И мы сделали по глоточку. На сердце незамедлительно потеплело.

— Курить будешь? — осведомился Олег Юрьевич, извлекая вслед донельзя измятую пачку.

— Не-а, — ответил я.

В самом деле, удовольствий для одного вечера было и так более чем достаточно.

— А, ну, тут, оказывается, одна и есть, — улыбнулся мой друг и принялся высекать пламя. Я же призадумался. Следовало произвести какое-нибудь соразмерное торжественности момента действие. А, ну, например — подвести определенные итоги уходящего сезона вообще и футбольного в частности.

Футбольный сезон, конечно, выдался не ахти. Четвертое место… впервые не «в призах» с момента сотворения, так сказать, моего личного мира, ну куда это годится! Да и выступление в Кубке чемпионов — своеобразный дебют после привычного и несколько приевшегося уже УЕФА — оказалось, мягко говоря, смазанным. Как-то незатейливо, буднично уступили в гостях румынскому «Стяуа», ноль–три, и могли еще, конечно, хлопнуть дверью в «ответке», хотя бы обозначить — но еще одно поражение на промерзшем ноябрьском поле все того же стадиона «Динамо», и пропущенный на последней минуте гол, эх, ну тоже мне, называется, союзнички по нерушимому блоку Варшавского договора… И в довершение всего — неясные слухи касаемо того, что Бескова уже «сняли», а кто же вместо, ну кто, кто, ответьте, если Бесков же всегда нас тренировал, нет, решительно непонятно, что же ждет нас в гряду…

— Ну-ка, принюхайся — не воняет? — вывел меня из аналитической нирваны Олег Юрьевич.

— Воняет страшно, — честно доложил я, принюхавшись к начинающим пробиваться усам товарища.

Да, ребята, «Ява-явская» — это было страшное дело!

— Давай еще постоим, подождем, пока выветрится. А то мать учует — орать опять будет… даже в метро спустимся, а то холодно что-то стало…

Да, вот именно. Оно хоть и наступающее глобальное потепление, но все-таки еще зима.

Мы спустились вниз. Долгое время «Новослободская» оставалась единственной станцией кольцевой ветки, не имеющей пересадки, но вот и на ней появилась переходная лестница, завешанная покуда заляпанными краской полиэтиленовыми листами. Мы приблизились и попытались осторожно заглянуть за них — что там?

— Интересно, пацаны?! — неожиданно раздался сзади чей-то голос. Мы обернулись. Перед нами стоял мужчина, облаченный наполовину в цивильный костюм, наполовину в какой-то рабочий. Пьянющий!!! Нет, ну не прям пьяный, конечно, но видно, что употребимши. Ну, все-таки Новый год на носу, суббота опять же, так что дело такое.

— Ну конечно! — ответили мы.

— Внутрь хотите попасть?

— А кто нас пустит? — с некоторым сомнением осведомились мы.

— Ну а кто не пустит, если я там самый главный отделочный мастер и есть?! Идем за мной! — и наш новый знакомый уверенно раздернул руками листы, и мы прошли за них, как за кулисы неведомого театра. Поднялись по лестнице, спустились по неработающему эскалатору и оказались на почти пустой станции… На самом деле все было готово, только несколько работяг кое-где то ли что-то доделывали, то ли просто сидели, вконец обессиленные. И совершенно ослепительно и очаровательно пахло свежей штукатуркой! Мы с нескрываемым восторгом лупили глазами вокруг.

— Это хорошо, что вы такие любопытные, интересующиеся! — похвалил нас наш импровизированный экскурсовод. — Подрастете еще — приходите к нам работать! Дела на всех хватит! На кого учитесь?

Очевидно, нас обоих приняли за «курсантов».

— Я на водилу, — важно поведал Олег Юрьевич. — Ну в смысле так-то на автослесаря, но работать водилой пойду.

Я тактично и скромно промолчал.

— Ну, можешь на машиниста переучиться! — воскликнул главный отделочный мастер. — Почти то же самое!

Олег Юрьевич с невыразимым сочувствием поглядел на агитатора. Я украдкой хихикнул. Ну еще бы: человек водителей автобусов-то за низшую касту держит, а тут вообще по рельсам, да в подземелье… сейчас он переучится, десять раз. На трамвай бы еще предложил.

— До «Савеловской» хотите доехать? Поезда-то ходят уже, я махну, чтоб вам двери открыли…

Поезд и в самом деле выкатился из тоннеля и со скрежетом остановился.

— Конечно! — воскликнул я, но Олег Юрьевич незаметно одернул меня за рукав.

— А вы с нами поедете?

— Не, у меня тут еще дела есть…

— Ну тогда мы тут обратно выйдем. С Наступающим, дядя!

— Ага, пацаны, спасибо, ну и вас!..

— Чего не поехали-то? — спросил я у Олег Юрьевича, когда мы потопали обратно.

— Да ну его нахер! — воскликнул тот и взглянул на меня как на балбеса. — Может, он маньяк какой! Посадит в поезд и привет… Или он здесь сажает, а там менты стоят, принимают…

В юбилейный, стотысячный раз я согласился с доводами Олег Юрьевича. Действительно, двое поддатых школьников — отличный улов. Вернее, двое курсантов. Вернее… ну вы поняли, короче.

Но все равно — чудеса вокруг! И то, и другое, и это… И, наверное, теперь все сложится хорошо. Оно и так, конечно, неплохо — но еще лучше! И у «Спартака» — тоже. И, может быть…

И все сложилось. Чудо — оно, в конце концов, на то и чудо, чтобы не понимать, а просто верить. И видеть. И никакому фантасту вовек не выдумать такого сюжета. Как влетает мяч, в самую паутину и притирочку, и над руками незадачливого вратаря Чанова, с точностью до миллиметра, не выше и не ниже, чудо, чудо чудесное, и малая, самая малая его частичка, но все-таки — она оттуда, с пустой станции, пахнущей штукатуркой, глоточком и «Явой-явской»… И частичка эта — моя.

Осень

…Олег Юрьевич позвонил тогда ближе к вечеру и сказал:

— Н-ну все… Пришла повестка, п-приехали. Да-авай тогда, шестого числа подтягивайся, проводишь, все как п-положено…

Я еще спросил:

— Олежек, а почему шестого? Вроде рабочий день еще? Нет, мне-то все равно, я в любой день приду… Но седьмого — как раз был бы праздник… со слезами, так сказать, на глазах?

И он пояснил:

— И-идиоты, у меня повестка прям на восьмое, прикинь! Мне ж перед «покупателем» надо т-трезвым предстать… ну, хотя бы более-менее! Он, конечно, небось сам будет косой еще! Но мне-то надо в нормальном виде быть — иначе скажет, что это за водила такой, на бровях… Ну, придешь?

— Ну конечно — приду…

«Ну вот и все…» — подумал я. Ну вот и все. Тут как раз в прошлой главе встал вопрос, когда же мы вырастаем, — ну вот, пожалуйста. В том числе и тогда, когда теряешь друзей… не навсегда, конечно, всего на два года, чай, не в космос и не в одиночное кругосветное плавание, и давно ожидалось, ну, не давно, но уж месяц, как восемнадцать годков лауреату стукнуло, пора бы, и все равно неожиданно — но все-таки, все-таки. Кто там его еще знает…

Я вспомнил, как заваривалась вся эта каша. Как сумрачным январским утром мы собрались в военкомате, жизнь уже тогда начала разбрасывать нас по «путягам», «технарям», другим школам и прочим весям, но тут собрались опять все вместе, сбились своей «грядкой» где-то на казенной банкетке в углу, исподлобья поглядывая на кучки будущих возможных сослуживцев, сели вместе, как когда-то, и уже казалось — какое-то бесконечное количество лет тому назад… «Привет!» — «Здорово!» — «Ну как дела!» — «Да все в порядке, путем, понемногу!» — «Вот и молодца! А помнишь, тогда…» И как тогда в туалете в буквальном смысле слова вручную вытягивали шкета Воронина перед финальным замером в медицинском кабинете: ниже скольких-то там сантиметров — и прямая дорога в мужественный подводный флот, а это уже три года бесперебойной службы, тут и два-то — целая вечность, а уж три… И все-таки, как ту репку, — вытянули! И он вышел тогда на воздух, выдохнул…

Нет, правда, заходишь в кабинет самого главного товарища районного военного комиссара, ноги разворачиваешь под уставным углом согласно нарисованному на полу профилю, и чувство такое, будто с тебя уже мерку под будущие сапоги снимают, а он восседает такой перед тобою на возвышении, как сам Господь Бог за престолом, и пищишь чего-то, рыбой хватая воздух…