Брат виновато наклонил голову.

— Я знаю. Я чувствую себя чудесно. Как птица. Словно я свободен. Разве это не ужасно? Отец умер, а я жив. Какой-то злой рок.

— Злой рок, — согласилась она.

Их глаза на секунду встретились. Вопрос, кто будет управлять делами Макфаркаров, повис в воздухе. Она была не без основания убеждена, что завещание отца в этом отношении будет в ее пользу, но Питер наверняка будет иметь кое-какие официальные претензии в зависимости от того, как именно сформулировано завещание и как их мать получит свою долю в компании, если дело дойдет до сражения. Викки усмехнулась:

— Всего понемножку. Не в один день. Правильно?

— Правильно, — улыбнулся он ей в ответ. — Это я хорошо заучил. Тише едешь — дальше будешь. Чертовская трата времени — все эти годы. Мне многое надо наверстать.

Когда он ушел, она набрасывала заметки об их встрече, потомо пустила ноги с кровати на пол. Медленно и осторожно пошла к окну, где, к ее раздражению, ей пришлось ухватиться за подоконник, чтобы устоять.

— Привет, Виктория!

Она обернулась, ее спина ныла.

Вивиан Ло стояла в дверях, лицо потемнело от горя, угольно-черные волосы падали на плечи. Она была в белом, и Викки смутно припомнила, что китайцы носят белесую или неокрашенную одежду в знак траура. Неокрашенная пенька. Грубая пенька. Конечно, это не для Вивиан. Белое ей к лицу. Прекрасная возможность поддержать традицию — весьма стильно.

— Привет, Вивиан. Где вы пропадали?

— Извините меня. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Потом я была в Шанхае.

— По делам Макфаркаров?

Вивиан колебалась.

— По делам вашего отца. Могу я войти?

— О, вы имеете в виду авиалинию? — спросила Викки с сарказмом.

— Нет.

— Пассажирско-грузовые самолеты?

Вивиан вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

— Извините, но я должна поговорить с вами наедине.

Глава 19

Викки хотела остаться у окна, где освещение сзади давало ей преимущество, но она была так слаба, что ей пришлось бы вложить всю свою силу в то, чтобы стоять. Поэтому она пошла к кровати, забралась на нее и села, откинувшись на подушки.

— Садитесь.

Вивиан села в предложенное кресло, нога на ногу, и сделала непривычно видимое усилие взять себя в руки.

Викки спросила:

— Кого вы видели в Шанхае? Ма Биньяна?

Глаза Вивиан широко раскрылись, когда Викки произнесла имя студенческого лидера.

— Значит, вы помните?

Викки просто смотрела на нее. Она до сих пор гадала, была ли Вивиан правой рукой отца, как он заявил, или его подстрекательницей.

— Я помню все.

Она помнила тень огромной красной джонки, нависшую сбоку, когда «Мандалай» провалилась под ней. Матросы в черном спустили шлюпку. Сильные руки вытащили ее из воды. Она помнила каюту, полную звуков. Боль в голове, казалось, разрезала ее мозг на две части и встала, как барьер, между видением носа рыбачьего судна, врезающегося в «Мандалай», и тяжелым, полным мрачными предчувствиями моментом, когда они с отцом поняли друг друга и «Мандалай» тонула под ними.

Солнце в конце концов сожгло туман. По узору, который оно вырисовывало на полу каюты, она с тревогой увидела, что они плывут на юго-восток — курс, далекий от пути к Гонконгу. Она попыталась сесть, преодолевая путы боли в голове. Толстая мачта «Мандалая» летела на нее опять и опять. Она ударилась головой еще раз, поняла она, о корпус яхты, когда барахталась на леерах.

Массивная фигура нависла над ней — китаец-северянин, такой высокий, что ему приходилось пригибать голову, когда он проходил под балками на потолке. Она вздрогнула, когда он заставил ее опять лечь своей сильной рукой.

— Не волнуйтесь, — сказал он по-английски. — Мы не знаем, насколько вы серьезно ранены.

— Кто вы?

— Старый друг вашего отца. Как вы себя чувствуете?

— Куда вы меня везете?

Вместо ответа он положил прохладный мокрый компресс ей на лоб, а когда она пожаловалась на жажду, принес чайник, из которого он раньше наливал себе чай. Следя за ним глазами, она увидела, что он сел и наблюдал за ней со стула.

По косым лучам солнца она поняла, что долго была без сознания. Но тем не менее она помнила все, что с ней случилось после того, как умер отец. И еще она вспомнила, что видела этого человека раньше — на палубе красной джонки, прошлым летом, когда он перехватил ее взгляд. Но при ближайшем рассмотрении его лицо оказалось еще более знакомым — лицо с многочисленных фотографий из колонки новостей. Ма Биньян — пекинский студенческий лидер, протеже Тана. Викки правильно угадала тогда. Он был диким наездником степей, с примесью маньчжурской крови в жилах — соратники называли его Чингис-ханом за безоглядную отвагу. Ее отец выбрал опасного человека для тайных связей, но на него можно было положиться. Это сказал бы каждый в Китае.

Опершись на локоть, Викки пыталась пить теплый чай, но почувствовала приступ тошноты.

— Куда вы меня везете? — спросила она опять. Ма Биньян колебался.

— Вы не доверяете мне?

— Давайте скажем так — мы не знаем, кому доверять.

— Я тоже не знаю, кому можно доверять.

Великан с широким плоским лицом взглянул на нее настороженно.

— Что вы имеете в виду?

— Мы плыли с отцом, а в следующую минуту нас протаранил рыбачий траулер из КНР. Кому доверять?

— Я бы доверял тем, кто меня спас.

— А я бы доверяла тому, кто отправит меня прямо в больницу в Гонконге. Я ранена. Мне нужна помощь.

Он молча смотрел на нее. Прямо за его спиной, через окно она видела ноги одетых в черное матросов, работавших на палубе.

— Если только у вас нет хирурга на борту.

До нее дошло, что все ею сказанное было произнесено низким шепотом и очень медленно. Этим объяснялось озабоченное выражение его лица. Если она выглядела хотя бы наполовину плохо, как чувствовала себя ее голова, она должна была быть похожа на человека, который вот-вот умрет.

— Ваш отец сказал, зачем мы собирались встречаться с ним сегодня? — спросил он.

— Встречаться?

Он опять уставился на нее, и Викки поняла, что она дома и в безопасности. Ма Биньян понятия не имел о том, чего опасался ее отец.

— Мисс Макинтош. Ваш отец от всего сердца заботился об интересах Гонконга и Китая. В этом я убежден. Вам выпала большая честь продолжить то, что он не успел закончить.

— Я намерена это сделать, — прошептала она. — Макинтош-Фаркары будут такой же неотъемлемой частью нового Гонконга, какой были в старом, неважно, какой флаг будет развеваться над ним.

— Вы бесчестите Дункана Макинтоша, разыгрывая невежество.

— Мой отец дважды согласился встретиться с вами, Ма Биньян. Во второй раз он поплатился за это жизнью. Какой я должна сделать вывод?

Ма Биньян гордо усмехнулся при упоминании своего имени.

— Вывод, что ваш отец отдал жизнь за новый Китай — Китай, который работает. И ищет выхода.

Несмотря на свои открытия, Викки чувствовала, что чего-то не хватает. Она подумала — угадала ли она, почему джонка опоздала на рандеву.

— Тан Шаньдэ не с вами, не так ли?

— Итак, вы все знаете?

— Я ничего не знаю. Но если вы тайно стараетесь для «Нового Китая», то вам лучше иметь в своем лагере партийного лидера Тана, иначе будете кормить свиней в Монголии еще до того как произнесете «Совместная китайско-британская декларация». Тан на борту?

Ма Биньян бросил на нее взгляд, и Викки поняла, что угадала правильно. Партийный лидер не прибыл, и Ма Биньян старается сбить ее с толку.

— Совершенно очевидно, что ваш отец вам все рассказал.

— Я не собираюсь повторять ошибки своего отца, — прошептала Викки, поклявшись, что лучше доказательства Дункана Макинтоша о коррупции Чена и Ту Вэй Вонга останутся спрятанными в мачте на яхте матери, пока не сгниют, чем она будет рисковать будущим Макфаркаров ради бесплотной мечты.

— Ваш отец доверял мне, — упрашивал Ма Биньян.

— Мой отец мертв, а ваш партийный лидер не объявился.