я остановился, он открыл дверь и выскочил из машины. Теперь копы вышли из машины и шли в мою сторону.

— Кто тот человек? — спросил первый коп.

Я пытался оставаться спокойным.

— А, это Флако. Просто знакомый парень.

— А ты знаешь, что твой друг Флако сбежавший преступник и его ищут? — спросил другой коп.

Ни с того ни с сего я оказался под арестом за поддержку сбежавшего преступника. К счастью, они не обыскали машину, но посадили меня сзади своей машины и мы стали ездить по улицам в поисках «Флако». В конце-концов его нашли на какой то улице. Он посмотрел на меня, как будто я сдал его. Но когда его посадили рядом со мной, я четко объяснил, что ни слова не сказал про него. Они отвезли нас в тюрьму и разделили. Копы допрашивали меня, но я ничего не сказал, тогда меня посадили в камеру размером с большой диван, вместе с другими заключенными. Я сидел там, ни о чем не думая, когда ко мне пришли из ФБР.

— ФБР? Но я даже не знаю этого парня. Я всего лишь подбрасывал его и…

— Не болтай, — ответил агент, — Мы тут для того, чтобы сделать фотографию твоих зубов.

Оказалось, что я подходил под описание Бандита С Хвостом, белого парня, который успешно ограбил несколько калифорнийских банков. Наконец пришел доктор от федералов, засунул свои гребаные пальцы мне в рот, повернулся к агенту и сказал:

— Это не он.

Они перевели меня в «Стеклянный Дом», тюрьму на окраине Лос-Анджелеса. И это была адская тюрьма. К тому времени наркотики уже не оказывали никакого действия, я не спал несколько дней и чувствовал себя гнусно. Когда я прибыл туда, мне пришлось пройти через разденься-нагнись-покажи-жопу — сдвинь-крайнюю-плоть — подними-мошонку — в общем, пройти через полную проверку всего тела. Единственная проблема была в том, что они только ввели новое правило о том, что если у тебя найдут шрамы от шприцов, тебя посадят на девяностодневное лечение в тюрьме. А у меня эти шрамы были. Поэтому на пути на проверку я начал болтать с копом, который собирался проверять меня. Я начал преувеличивать, говорить, что я очень хорошо понимаю, как трудно быть копом, и он рассказал мне все про свою семью, и мы разговаривали как два нормальных человека несколько минут. Он спросил у меня, что я делал там, где меня поймали, и я сказал, что я пытался вернуться обратно в колледж и начать жизнь сначала, я врал как только мог, чтобы спасти свою задницу. Как только я снял свою футболку, он был удивлен.

— Господи, да ты посмотри на свои руки! Ты знаешь, что за это девяносто дней? — спросил он. Я опять начал говорить про колледж, и что меня не пустят на работу и как я должен помогать своей маме-инвалиду.

— Надень свою майку и держи свои руки прикрытыми все время пока ты здесь. — посоветовал коп.

После того как я провел несколько часов в большой комнате с пятидесятью такими же как я, зашел охранник и сказал, что я могу идти. В коридоре меня ждал Линди.

— Ты сукин сын! Я звонил тебе в девять утра, сейчас девять вечера! Что ты делал все это время?! — закричал я.

— Ну знаешь, Swanster, я посоветовался с парнями и все решили, что будет хорошей идеей оставить тебя здесь на минуту, чтобы ты понял куда катится твоя гребаная жизнь, — сказал он. — На самом деле это не моя идея. Я-то думал, что если бы был на твоем месте, то захотел бы чтоб меня забрали, но остальные сказали «Может быть, если мы дадим ему посидеть здесь, это ему поможет».

— Послушай, сукин сын. Тебе лучше дать мне сорок баксов, потому что не по-братски так поступать. — сказал я.

— Эгей. Сорок баксов, Swanster, не знаю, стоит ли мне это делать… — протянул Линди.

— Это все, что ты можешь сделать. Если ты мне не дашь денег, мне будет плохою

Он дал мне деньги, и я поехал туда, где я мог обдолбаться.

Тогда как наркотическая зависимость привела меня в тюрьму, Хиллел боролся со своими собственными демонами. Если раньше мы были вместе или с девочками в такой тусовочной атмосфере, теперь все было больше изолировано. Он становился законченным наркоманом, тогда как у меня все больше было периодами. Я уходил на неделю и люди постоянно сплетничали и говорили у меня за спиной, что я буду первым, кого они знают, кто умрет от наркотиков. Периодически, даже Хиллел подходил ко мне и говорил:

— Чувак, только не убей себя. Посмотри на себя, ты близок к смерти.

Айон была испугана, она говорила:

— Пожалуйста, не умирай. Я не выдержу этого.

Той зимой группа начала свое первое турне в Европе. Первой остановкой был Лондон. В вечер выступления Хиллел был слишком болен, чтобы выйти. Мы с Фли пошли в его комнату и было очень грустно видеть как он проигрывает свою маленькую войну. Его взгляд не говорил больше: «Да, я теряю себя, но я справлюсь и все будет нормально», нет, его взгляд кричал: «Я больше не могу. Я умираю.»

Мы уговорили его выйти на сцену и сыграть это шоу. Мы вышли и начали наше пой-и-танцуй-в-нашем-стиле выступление, но Хиллел в этом не участвовал. Мы попытались сыграть еще одну песню, но Хиллел остановился и сказал мне: «Я не могу» и покинул сцену. Я посмотрел на Фли и Джека, потом побежал за кулисы, где сидел Хиллел и плакал.

— Хиллел, ты можешь. Возьми свою гребаную гитару и вернись обратно!

— Нет, я не могу. Отмени все. Конец!

Я прибежал обратно на сцену и мы продолжили играть, только бас-ударные-вокал. Мы стали шутить, но никто не ушел, никто не возмущался, все продолжали танцевать, но это было самое странное шоу, которое мы когда-либо делали, потому что оно было без гитары. Пару дней спустя Хиллел выздоровел.

Где-то в Европе приехала машина, полная голландцев. Они приехали, чтобы делать документальные фильм о нашем турне. Они сняли много классных моментов. Особенно потому, что Джек вошел в совершенно сушасшедшую фазу жизни. Он был экстремистом, когда дело доходило до любви. Как только он влюблялся в девочку, она значила для него все. Он встречался с одной женщиной, и пока мы были в Европе, она ушла от него к одному парню, которого мы знали. Джек получил эти новости, когда мы были в Берлине. После выступления я нюхнул кучу героина, а потом пошел в клуб, где в туалетной кабинке стал целоваться с одной очень красивой немецкой девушкой, которая английский не знала вообще. Немного позже Фли и Линди уехали, и я остался наедине с ней и без ума от нее. Я хотел ее прям там, в кабинке, но она хотела отвезти меня к себе, и я хотел достать кокаина, так что мы встретились с дилером, который продал мне кучу наркоты.