Подошел поезд. Шельбаум с женой вошли в последний вагон. Софи была вдовой слесаря, расстрелянного военщиной во время февральского восстания 1934 года *. Шельбаум никогда не сожалел о своей женитьбе. Все то, чего он так мало имел в своей жиз,ни — поддержку и человеческое тепло, — он нашел в браке. Благодаря Софи он познакомился с людьми другого класса, о людьми, которые до этого были ему чужды. Он не стал коммунистом, как ее расстрелянный муж, но он интересовался идея-

• В феврале 1934 года рабочие Вены, Линца и ряда других городов выступили против фашистов, которые в это время начали открытыП разгром левых организаций. После трех дней боев сопротивление рабочих было подавлено. Восставшие не были поддержаны всеобщей забастовкой и потерпели поражение.

73

ми и целями коммунизма, и если поблизости — в Бригитеяау, в Флоридсдорфе лли Леопольдштадте - проходили мероприятия коммунистической партии, то он шел туда. Шел не из простого любопытства, а о серьезным намерением узнать поближе этих людей.

- Мне они гадили, как только могли, — сказал он.

Жена это знала. Она знала, что является одной из причин, почему ее муж не продвигается по службе. Человек с высшим образованием женится на женщине из рабочей семьи. Кроме того, она была вдовой «красного». Если бы они знали, что на выборах он всегда отдавал свой голос коммунистам и левым социалистам, то были бы просто ошеломлены. Все это у некоторых лиц давно переполняло чашу терпения, например у обер-полицайрата Видингера, бывшего членом «Союза Свободной Австрии» (ССА).

Поезд остановился на Шведенпляц. Она поднялись по лестнице к набережной и перешли Мариенбрюкке. Дом, в котором они жили, был построен еще ракануне первой мировой войны. Лифт в нем напоминал грубую железную клетку и действовал далеко не всегда.

Здесь кто-то был, — сказал Шельбаум, когда они подошли

к своей квартире на четвертом этаже. С легким кряхтением он

наклонился и поднял конверт.

Это подбросил Нидл, — сказал он, читая записку на обо

роте конверта. Он помог жене снять пальто, разделся сам и

прошел в гостиную. Здесь он долго стоял рядом с книжной

полкой и рассматривал на стене гравюру Дюрера «Рыцарь,

смерть и дьявол», что он имел обыкновение делать, когда о чем-

то размышлял.

— Что-нибудь особенное? — спросила жена озабоченно.

Нет, Софи, — ответил он. — Я уже знал, что Видингер

едет в Испанию на полицейскую выставку в Мадриде. Потом он

посетит различные учреждения испанской полиции. Сопровож

дает его комиссар Зандер. Тем временем я должен буду заме

щать Видингера в отделе. Есть у нас что-нибудь выпить?

Я заварила чай.

Шельбаум вышел из гостиной. Софи не была любопытной, но слова мужа заинтересовали ее. Раскрыв записку, она прочла: «...Наши испанские коллеги весьма чувствительны. Мы не хотели бы ставить их в неловкое положение. Поэтому проявите понимание и воздержитесь от участия в поездке. Согласно рангу и выслуге лет Вы будете замещать меня в отделе...»

«Вот оно что, — подумала фрау Шельбаум. — Как деликатен господин Видингер, даже его оскорбления заметишь не сразу».

* * *

Несмотря на холодный вечер, терраса виллы Фридемана была ярко освещена. Четыре шарообразные лампы на железных стойках обрамляли выложенный плитками прямоугольник, откуда широкая лестница вела в сад.

В саду у террасы стояла скамейка, на которой, скрываясь в темноте, сидела женщина. Едва наверху открылась дверь, она

74

подняла голову, Подошедшая к парапету Карин Фридеман узнала Ковалеву.

— Подойдите ко мне, мое дитя, - сказала Ковалева, которая

в обращении о юным поколением усвоила особый театральный

тон. —• Я спряталась здесь, чтобы поскучать. Поскучайте и,вы

со мной.

Карин хотелось побыть одной, но вежливость не позволила ей отказаться от приглашения. Она спустилась по лестнице и села рядом со старой женщиной.

— Вам, я вижу, не по душе эта суматоха? Есть ли там хотя

бы пара славных молодых людей? - продолжала разговор

Ковалева.

Скучные юноши и глупо хихикающие девицы, танцевавшие в зале, по мнению Карин, никак не заслуживали названия славных молодых людей. Однако, не испытывая к Коваловой особой симпатии, она ответила:

— Хотела бы я знать, чего им надо от моего дяди.

— Загадка легко разрешима, — сказала Ковалева. — Ком

паньоны вашего дяди имеют ведь и другие обязанности. Вот

они и посылают вместо себя своих детей, чтобы не обидеть хо

зяина.

—• А почему вы здесь?

Из-за старой привязанности к вашему дяде. Мы сравни

тельно давно знаем друг друга. Таким приемом он каждый год

отмечает юбилей своего дела. Вы до сих пор не присутствовали

на подобных сборищах?

Я училась в Граце, — сказала Карин.

— Ну, многого вы не упустили. Дело обычно оканчивается

скандалом. Ваш дядя может быть просто невыносимым. Сегод

ня он, например, вообразил, будто я плохо отозвалась о нем в

беседе с Кнауером, старостой ССА в Хитцинге.

От ночного холода Карин начала дрожать, ей хотелось уйти, но она не знала, под каким предлогом отвязаться от Коваловой.

— Не понимаю, почему он так возится с людьми из этой орга

низации, — сказала она, зябко пожимая плечами.

Щелкнув зажигалкой, Ковалева закурила.

А почему бы и нет? — спросила она, с наслаждением вы

пуская дым.

Он ведь был в концлагере, а члены ССА...

Возможно, ваш дядя видел не так уж много плохого...

А остальное стерлось из памяти. Теперь времена изменились, и

дела важнее, чем воспоминания...

Я нахожу это гнусным.

Но, дитя, — сказала Ковалева вкрадчиво. — Я ведь гово

рю за вашего дядю, а не за себя.

На террасе распахнулась дверь, и кто-то крикнул: — Карин, где ты?

Моя тетка, — торопливо сказала Карин. — Я должна вер

нуться. Вы идете? Становится прохладно.

Идите, идите, — ответила Ковалева. — И желаю хорошо

повеселиться.

Дора Фридеман была в нервно-возбужденном состоянии. Когда она вернулась домой, между супругами разыгралась бурная сцена. Фридеман был совершенно уверен, что у жены есть лю-

75

бовник, и лишь боязнь того, что она не сможет выйти в этот вечер к гостям, удержала его от желания избить ее.

Карин последовала за теткой в комнату, примыкавшую к веранде. Вальтера Фридемана здесь не было. Карин обнаружила его, когда заглянула в зал. Музыка только что закончилась, и девица, с которой танцевал Фридеман, стояла у лестницы, ведущей на второй этаж. На гостье было платье с глубоким вырезом. Фридеман, нагнувшись, дул ей в вырез, что, казалось, девицу забавляло больше, чем самого хозяина.