Глава 7
В себе. Смотря на самолеты
Таксист мне достался самый что ни на есть полоумный.
Без умолку лепетал пошлые стишки-поговорки; даже и не
знаю, народный это фольклор или он черпал все из своей извращенной
головы. Как никогда хотелось посидеть в тишине.
Подумать — мне действительно было о чем подумать. Я намекнул,
что удвою чаевые, если он заткнется. Видимо, это
его обидело — он умолк, врубив радио. Черт возьми! Все, что
мне нужно, — это кнопочка MUTE! Ладно, довольствуйся малым.
В конце концов, ты дал деру из дурки, а это уже дорогого
стоит.
Пока мы мчались мимо поселков и лесопарков, Я мысленно
составлял план дальнейших времяпрепровождений.
Конечно, мне придется уехать. Не думаю, что настало время
вернуться в родительский дом после всех этих происшествий.
Каково это — жить с сынком, что постоянно грезит
думами-выдумками? Моя придурочная фантазия все извратила,
хуже не сотворишь. Неужели и вправду Я один ребенок
в семье?
Господь всемогущий.
Уснув, Я могу вновь проснуться в вымышленной галактике.
Нужно держать узду. Ты ведь адекватный, помнишь, что
врач сказал? Адекватный, просто голова у тебя без дела не
сидит. И вроде бы кусочки несущественного, всего, чему не
придавал значение, теперь вьются, как мухи, в пестрой мозаике.
Тут тебе и название грядущей выставки, и никчемная
память на имена. Неясно, что заставило меня утвердить
в себе эти параноидальные, «первые» шажки в живописи,
если Я — уже давно долбаный мэтр. Хотя это громко сказано.
Громко-слабо, из-за постоянных анализов-сравнений Я и выбрел
в одну огромную жопу. Сиди грызи локти. Или кусай, да
уж… ну, Я, несомненно, форменный дурак, что и говорить.
Вдруг стало интересно, который сейчас час. Не очень-то хотелось
спрашивать таксиста — его чудом удалось утихомирить.
Обычно в машинах есть часы, но этот человек, похоже, был
чрезмерно счастливый и в них не нуждался. Стоило включить
телефон, как пачками начали приходить СМС, кто мне
звонил и во сколько. Родители, подлец Ринго, даже Лиза, что
волшебно-удивительно, и еще куча незнакомых мне номеров.
А времени было уже три часа. Это получается, утром
Я познакомился с Квадратным и Вероникой и уже в обед катапультировался.
Но удивило меня не время, а дата. Сегодня
десятое июня, значит, Я в этой больничке куковал месяц
с хреном или даже больше. А завтра одиннадцатое. А одиннадцатого
Я имел неосторожность родиться на эту бренную
землю. Ну и дела.
В общем, Я окончательно решил отбыть к своим родственникам.
Ну, за триста километров от всего этого хаоса у меня живут
три нервные тетки и бабушка, что просто обожает меня.
Обожает панически. И вот все лето Я проведу там — в королевстве
из маленьких домиков, дивного леса и одной витиевато-
широкой реки. Эх, боже, храни королеву, сколько же нам
еще ехать? Есть два варианта отчаливания — на поезде и на
автобусе. Я выбрал поезд, хотя на автобусе куда быстрее. Мой
вестибулярный аппарат совсем ни к черту. В смысле, меня
тошнит в автобусах, а когда на душе и в голове тяжко, всячески
избегаешь мест, где можно публично опорожнять желудок.
Солнце фантастически жарко греет. Хотя что ты хотел —
на дворе июнь. Еще вчера гулял в куртке, а вот уже лето.
Короче, таксист выбрал самую длиннющую дорогу до «голубиного
вокзала» — хотел, чтобы Я оплатил все набежавшие
километры. Сначала хотелось поторговаться за дискомфорт,
но потом плюнул и дал ему желанные денежки.
Мне несусветно повезло — удалось приобрести билет на
последний перед перерывом поезд. Возможно, удалось бы
даже отчалить на предыдущем, но уж очень попалась глухая
кассирша. Приходилось орать на весь вокзал, чтобы она
услышала хоть что-то. И вот Я стою на платформе, с взъерошенными
волосами, в своем серо-черном полосатом свитере,
неимоверно худой, но зато с голубыми глазами. Мне показалось,
что это все как-то неизгладимо трогательно; ну, в плане,
Я такой путник — непонятый и чем-то ведомый. Почудилось
даже, что окружающие люди смотрят в мою сторону,
полные восторга и несметного уважения. Но это, конечно,
опять были фантазии, и всем плевать было, кто Я и куда держу
свой дурацкий путь. И мне тоже было плевать, взаимно.
Приполз мой поезд, и Я зашел вальяжной походкой
в полупустой вагон.
Хотел было засунуть чемодан на полочку, но с моей рассеянностью
точно его забуду. Поставил в ноги. Мое настроение
уже минут десять как приподнятое, и Я никак не мог
понять, с чем же это связано. Внутренний подъем, словно
Я Вильгельм Телль, все разрулил и успел вдоволь настреляться.
Вот видите, как мне тяжко приходится существовать с таким
паразитом на плечах. То Я себе пропоец Модильяни, что
станет известным лишь после смерти, то Я…
— Сяду? — вопросительно прикрикнул мне дед в выгоревшей
на солнце, но еще красной рубашке.
— Куда сядете?
— Сюда сяду, — и он ткнул в место напротив. Черт, весь
вагон пустой, а он норовит сесть здесь и портить мне поездку
рассказами о своей былой молодости. Конечно, Я уважаю
старших и все такое, но бывают дни, когда хочется побыть
с собой тет-а-тет. Но Я не смог ему отказать, потому что эта
моя дурацкая слабость — не отказывать. Может быть, поэтому
у меня столько проблем. Я чесал затылок, пытаясь прийти
к выводу, слабохарактерный ли Я, или просто люблю людей.
Понял, что все-таки доля слабохарактерности есть, потому
как людей в принципе люблю не очень. Вот бы очутиться
в кошачьем королевстве. Они мяукают, кружат вальсы и мурлычут
в знак симпатии. Я уже пустился в думы об этом дивном
месте, как мой спутник напротив постучал меня по ноге.
— Лето, а? — говорит и смотрит на меня с глупым восторгом.
— Что?
— Лето-то уже, а, вовсю.
Как Я и думал. Этот дед будет донимать меня теперь всю
дорогу подобной чушью. Я отвернулся к окну, пытаясь опять
углубиться в собственные мысли о царстве кошек, но тут же
меня низверг противный звук старческого зевания.
Отпилите мне ноги. Потом он спросит, чем Я занимаюсь,
и, узнав, что Художник, начнет вдалбливать, что в их время
все было лучше. Художники тем более.
Может, это и так, но мне не хотелось бы думать над этим
всю поездку. Конечно, Я могу соврать ему. Сказать, что не
Художник, а просто студент, но это превратится в наставления
о светлом уме и будущем страны. Меня аж пробрала
дрожь при мысли обо всей этой тягомотине. Нет, Я не стану
врать старому человеку. Лучше уйти. Да, уйти, пока он еще
не открыл рот. И Я поднялся и двинул по ходу поезда в сторону
следующего вагона.
В соседнем вагоне уже было несколько человек, среди
которых — молодая женщина с ребенком. Я сел от них
неподалеку — очень люблю детей, Я вам говорил. Мне было
приятно за ними наблюдать. Милая мамочка и ее щекастенький
сынок лет четырех.
Когда-то и Я был таким, и мы с мамой гоняли этим же
маршрутом к бабушке — маме мамы. Ребенок с интересом
разглядывал окружающих, даже посмотрел на меня несколько
секунд — это очень радует. Наверное, лучше живописи
только дети. Женщина усадила малыша на коленки, раскрыв
красочный журнал. Это был детский комикс про пса
по имени Друпи. Помнится, в детстве Я тоже читал эти комиксы,
только мне они не особо нравились. Пес-детектив
Друпи. Да, да, это было как вчера. Всегда смущал меня этот
пес. У него чрезмерно непропорциональная голова с рыжим
веником волос и глаза вечно полуприкрытые, словно
он накурен. Даже вспомнился один комикс про то, как он,