выясните, когда я приехал в город. И мне не остается ниче-'

го, кроме как сознаться. Но не потому, что вам удастся

что-то доказать, а оттого, что мне самому врать противно.

Однако, чтобы вы поняли все, я начну не с той ночи, когда

сгорела вилла, а с тех чудес, которые происходили с моим

дядей гораздо раньше...

Он еще раз налил себе джина, разбавил его тоником и, отхлебнув немного, продолжил:

— Первый случай произошел, кажется, года через два

после того, как я поселился у Реймона. Из-за своей при

вычки носиться на машине с дикой скоростью дядя попал в

аварию. Отделался он сравнительно легко. Правда, левая

нога была изуродована так, что ее пришлось отнять.

Вы даже представить себе не можете, какой он приехал из больницы. Был зол, как тысяча чертей. Мы все боялись попадаться ему на глаза. Так продолжалось, наверное, с неделю. Потом как-то к вилле подъехал небольшой грузовичок с мешками, ящиками и бутылями. Все это отнесли на третий этаж. Дядя заперся там и спускался только обедать. И с каждым днем настроение у него улучшалось.

А однажды вечером к дому подъехала белая крытая машина. Из нее вышли два здоровенных парня в белых халатах и врач-хирург, один из немногочисленных друзей дяди.

101

Через некоторое время двое молодцов вынесли какой-то длинный ящик, а врачи взяли дядю под руку, и они сели в машину.

Вернулся дядюшка через месяц и уже, как говорится, на своих двоих. Он рассказал нам, что его друг пришил ему ногу от какого-то попавшего под машину бедняги, которого привезли в госпиталь полумертвым. Все мы были рады, и никто не заподозрил ничего плохого. Я тогда и значения не придал тому, что дяде моему так везет. У других и менее сложные операции по пересадке не удаются, а тут целую ногу пришили.

Другой случай произошел с дядюшкой лет через пять после первого. Что-то вдруг он начал с лица спадать, стал весь какой-то не то желтый, не то серый. Я ему советовал отдыхать больше, а он говорил, что работы у него много, мол, некогда. Хорохорился он так, хорохорился, да и слег. Ну, тут врачи забегали, целые консилиумы собрались. И пришли к выводу, что у дяди не то цирроз, не то еще что-то в этом роде, в общем, печень отмирает. Понятно, это мало кого бы обрадовало. А я смотрю, дядя вроде бы и не очень переживает. Все только твердит, что он обязательно поправится. А дальше все повторилось как в первый раз... Приехал к нам такой же грузовичок со всякой дрянью. Потом дядя опять заперся у себя, почти не показывался. Через некоторое время его увезли в больницу. Не помню, сколько времени прошло, а как-то утром смотрим — привезли дядю, и он веселый такой, прямо-таки счастливый.

«Ну, Анри, меня теперь вылечили, — сказал он. — Печень как новая».

Вот тогда-то и повез он меня в лабораторию. Не знаю, что видели вы, но мне того, с чем познакомил меня дядя, было вполне достаточно, чтобы понять, сколь мерзкими делами занимается это милое учреждение... И все твердил мне: «Поверь, Анри, все, что ты видел, — это не самое великое, на что я способен. Только об этом пока никто не знает. Знаешь, я могу стать практически бессмертным».

С того нашего разговора прошло какое-то время. Я все гадал, что имел в виду дядя, когда говорил, что он практически бессмертен. Но так и не пришел ни к какому вы- ^В°ДУ. решил, что он приврал. Потом я поехал отдыхать на три месяца. Так мне посоветовал дядя. Да я вам уже рассказывал об этом. Помните, когда я вернулся и застал на вилле новую горничную?..

— Да, да. Помню. Продолжайте, пожалуйста...

—. Так вот, эта новая горничная сказала, что дядюшка ждет меня в своем кабинете. То, что я увидел, открыв дверь, невольно заставило меня остановиться. За столом сидел... дядя, но не такой, каким я его оставил, уезжая, а такой, каким он был, наверное, лет тридцать назад.

«А, Анри, входи, — сказал он. подняв голову. — Я вижу, ты удивлен. В первый момент у всех подобная реакция. Ты садись, я сейчас объясню тебе, в чем дело. Помнишь, я когда-то говорил тебе, что могу стать практически бессмертным. Так вот, я добился этого. Результаты,

102

как видишь, налицо. Я омоложен. Попробуй скажи после этого, что я не гений».

Он продолжал говорить еще что-то в этом же духе, но я не мог его слушать — так был потрясен тем, что увидел... Что было потом, вам уже известно. Теперь вы знаете обо мне все... Ну а неделю назад или чуть больше я получил от дяди ту самую телеграмму, о которой говорил в прошлый раз. Как вы видели, его просьбу я выполнил, купил «ягуар» и приехал сюда. Вы правы, я приехал ночью. Дверь мне открыл он сам. На мой удивленный вопрос он ответил, что горничная уехала на пару дней к подруге, а кухарку и дворника отпустил к сыну, у которого родилась девочка. Когда мы вошли к нему в кабинет, я заметил, что выглядит он хуже, чем до моего отъезда. Он усадил меня в кресло и начал свой последний рассказ.

«Для того чтобы ты все понял, Анри, — сказал он, — начну с самого начала. Ты помнишь, когда я попал в аварию и мне отрезали ногу? Еще в больнице, а потом и здесь, дома, я думал, что же можно сделать, чтобы вернуть потерю. Советовался с хирургами. Помнишь того Гарро, который меня оперировал? Так вот он мне и объяснил, что сделать практически ничего нельзя. Врачи еще не научились полностью подавлять реакцию отторжения, так что если бы и была подходящая нога, то все равно меня бы это не спасло. Он же мне сказал,-что пока удачные операции по пересадке бывали только тогда, когда от одного однояйцового близнеца пересаживают что-то другому.

Эта фраза сразу же взбудоражила меня. Я ведь ужа тогда занимался выращиванием целого организма из одной клетки. Понимаешь ли, ученым известно, что организм можно вырастить из одной, причем любой клетки, если суметь разбудить в ней всю наследственную информацию/ а не только относящуюся к деятельности того органа, откуда эта клетка взята. Конечно, необходимо еще создать и специальную питательную среду, где эта клетка сможет делиться и размножаться.

Я приготовил питательную среду, вырезал у себя маленький кусочек кожи, отобрал самую лучшую клетку, обработал ее и положил в смесь. Деление началось, да еще в каком темпе! Мне приходилось менять сосуды на большие, наливать свежую смесь. На последнем этапе мой двойник лежал уже в ванне.

Когда, по моим расчетам, ему стало около 20 лет, я решил, что пора приступать. Гарро приехал за мной. Его мальчики взяли ящик, куда я упаковал усыпленного двойника, и через несколько часов я был уже с ногой».

«Значит, вы отрезали ногу у живого человека? — не выдержал я. — Как мог Гарро пойти на это?»

«Ну, во-первых, Гарро должен был делать все, что я приказывал. Он был полностью в моих руках, поскольку я знал о нем кое-что. А потом, что страшного в том, что мы сделали? — равнодушно сказал дядя. — Ведь я же сам создал этого двойника. Из собственной клетки».

«Но ведь это был настоящий, живой человек!»

103

«Шивой — да, но разве это был человек? Он еще ничего не понимал, он, так сказать, был отключен от внешнего мира, и мозг его был чище мозга новорожденного. Поверь, страшного в этом ничего нет».

Я не мог прийти в себя от охватившего меня ужаса. Дядюшка, мой дядюшка Роберт... Неужели он способен на такое?!

«Как ты понимаешь, — продолжал дядя, — когда у меня болела печень, пришлось поступить таким же образом. Ведь первого . я вынужден был усыпить окончательно. Не возиться же с этим одноногим недоумком всю жизнь только из-за того, что когда-нибудь тебе может потребоваться от него еще какая-то запасная часть. Гораздо проще сделать новою.