Ну что это за приключение такое. Всё не так. Такое ощущение складывается, что мне его сейчас самой уговаривать придётся. Так, один момент. Кто сказал, что я согласна?

Позабыв, что у меня, собственно, ноги болят, я встала и, как раньше Моррин, принялась мерять шагами лабораторию.

Дома и на секунду бы не задумалась, потому что на него ещё с момента явления в библиотеке запала. И целоваться с ним мне тоже понравилось, не взирая на всё ту же овчарку. Блин! Я начала испытывать к незнакомой ведьме некоторую неприязнь. Ну надо же было всё так испортить! На романтическую, ситуация не тянула никак. Теперь, даже при самом лучшем раскладе буду думать, что это он по необходимости.

„С памятью плохо?“ — ни с того ни с сего подключилась рационально мыслящая часть мозга. — „Ты чем подслушивала?“

И правда, что-то я совсем загрузилась.

Так что делать-то?

„Алёна, я сейчас простужусь!“ — странно-расслабленно поделилась Мара, которая склонив голову наблюдала за моими перемещениями. Я с трудом удержалась от того, чтобы вступить с ней в полемику и, вдоволь набегавшись, плюхнулась назад в кресло.

Алхимик загадочно смотрел на меня, а поймав мой взгляд — согласно полуприкрыл веки. Что же старый (а в этом я не сомневалась) хитрец там себе напровидел?

— Будем надеяться, — неожиданно для меня встрял мой язык. (Что-то в последнее время он всё чаще и чаще выступает автономно от хозяйки. Надо бы как-нибудь его на наличие мозгов проверить. Я собственным ушам не поверила.) — Что старухе вариант с первой ипостасью тоже на ум не пришёл. Иначе, я — пас.

Какое-то время они переваривали услышанное, потом синхронно уставились на вторую высокую договаривающуюся сторону.

Сторона обреталась в кресле напротив. Опять это непонятное выражение лица: типа и да и нет, потому что да… К психиатру ему срочно надо с такими раздвоениями, или как-то самостоятельно с собой разбираться.

Потом Моррин встал и, подойдя ко мне, молча протянул руку. Разобрался, стало быть. А, может, у меня на лбу было написано, что я сейчас сбегу в направлении дома и повторного предложения они со своей шизофренией до конца жизни ждать будут.

„Прямо сейчас и пойдём?“- ехидно уточнила какая-то особо умная часть рассудка.

„А что? Предлагаешь лет двадцать подождать?“ — не менее ехидно возразила вторая.

„Потом всё равно потом сбегу домой, и пусть себе думают, что хотят“- малодушно добавила третья.

„Ну, наконец-то, определились.“ — томно добавила всплывшая минуту назад на волне выпитого и довольно настырная четвёртая.

— Уверен, что обойдёшься без вспомогательной литературы? — я приняла руку и заставила себя подняться на ноги.

— Ты подслушивала, — возмущённо ахнул алхимик, не будучи в курсе наших дежурных перепалок.

— Ни-ни, — заверила я, запоздало осознавая, что только что подписалась сразу на два первых раза: за себя и, в некотором роде, за „пациента“.

За те минуты, что мы топали „ко мне“ я успела перебрать в голове уйму воображаемых побочных факторов, начиная от классического „Душ бы принять“ (нижнего белья на мне так и так не было, я всё постирала и положила к мирским шмоткам, и на эту тему волноваться уже не получилось бы), до „Эх, так и знала. Надо было у Мара книжку на предмет теории отобрать!“ (мало ли, какая там ещё разница, кроме биологической), и упорно отгоняла мысль о состоявшемся гешефте и пресловутой другой ипостаси: уж очень это попахивало извращением.

Уронив плохо слушающимися пальцами щеколду на двери, я остановилась и взялась за шнуровку на корсаже. „Проектируя“ свой вечерний туалет, мне как-то в голову не пришло, что из него ещё и как-то выбираться придётся. Тем более, на публике.

Зачем я это затеяла? Всё, не хочу, не буду — и вперёд домой, пусть себе думает, что хочет. В настоящий момент моя голова прояснилась и на смену сумбурным эмоциям пришло прохладное равнодушие, кстати, уже появлявшееся прежде в сходной ситуации: ни целоваться, ни, тем более, начинать что-либо посерьёзнее не хотелось напрочь. В прошлый раз я так и сбежала, предварительно отправив ухажёра в душ.

Тёплая рука накрыла ледяную мою, притормозив процесс. Я чуть не подпрыгнула.

Моррин отошёл и остановился в центре комнаты, потом прикрыл светящиеся в полумраке глаза и, глубоко вдохнув, запрокинул голову и развёл руки ладонями вверх.

По апартаментам, срывая лепестки с цветов жасмина и погасив свечи (не знаю как, но каждый вечер когда я возвращалась, они горели), пронёсся вихрь. Ослепительный белый свет с утробным рычанием заструился снизу, пробиваясь сквозь паркет, и окутал стройную фигуру в эпицентре нестерпимым сиянием. Я заворожено уставилась на мертвенно-спокойное лицо, терзаемые ветром длинные волосы. Зрелище было настолько околдовывающе-прекрасным и нереальным, что я даже забыла, что собиралась сбежать прямо сейчас. Мор опустил руки и сияние исчезло, а свечи сами собой зажглись снова.

— По-моему, я передумала… — честно предупредила я, когда он вернулся. — Во всяком случае, сейчас мне так кажется.

Вместо того, чтобы справедливо возмутиться, он поинтересовался.

— Неужели боишься? Меня?

— Есть немного, — неожиданно для себя призналась я. — Но не тебя.

В золотисто-жёлтых глазах засветился тёплый огонёк, а на красиво очерченных губах появилась улыбка, от которой отстранённое оцепенение почувствовало себя неудобно.

— У нас есть всё время этого мира. Доверься мне.

Сонно пробормотав нечто вроде „Вот ещё разок для надёжности…“, Мор провалился в сон, разметав тёмные волосы по подушке. Я выждала пару минут, осторожно выползла из-под руки, могильным камнем придавившей меня к перине, трусливо, на цыпочках, прокралась к двери, прихватив собранный вчера мешок и, бросив прощальный взгляд на спящего оборотня, выскользнула в коридор, торопливо одевшись уже снаружи. Только бы никто мимо пройти не вздумал. Круче, чем демонята, выйдет.

Несмотря на то, что за прошедшие сутки подремать мне удалось хорошо, если час, энергия пузырьками шампанского играла во всём теле, и я вприпрыжку неслась по коридору, изо всех сил уговаривая себя не начинать впадать в депрессию.

Доносились звуки музыки и звон бокалов, мимо пару раз пробежала прислуга, таща оплетённые бутыли. Ну и горазды праздновать эти эльфы! Вторая ночь пошла! При виде меня, в старых „трениках“ и заляпанной куртке, один из них даже споткнулся, но не выронил из тренированных рук спиртное. Профессионал, уважаю.

Дверь в лабораторию была приоткрыта и до меня донёсся негромкий разговор.

— Что-то они задерживаются. Я беспокоюсь за девочку, — это Мара. Ой, а я так надеялась её не встретить.

Ориэль зашёлся смехом.

— Мара, детка, они, по моим расчетам, ещё и к делу толком не приступили. Если я хоть что-то понимаю, то раньше завтрашнего вечера мы их не увидим. Или у твоего братца какие-то проблемы?

Я кашлянула, привлекая к себе внимание. Собеседники выглядели так, будто и впрямь прошло не более часа со времени нашего с Моррином в высшей степени романтического ухода. Даже вина в бутылке не слишком убавилось.

При виде меня эльф подавился собственным смехом.

— А где второй? Алёна, не говори, что ты его пристукнула и оставила лежать за углом. На то, чтобы закопать, времени бы точно не хватило.

Я с любопытством воззрилась на всезнающе улыбающуюся Мару. Интересно, что происходит?

— Мор остановил время, Ориэль, — непонятно объяснила она.

— О! — не менее непонятно отреагировал тот. — Ну всё. Поздравляю.

— Где тут жертвенный кинжал? — пытаясь не смущаться так сильно, я воинственно потрясла наспех заплетённой косой. Не слишком длинной, должна признаться.

Ориэль осторожно извлёк из продолговатого ящика выглядящий ужасно древним нож, весь расписанный рунами, и протянул его мне.

Я безжалостно полоснула косу у затылка, вдобавок здорово порезавшись и едва не сняв с себя скальп. Подбежавшая на мой вскрик Мара принялась заговаривать глубокий порез.

— Пользуйтесь, — окровавленная коса выглядела устрашающе, зато очень правдоподобно. — Так, меня обезглавили, теперь пошли хоронить.