Ганс попросил водителя такси подождать его на улице, а сам проводил Николу до дверей дома. Когда она достала ключи из сумочки, он взял ее за руку и попросил не торопиться открывать дверь.

— Вот и пришла пора расставаться. Сегодня мы говорили почти исключительно обо мне. Все, что касается моего чувства к вам, Диана, — вы знаете. Но позвольте один вопрос: он касается того, другого человека. Вы влюблены в него или любите? Или испытываете и то и другое чувство? Вы можете мне сказать?

Никола сама хотела бы это знать.

— Наверное, только влюблена, — ответила она. — Я недостаточно хорошо его знаю, чтобы испытывать к нему другое чувство — то, которое на всю жизнь.

Ганс сосредоточенно нахмурился.

— Ах так? А он, видимо, тоже не знает вас как следует?

«Да разве здесь речь идет о простом любопытстве?» — пронеслось в голове Николы.

— Не знает? — переспросила она, и эти слова прозвучали каким-то необычно высоким эхом, резко затем оборвавшимся. — Не знает как следует? Что вы, да он вообще едва знает меня!

Никола высвободила руку. Увидев озабоченное лицо Ганса, изобразила улыбку, но та получилась какая-то холодная. Открыла ключом дверь и вошла в дом. Теперь ей предстояла встреча с Куртом.

Глава 8

Курт без тени улыбки встретил ее в холле. Никола сняла плащ и бросила его на кресло. Он был все еще сырым.

— Как ты умудрилась промокнуть? Разве Дурер был без машины? — спросил Курт.

— Домой мы приехали на такси… А после ужина отправились погулять, да попали в эту сильную грозу… — Николе опять стало нехорошо, даже голову трудно было держать, и сердце колотилось в груди. — Ты прочитал мою записку — я оставляла тебе?

— Ну а откуда бы я еще узнал, что ты исчезла с Дурером? — парировал он. — А почему ты не сообщила ему, что я приглашаю его поужинать с нами?

— Потому что еще в баре Лозаннского дворца поняла, что он хочет провести вечер со мной одной, а не в компании. И когда ты сказал, что пригласил еще Сильберов, мне стало ясно, что ему это будет не по душе. Поэтому я и предложила Гансу отправиться куда-нибудь вдвоем.

— А я вынужден был отчитываться перед гостями, почему нет тебя.

— Ну, поскольку гостями были только Сильберы, тебе, я думала, не составит это особого труда.

— Но разве это соответствует нашим нормам, нашим условиям жизни: предупреждать о том, что тебя не будет на мероприятии, в самую последнюю секунду?

Как бы плохо Никола не чувствовала себя до этого, тут она уже просто взвилась.

— Ты имеешь в виду условия моего контракта? — резко, колко ответила она вопросом на вопрос.

Курт пожал плечами.

— Ну, если говорить прямо, да!

— Тогда прошу прощения! — Только Никола произнесла эти слова, как тут же пожалела о них. — О нет, никаких извинений! Я только так и могла поступить. Мне нравится Ганс Дурер, а я нравлюсь ему. Он хороший, искренний человек, и с ним легко общаться. То, что Ганс рассказал мне сегодня, стоило того времени и уединения, которые предоставила ему я и которые систематически не давал ему ты. Теперь мы все сказали друг другу, и между нами все кончено. Тебе больше не придется волноваться, что мне понадобится время побыть с ним вдвоем. Я с ним не буду встречаться. Причем именно по его воле, не моей. И никаких проблем не предвидится после его отъезда. Он чувством долга связан с одной девушкой из Дюссельдорфа. И когда Ганс вернется домой, он женится на ней, и они уедут за границу. Теперь тебе понятно? Сцены исчезновения Золушки не будет! Ганс сам сошел с арены — по собственному желанию, по собственной доброй воле! Все честно и порядочно! Надеюсь, ты удовл… удовлетворен?

На последних словах ее вызывающей тирады язык у Николы заплелся, она почувствовала себя отвратно. Еле добравшись до кресла, Никола опустилась в него, уперлась локтями в колени и прикрыла руками глаза — они были воспалены и в них словно кто-то песок насыпал.

Курт молча наблюдал за ней — Никола ощущала это. Но ей было абсолютно все равно, о чем он думает, — так ей стало не по себе. Спустя секунду-другую Курт все-таки спросил:

— Ганс связан с той девушкой чувством долга или чувством любви?

Не поднимая головы, Никола ответила:

— И тем, и другим. Они с детства любят друг друга. Перед отъездом в Лозанну Ганс попросил ее выйти за него замуж.

— Но это не очень-то повлияло на его отношения с тобой! Ты наверняка ничего, ничего не знала о ней до сегодняшнего дня. А ухлестывать за тобой он начал как только приехал.

— Между нами не было ничего серьезного! Он даже ни разу…

— Не приставал к тебе?

— Не поцеловал меня, даже на прощанье. Да у нас и не было ни времени, ни возможностей, чтобы заниматься любовью!.. И, по крайней мере, Ганс честно поступил со своей девушкой перед поездкой сюда.

— Если бы между вами ничего не было, ему бы не понадобилось рассказывать тебе о ней, — проницательно заметил Курт. — Так или иначе, я бы с удовольствием заставил его отвечать за то положение, в котором ты оказалась!

Никола с трудом покачала головой из стороны в сторону в знак несогласия.

— Ни в каком я не положении! И даже если мне плохо, вины Ганса в этом нет! Но если ты не хочешь понять наших с ним отношений, я ничего тебе больше не скажу… Я бы желала, чтобы ты оставил меня в покое. Я…

Хотя Никола и призвала на помощь всю силу воли, дабы подняться на ноги, они у нее сразу подкосились, как только она сделала это. Голова закружилась. Сквозь шум в ушах Никола услышала слова Курта, доносившиеся из какого-то далека:

— Да уж, не в положении!

И затем, почти уже погрузившись в нирвану, почувствовала, как Курт обнял ее за талию и, поддерживая, повел, почти понес вверх по лестнице к ней в комнату.

Там Никола опустилась на пуфик около туалетного столика. Курт не отходил от нее.

— Скажи, что могло случиться сегодня вечером, помимо того, что ты промокла и Ганс дал тебе вежливый от ворот поворот? Он хотя бы нашел время — в перерывах между своими излияниями — покормить тебя? Что ты пила?

— Только стакан вина за ужином… О, еще до этого коньяк. Потому что неважно чувствовала себя. Собственно, весь день так было…

— И в таком состоянии ты пошла к нему?

— Я не хотела расстраивать Ганса, и вообще мне было противно оставаться дома.

— Очевидно! Ну а сейчас, мадам, укладывайтесь в постель — я вызываю вам врача!

— О, не сегодня! — взмолилась Никола. — В кровать — да, я и сама хочу лечь. А врача вызовем завтра, если к утру мне не станет лучше. А сейчас, может, синьора Ралли принесет мне грелку и чего-нибудь горячего попить, а?

— Я сам тебе все принесу, — ответил Курт. — Супругам Ралли я сказал, что дождусь тебя, и велел им идти спать. У тебя есть какое-нибудь успокаивающее средство, чтобы выпить вместе с горячим? Лучше будешь спать.

— Только аспирин.

— Сойдет. Достань его, а я пока принесу все остальное. И чтобы к моему возвращению ты была в постели. Сколько времени тебе потребуется для этого?

— Не очень много. — Никола встала, но и пальцем не могла пошевелить, чтобы начать раздеваться в его присутствии.

Курт ждал.

— В постель! В постель! — настаивал он. — И если ты боишься, что я застану тебя с ночным кремом на лице и бигуди в волосах, то помни: сестры и жены пользуются одной привилегией — ими восхищаются даже тогда, когда они не в лучшей форме… Я даю тебе десять минут — не больше.

Когда Курт возвратился, то принес еще два одеяла. Он накрыл ими Николу и запретил сбрасывать их ночью.

— Если это только не из-за вспышки эмоций, то ты, наверное, подцепила какой-нибудь вирус. Надо хорошенько пропотеть, чтобы тебя не лихорадило.

У Николы, как она уже сказала, не было сил доказывать Курту, что заболела не из-за переживаний.

Поскольку на вилле не имелось градусника, Курт пощупал у Николы лоб, пульс. Затем отступил и внимательно посмотрел на нее со стороны.

— По-моему, у тебя сильный жар, — сказал он.