ви. Вот так. Вы теперь и пальцем меня не тронете, Петков!

Ой ли?

Не тронете. Наоборот, будете холить и лелеять. Легенд

было три, вы правы. Правы и в том, что я не курьер. Я при-

гчел из-за Лулчева, и только я могу дать вам его... Лулчев ра

ботает на немцев и англичан. Немцы, конечно же, вас не вол

нуют — про них в ДС известно без меня. Зато связь советни

ка царя с СИС для вас дар божий. На таком деле любой сде

лает карьеру. Верно?.. Не отвечайте, Петков. Будем считать,

что я просто размышляю вслух... Так вот, сдается мне: вы и

раньше подозревали, что Лулчев работает не только на Берлин,

но и на Лондон. Однако доказательств у вас пока нет. Если

Делиус * платит Лулчеву в своем бюро на бульваре Евтимия

i

• Делиус (Отто Вагнер) — резидент гитлеровской разведки в Софии.

П5

и не бог весть как маскирует это, то англичане действуют с максимумом предосторожностей. Делиус в Софии почти бог; резидент СИС — нелегал, разыскиваемый вами. Отсюда и разница во всем, что связано с ними, отсюда же и другая разница — в их отношении к Лулчеву. Попадись он на сделке с Де-лиусом, это не вызовет даже семейной сцены у царя, тогда как работа на англичан может стоить ему головы... Берегите меня, Петков. Я для вас — курочка, несущая золотые яйца. Пока жил Бояджиев, вы надеялись получить явку в церкви от него — бесплатно, в подарок. Теперь Бояджиева нет... Слушайте, Петков! Хотите разочарую вас? Бояджиев ничего не мог бы вам рассказать о храме и встрече в нем. Он не был об этом осведомлен. Я преодолел вялость; она ушла, и я спокоен.

Сейчас я копчу, Петков, потерпите. Остался пустяк, и он

сбивает вас с толку. Вы ломаете голову над вопросом: если

Багрянов шел сюда, чтобы прибрать к рукам советника царя,

какого черта он стал звонить во дворец с бульвара Дондуко-

Еа? Так?

Продолжайте...

Хорошо. Второй вопрос — почему я доверился Искре?

Почему же?

— Начнем с телефона. Крайпе просто и сводится к глупому просчету... Я недооценил вас, Петков. Ваша шляпа, дурацкое знакомство... Я потащил вас к телефону, полагая, что вы рядовой агент и имя Лулчева нагонит на вас страху. Сознаюсь, неумно. Особенно, если вспомпить, как я хватал вас за шею и подсовывал трубку.

Сцена была захватывающая!

Не язвите: вы тоже выглядели не лучше. Я слишком позд

но раскусил, зачем вы приставили ко мне демаскированных

хвостов и всячески старались показать, что я провален. Одна

ко и я, в свою очередь, попортил вам крови, сунувшись на

бульвар Дондукова и не дав довести до конца идиллическую

линию Искра — Багряиов. Насколько я понял, вы очень на нее

надеялись?

Более или менее.

Ну что ж, она принесла вам, что могла: текст объявле-

пия и явку у Бююк-Джами.

Фальшивую явку!

А вы как хотели? Надо же хоть в чем-то подстраховать

ся!.. Вы совершили только две ошибки...

Просветите?

Маленькая — не стоило давать объявление, не выйдя

к Бююк-Джами вторично. Покрупнее — слишком трогательно

все было в подвале. Эти полосы на плечах, обнаженная грудь...

Никогда не передоверяйте исполнителям черновую работу.

Марко все же не ас, а вы поздно стали исправлять ошибку.

Помните? Попытались встать между мной и Искрой, отгороди

ли ее, когда догадались, что я могу распознать инсценировку.

Распознали?

— Увы!.. Только сейчас сообразил.

Да, с Петковым надо держать ухо востро. Ответь я по инер-

116

ции, что заметил в подвале неладное, и все полетело бы вверх дном. Ибо и в этом случае история с Лулчевым начала бы рисоваться в новом свете... Рубашка под мышками намокает — так бывает со мной всегда, когда удается не сверзиться в яму, но картина возможного падения еще слишком свежа, чтобы ее можно было отнести к безвозвратному прошлому.., Отвлекаясь, я заставляю себя переключиться с дня нынешнего на день минувший и вспомнить то утро, -когда фырканье автомобильного мотора разбудило меня. Что меня тогда поразило? Шаги и сдавленный женский крик. Точнее, несоответствие крика, в котором угадывался страх, со спокойной отчетливостью шагов. Тук-тук-тук. Равномерно и звонко. Женщина кричала и в то же время беззаботно шла к подъезду...

Петков покачивает ногой и молчит. В умении слушать он корифей, и я с огорчением понимаю, что напрасно жду вопросов. Их не будет. Придется все делать самому, уповая на то, что мое «только сейчас сообразил» не насторожило Петкова.

Поздно, — говорю я с видимым огорчением. — К сожа

лению, поздно удается разобраться в мелочах... Ничего не ис

правишь... Ладпо, черт с ним! Перейдем к сути или же хотите

еще о чем-нибудь спросить?

Предпочту послушать.

— Тогда об условиях? — спрашиваю я осторожно, готовый

в любой миг затрубить отбой. — Первое — свобода.

— Помню. Еще что?

Чистый паспорт. Без имени. Я его сам впишу.

Допустим... еще?

Двести пятьдесят тысяч левов. Можно предъявительским

чеком.

Все? — Голос Петкова звучит ровно.

Не совсем. Нужен еще пропуск. Наверняка в ДС есть

такие пропуска или удостоверения. Нет? Клочок бумажки ли

бо жетон, гарантирующий свободный проход, проезд и все та-

кое прочее.

Не знаю. Надо навести справки...

Вы — и не осведомлены? Ни за что не поверю!

Хорошо. Когда вы хотите получить вашу галантерею?

Утром перед визитом в храм.

После визита.

Я развожу руками, и сигаретный пепел сыплется мне на брюки.

До! Гарантии — так уж гарантии!

Чистый паспорт. А фото? Не прикажете ли вас здесь

сфотографировать?

Переснимите со старого.

Я подумаю, — холодно говорит Петков.

Он встает — подтянутый, свежий, будто и не было никакого разговора. Уверенным жестом прячет в карман сигареты и идет к двери.

Негромкий хлопок, и я остаюсь один. «Я подумаю...» Теперь уже ничего не изменишь. Остается одно — ждать.

117

17

...После решительного объяснения с Петковыы я заставил себя выползти из кровати, куда меня уложил Фотий, и теперь бро-жу по комнате, время от времени держась за стенку. Врач, привезенный Петковым, наложил мне на поясницу тугую повязку и, не сказав ни слова, покинул виллу. Это было позавчера, и двух суток мне хватило, чтобы отлежаться и почувствовать себя более или менее здоровым. Если бы не мысль о чемоданчике, то Слави Багрянов был бы почти счастлив — настолько, насколько может быть счастливым человек в его положении. Постель, еда, отсутствие наручников и допросов.