Как-то Патрик узнал, что в Гамбург приехал ротмистр Джеймс Гордон, шотландец. Юноша поспешил к нему, подумав: «Вдруг кто-ни­будь из наших.».

Ротмистр с тремя офицерами сидел за весёлым обедом. Учтиво поклонившись, Патрик сказал:

—             

Услышав о приезде человека таких достоинств, я не мог не за­свидетельствовать Вам своё почтение. Надеюсь, что господин рот­мистр простит мне неожиданное вторжение в час, когда Вы, вероятно, поглощены важными делами.

Ротмистр приветливо улыбнулся:

—             

Что Вы, друг мой! Земляк на чужбине — всегда радость. Счаст­лив принять Вас. Садитесь.

Выяснилось, что ротмистр не Гордон, а Гардин. Тем не менее, нашлось дальнее родство и куча общих знакомых. Хозяин радушно пот­чевал гостя. После третьего бокала вина Патрик почувствовал себя со­всем легко. Офицеры очень удивились, узнав, что он хочет вернуться на родину.

—

Тебя, дружище, на смех подымут! Поехал за море, поглядеть который час, и вернулся таким же дурнем, как уехал. Да и что нынче делать в Шотландии? Там правит надменный узурпатор! — гремел рот­мистр Гардин — Нет, если уж вернуться домой, то со славой и богат­ством! Оставайся со мной, волонтёром. Будешь жить не как слуга, а как мой младший брат.

Он тут же повёл Патрика в конюшню, где стояли три его ло­шади, и предложил любую, на выбор. Отличные кони! Особо пригля­нулся Патрику чалый мерин, не слишком видный, но резвый и послушный.

«Пойти волонтёром — другое дело! Не понравится, можно вер­нуться», — немного опьяневший Патрик согласился. Утром он пожалел о своем решении, но слово было дано.

Ротмистр служил в драгунском¹⁵ полку герцога Саксен Лаутен

бургского. Весною армия выступила в Штеттин.

Покачиваясь в седле, Гардин просвещал своего юного друга:

—

Наконец, зима кончилась. Вон как жаворонки заливаются! Семь лет прошло после Тридцатилетней войны. Европа отдохнула. Те­перь наше время. Скоро в бой. Можно и отличиться, и деньжат подна­брать. Карл Х Густав собрал добрую армию: семь тысяч кавалеристов и десять тысяч пехоты с прекрасной артиллерией. Пойдём в Польшу. Будет, чем поживиться. Там паны на золоте едят.

—

Да ведь с Польшей перемирие ещё на шесть лет, — удивился Патрик.

—

Королю на это плевать! — засмеялся Джеймс. — Корону он по­лучил совсем недавно, после отречения кузины, Королевы Христины.

И теперь Его Величество желает отметить начало царствования победоносной войной. Шведская армия — лучшая в мире. А Польша едва держится под ударами мятежных казаков Хмельницкого и моско­витов, уже захвативших пол-Литвы. Говорят, подканцлер Радзиевский, изгнанный королем Яном Казимиром, уверил Карла Х, что большин­ство польских вельмож тут же перейдут на его сторону.

Патрик недавно прошел почти всю Польшу. Богатая страна, храброе дворянство.

—             

Не думаю, что Польшу можно одолеть столь малыми силами.

— Сие — только начало, — заметил Гардин. — Шведский риксрад¹⁶

на собственные средства набрал три полка. Ещё четыре набирают на деньги Кромвеля. Лорд-протектор рад любой драке на континенте, лишь бы иноземцы не вмешивались в его дела в Англии. Король наме­рен довести армию до сорока тысяч. Да ведь не в числе дело. Польская кавалерия не сможет противостоять регулярной шведской армии. Вот увидишь, дойдёт до дела, и поляки побегут.

—             

А как же договор о перемирии?

—             

Законники найдут сотню причин объявить его недействитель­ным. Ян Казимир весьма неосторожно пишет в своём титуле «король Швеции». Такая наглость! И совсем не важно, что он тоже из рода Вазы, дальний родич Карла Х.

Карл Х Густав предъявил Польше шесть «веских претензий» и объявил о расторжении договора о перемирии. Главным был вопрос о титуле.

Фельдмаршал Виттенберг собрал старших офицеров.

—

Мы входим в Польшу, — сказал он. — Весьма важно, дабы любой поляк, перешедший на нашу сторону, не испытывал обид и при­теснений. Требую строжайшей дисциплины! Солдат и офицеров, оби­жающих и грабящих обывателей, буду вешать беспощадно!

И ещё. Учите солдат строю! Не жалейте ни сил, ни времени. В бою плотный строй — самое главное. Вдолбите в их тупые головы: кто дрогнул, побежал, тот погиб. Поляки — прекрасные наездники, нале­тают лихо. А справиться с регулярным строем не могут.

После первого же столкновения возле Везе от польских воевод прибыл трубач. Они запросили перемирия. На переговоры уехал под- канцлер Радзиевский. Он сказал полякам:

—

Король Карл Густав клянётся сохранить все вольности шляхты и духовенства, не притеснять католическую веру, не увеличивать по­дати. Никто не понесёт обид и не будет ограблен. Шведские войска не имеют права на постой во владениях шляхты или на иные поборы, кроме тех, что шляхтичи платили на коронное польское войско.

Заманчивые обещания! К тому же своевольное, буйное и плохо обученное шляхетское ополчение, да ещё и под командой ни разу не нюхавшего пороху познанского воеводы Кшиштофа Опалинского, не могло устоять против железных полков Виттенберга.

Познанская и Калишская области присягнули на верность и под­данство шведскому королю. Дальше шведская армия шла без боя, зани­мая город за городом. Фельдмаршал строго карал грабителей и мародёров. Солдат и офицеров вешали за малейшую жалобу.

В Германии драгунам жилось привольно. В Польше не стало ни бесплатных квартир, ни жалования. Его Величество Карл Густав счи­тал, что война сама себя кормит. Как и любой солдат, Патрик каждый вечер должен был раздобыть фураж для лошадей и что-нибудь съедоб­ное себе и ротмистру. Приходилось изворачиваться.

Скоро драгуны объяснили Гордону, что они-то солдаты короля, а он слуга офицера, в сущности, мародёр, им не чета. И хоть Патрик добросовестно исполнял обязанности драгуна и больше других ста­рался добывать продовольствие и фураж, доставалось парню немного: ротмистр забирал всё или лучшую часть.

—

Нет, парень, таким путём ни чина, ни славы не выслужишь, — как-то молвил ему шотландец Вильям из соседней роты. Он был всего на год старше Патрика, а уже выслужил чин лейтенанта. — Честнее, да и выгоднее служить солдатом. Тяжело, но другого пути у тебя нет. Кабы ты имел высоких покровителей, тогда другое дело. Дерзай! Недаром шотландцев считают лучшими солдатами в Европе.

Гордон два дня думал, потом решился. Ротный лейтенант по его просьбе поговорил с Гардиным. Ротмистр поворчал, но согласился.

Патрик принял присягу, стал законным солдатом. И попал из огня да в полымя. В роте его приняли хуже некуда: чужак, новичок, да ещё джентльмена из себя строит, а сам по-немецки говорить не на­учился. В первую же неделю Патрик четыре раза стоял ночь в карауле, да и дальше легче не стало. Сумей при этом раздобыть корм и себе, и коню!

Гордон старался не замечать обид. Молчал. Скоро Вилли отозвал его в сторону:

—

Какого чёрта ты терпишь насмешки этих хамов? Твою дели­катность и благородное воспитание немцы считают трусостью. Зате­вай ссору при малейшем намёке! Вызывай на дуэль! Победишь или проиграешь, неважно. Обычные дуэли до первой крови. Только так ты заставишь немцев уважать себя.

—

Спасибо за совет, — кивнул Патрик. — Я и сам об этом думал. Наверное, ты прав.

Долго ждать не пришлось. В тот же вечер граф Кенигсмарк под­нял полк в ночной марш. Шведы славились уменьем внезапно по­являться там, где их никто не ждёт.

Предыдущую ночь Гордон провёл в карауле и теперь ужасно хотел спать. Впрочем, дремали и другие драгуны, придерживаясь за луку седла, дабы не упасть. Ровно шли привычные к строю кони. Уснул и Патрик. И тут один из соседей легонько подхлестнул его мерина. Тот плавно вынес Гордона из ряда и, обогнав эскадрон, пристроился рядом с полковником. Граф тоже дремал. Проснувшись, он заметил рядом не­знакомого всадника и спросил: