Скучать не приходилось ни секунды. К тому же, Маркин всё-таки показал мне ещё раз их „научный“ кабинет, где они изучали и восстанавливали досмертные записи. Как оказалось, замок перенёсся в Мальву вместе с ними, только вот пергамент очень пострадал, и архив приходилось склеивать практически из пыли.

— Кто же этим занимается? — на учёного Мар не походил ни по характеру, ни по складу ума.

— Мор, конечно, — тот посмотрел на меня, как на недалёкую девчонку. — Он их при жизни с папой составлял, потом один, а потом и тут, пока мёртвая вода не закончилась. Ну и потом, иногда.

— Это как? — меня уже выставили из кабинета и мы вернулись назад в библиотеку, а я всё не могла успокоиться. — Моррин, как можно лапами что-то написать так, чтобы потом ещё и прочесть удалось? Или ты в зубах перо держал? Требую демонстрации.

Воррок-старший, выглядевший намного здоровее, нежели две недели назад, оторвался от изучения какого-то фолианта, найденного лично мной в пыльном углу не далее, как позавчера, и озадаченно уставился на меня своими желтыми глазищами, отбросив назад длинную прядь волос. Хорошо, что я уже успела привыкнуть к его новому облику и не тормозила, как поначалу. Так, клинило иногда, но в приемлимых масштабах.

— Почему лапами? Это ты опять в критику ударилась? Что на этот раз? Почерк не устраивает?

Ну, водился за мной такой грешок. Когда мне надоедала серьёзная мина старшего оборотня, я начинала его всячески доводить.

— К почерку претензий нет, — и впрямь, всерьёз придираться к каллиграфически выписанным рунам было бы вопиющей несправедливостью. — Отсюда вопрос — кто писал?

— Сам он и писал, — вмешался Мар. — Во время лунного затмения Мор мог перевоплотиться на пару дней. Ну, и когда вода была, разумеется.

— Так что? — прищурилась я, — Подожди я чуток с полевыми работами, то подошёл бы как воспитанный человек и нормально объяснил суть проблемы, вместо того, чтобы на дерево загонять?

— Придушил бы я тебя, и дело с концом. С твоей панамкой, — захлопнул книгу оборотень. — Да и сейчас иногда очень хочется, да всё руки не доходят.

— Запиши на бумажке, — посоветовала я. — В твоём возрасте, до склероза — один шаг, и тот неполный.

— А ремнём? — прищурился потенциальный склерозник. — Даже юбку задирать не понадобится.

Население замка, кстати, между делом уже привыкло к моей манере носить обтягивающие брюки, единственное, что удалось отвоевать Маре — это платье за ужином. Тут она стояла насмерть.

— А на шапку? — дежурно отозвалась я.

— Вот-вот. Подумай о платье в таком разрезе. И прилично и наказать проблематично, — упомянутая Мара вплыла в библиотеку и уселась на край письменного стола.

Когда я их видела вот так втроём, становилось особенно заметно, насколько они не люди. Вроде, по антропоморфным признакам заметных отличий и нет, красивы каждый по разному, у меня каждый день эстетический шок случается. Шок проявлялся в виде ощущения хорошего удара под дых при виде Мора (это если без моральной подготовки встретить), а Мару, так я вообще бы на картине запечатлела, будь у меня талант в наличии.

Это на первый взгляд. А по мелочам… Прикус явно нечеловеческий: идеальные, радующие Голливудской белизной, зубы, по первости, шокировали слегка удлиненными резцами на обеих челюстях (на нижней они были чуть покороче), а они их ещё и выпускали по мере необходимости, как и когти. Это выборочной трансформацией называется. Кожа тоже отличалась от моей полным отсутствием какой-либо растительности, кроме как на голове (я в своё время Маркина очень хорошо рассмотрела, пока он передо мной голышом разгуливал), повышенной упругостью, а температура тела по моим прикидкам приближалась градусам этак к сорока одному (для констатации двух последних фактов я нахально облапала Мару, воспользовавшись первым же удобным случаем). И ещё эти их глаза: одинаково жёлтые, с вертикальным зрачком и прямыми волчьими ресницами. И светились в темноте. Мар меня как-то почти до обморока перепугал, когда я вошла в библиотеку, а он там книжку читать изволил. Без света, разумеется.

Я потому себе строго настрого запретила и думать о том, чтобы понравиться одному умнику. Особенно учитывая вторую (или первую?) ипостась. Я, конечно, девушка современная, но не до такой степени. Хотя странно это. Воррок-младший, к примеру, не вызывал у меня вообще никаких эмоций. Да, красавчик, да, брюнет (а я их всегда любила), а вот нет. Смотришь, как на картину в Эрмитаже и всё.

— По поводу панамки, — чёрт меня дёрнул рассказать анекдот про Красную Шапочку. Помните — бабушка, почему у тебя такие большие уши, и так далее. Так вот. После заключительной фразы „Это не хвост — сказал волк и густо покраснел“ в библиотеке воцарилась тишина, которую пару секунд спустя взорвал грохот опрокинутого кресла. Потом Маркин сдавленно хихикнул и тут же сделал вид, будто закашлялся.

— Оказался бы хвост, не пришлось бы триста лет у бочки с мёртвой водой отираться, — бесстрастно прокомментировала Мара, продолжая индифферентно сидеть на столе.

Я с удивлением воззрилась на сжавшего кулаки Воррока-старшего. Тёмная краска медленно заливала точёные скулы, поднимаясь ко лбу. Жёлтые глаза полыхали очень неприятным светом.

— Кто посмел… — кое-как совладав с собой, он очень спокойно поставил кресло на место.

— Мор, она же не знает, — заступился прокашлявшийся Мар.

— Алёна, не важно, откуда тебе эта история известна, но в моём доме я приказываю её никогда не упоминать.

— Да что случилось? — продолжая сидеть на полу (да, села, да, испугалась) спросила я. — Это всего лишь шутка.

— Шутка?! — прошипел Моррин, сняв выросшими когтями стружку с морёного дуба, из которого был сделан стол.

— Ну да. Анекдот. Вот смотри, есть история про Машу и трёх медведей. Потом садятся трое умников, типа нас, напиваются, и история заканчивается на „Гасите свет и всем спать“.

— Это как? — заинтересовалась Мара, совершенно не впечатлившись вспышкой брата.

Я рассказала, начав с предыстории.

Маркин хихикнул громче.

— А есть анекдоты про Красную Шапочку, — продолжила я.

— Больше предупреждать не буду, — горка стружки на полу заметно увеличилась.

— Там не про хвост, — заверила я и, покопавшись в памяти выудила ещё один.

„Куда? — спросила Красная Шапочка. — В корзинку, что ли? В шапочку?“ — я изобразила, будто полирую ногти.

Несколько мгновений все трое молчали. Первым заржал Мар, за ним — сестра. Уголок губ Моррина дёрнулся вверх. Потом он фыркнул и слегка расслабился. По крайней мере, когти втянул и больше меня не пугал.

За ужином я потребовала ввести меня в курс дела.

С молчаливого согласия старшего брата, роль рассказчицы на себя взяла Мара.

Как много скрывают и недоговаривают сказки.

Давным давно, жило-было приличное племя волков. Охотились себе, исполняя положенную им роль „санитаров леса“ и людей избегали. Вот только проживала в том же лесу умная и злая ведьма с научно-испытательскими наклонностями, и начало что-то странное с добропорядочными волками происходить: как-то — человеческими мозгами обзавелись, детёныши-оборотни народились (представляю, что там поначалу „счастливый“ папаша себе подумал!). Что именно произошло — скрыто под сенью веков, но власть над племенем ведьма имела и широко ею пользовалась: как-то, неугодных убрать, за материалом для жертвоприношений сбегать, ну, и всё в этом духе. И вот, лет семьсот спустя, не взирая на резко возросшую продолжительность жизни и обретение магических способностей, решил тогда очередной вождь племени с ведьмой по-свойски разобраться (надоело, должно быть, мальчиком на побегушках работать). Закономерный итог: ведьму не достал, а сам — сгинул. Старший сын, что характерно, попёрся на войну-джихад, и тоже схлопотал. Думал через праправнучку, Красную Шапочку, ведьму достать.

— А она ему голову заморочила, мёртвой водой опоила, бабка прокляла да убила. А нас всех потом охотники добили. Мар тогда ещё совсем слепой был. И теперь здесь без мёртвой воды Мор силы не имеет, — закончила она. — Бочки все на девицу заговорены, как гномы над этим не бьются, а люди нас за чудовищ держат. Как же, страшные волки-оборотни. А то и пакостят. То девица — не девица, то ещё что.