Моррест обвел взглядом Оле и Ирмину - и улыбнулся, как улыбался, находя выход из очередной западни. А потом поклонился смущенной, кинувшейся было поднимать его с колен Ирмине - и поцеловал пальцы босой ноги, украшенные, по обычаю танцовщиц, узорами чего-то, похожего на хну.

  - Спасибо за Мечту, - произнес он. - Пусть и твоя Мечта сбудется.

  - Моя мечта не сбудется, - уже выходя, услышал он негромкий голос. - Именно потому, что сбудется твоя.

  Моррест вошел на женскую половину через дверь для служанок. Уже это было страшным преступлением для каждого мужчины, кроме Императора. Но когда Ирмина закрыла за ним дверь, Моррест почувствовал огромное облегчение: теперь, когда пути назад не было, гаденький трусливо-рассудочный голос заткнулся.

  Босые ноги осторожно ступали по прохладному гладкому полу, сапоги Моррест нес на веревке, перекинув через плечо, дворцовые коридоры были тихи и пустынны, дрожащее пламя ламп едва разгоняло мрак. Изысканный аромат витал в воздухе: лампы были заправлены розовым маслом с какими-то добавлениями. Моррест шел бесшумно, самым громким звуком был шум крови в ушах - и все же за каждой колонной, каждым углом, каждой дверью ему мерещился враг. Наверняка Император не оставил покои императрицы без охраны. Конечно, вряд ли охранники - мужчины. Но вот вооруженные евнухи или какие-нибудь девы-воительницы обязаны быть.

  Но огромное здание, целый комплекс зданий, именовавшийся "женской половиной", хранил гробовое молчание. Если в деле и правда сам Император, ничего удивительного нет. Наверняка он мог надавить на начальников охраны, заставив изменить привычнок расположение постов.

  Коридоры, стены, пол и потолки были выложены полированным мрамором, украшены искусными барельефами на мифологические темы. Иные были довольно-таки фривольными: считалось, что Император и его жена, равно как и наложницы, проходя по коридорам и глазея по сторонам, захотят сделать все как на барельефах. Не захотят - так хоть возбудятся и морально приготовятся к предстоящему. Если, конечно, Императора не поразила мужская немощь.

  А женская половина все так же пустынна и безмолвна - многие помещения давно пусты, их единственная обитательница - Ее величество Пыль. Пригодятся, если придется прятаться. Век назад, изрядно захмелев на пиру, рассказал Оле, наложниц у Императоров было много. Но Арангур Четвертый оказался однолюбом. С его подачи жрецы объявили, что Императору приличествует иметь лишь одну законную жену - правда, это не исключало множества наложниц, дети от которых ни при каких обстоятельствах не имели прав на трон. Они просто не считались Харванидами. Но Эвинна, с которой Император состоит в браке - дело другое. В глазах закона она сама стала Харванидой, ее дети будут полноценными представителями династии.

  Если, конечно, ни один из участников заговора не проболтается по пьяни, не попадется и не признается под пыткой.

  Огромную расписную дверь, похожую на раскрашенную матрешку, Моррест заметил издалека. Стараясь справиться с биением сердца, он осторожно прошел последние шаги и толкнул дверь. Большая, массивная створка отворилась без малейшего скрипа, будто в немом кино. Пахнуло свежестью, прохладой: на загораживавшие окна решетки вешали смоченную в холодной воде ткань, и горячий уличный ветер становился прохладным. Были и другие ухищрения - например, внутри стен прорезали отверстия, по которым в жаркий день текла ледяная вода. Зимой, наоборот, пускали подогретую, хотя имелись и печи. Камины на женской половине тоже были, их сделали не столько для обогрева, сколько для красоты.

  Торопливо прикрыв дверь, Моррест вошел. Его обволок прохладный, наполненный едва уловимыми ароматами воздух, ноги принял толстый, сказочно мягкий ковер. В забранное узорной решеткой окно сочился лунный свет, блики причудливо мешались с тьмой, отражались от полированного мрамора, едва заметными отблесками рассыпались по покою - белея на потолке, переливаясь на шелке балдахина, отражаясь от стоящего на столике кувшина с водой. Спиртное Эвинна никогда не брала в рот.

  - Кто здесь? - раздался из-под балдахина встревоженный голос. Для Морреста этот голос был слаще райского пения. Заговорщики не обманули, он был в одном шаге от своей Мечты, и имя этой Мечте было - Эвинна. Именно к ней он шел - сквозь доносы королевского летописца, зачумленный городок Самур, обитель отшельника Велиана, бойню на Гверифском тракте... Сквозь сражения, пожары, клоаку пороков - императорский дворец...

  - Эвинна... Я пришел.

  Молчание. Но оно красноречивее слов. В нем только любовь - и страх.

  Не за себя. За него.

  Осторожно, стараясь не напугать, Моррест отодвинул балдахин. На него уставились огромные, испуганные и такие прекрасные глаза, что Моррест в них утонул. Он просто потерял счет времени. О том, что время идет, и он может не успеть задуманное, напомнила сама Эвинна. Молчание снова нарушил ее голос:

  - Зачем ты пришел, Моррест? Это смертельно опасно!

  - Когда идут на зов любви, голос страха умолкает, - ответил Моррест. Фраза получилась выспренней, но посреди роскоши императорского дворца прозвучала естественно и непринужденно. - А умереть за тебя я готов хоть тысячу раз. Я знал, что ты в беде, и не мог тебе не помочь.

  Эвинна помолчала. И заговорила быстро, торопясь поделиться горем с близким человеком. А может быть, смутно надеясь, что пришелец из иного мира знает способ, чтобы сделать невозможное - возможным? Если бы знать тогда, что понадобится не только трелинейка. Можно было бы купить виагру, похитить хорошего сексопатолога... Но чего нет, того нет, второй раз в родную Рашу не сгоняешь. Врата миров для него закрыты навсегда.

  - Моррест, дело не во мне, а в Императоре. Он совершенно ни на что не способен... как мужчина. Я сделала, что приходилось делать Мо... тому жрецу-кетадрину, от которого я бежала. И ничего не вышло, у него просто не получается, и все. Я расспросила лекаря, тот сказал, Кард в молодости мог... войти, но жена и тогда не беременела. Понимаешь?

  Что тут не понимать. Император-импотент. Отложенная во времени кровавая смута, чреватая гибелью страны. В ней схватятся Харваниды других ветвей, может, и просто ушлые военачальники, решившие плюнуть на закон и захапать корону. В конечном итоге, сила всегда права... Но кто бы ни победил, прогнившую Империю смута доконает. Сколен итак держится на честном слове. Если б не Эвинна, Амори уже правил бы обоими Сколенами из своего дворца.

  - У меня нет чудодейственного средства, чтобы Император смог делать детей, - мягко произнес Моррест, рука впервые после свадьбы коснулась ее пальцев. Пальцы были непривычно холодными и безвольными. Как она изменилась за эти дни! Будто вдвое постарела, а ведь ей всего-то двадцать.

  Помнится, он чуть не рехнулся от бессильной ярости, когда представил, как она будет с Императором, как венценосный бабуин будет слюняво целовать ее губы и груди, по-хозяйски раздвигать ноги, с пыхтением входить в нее... Все оказалось куда омерзительнее. Император, наверное, и правда попробовал, может, и не раз - с достойным лучшего применения упорством. Наверное, лез целоваться, жадно мял губы, совал свое куцее хозяйство в рот, и ей приходилось не отворачиваться...

  Только все было напрасно. Видно, Богам и правда было неугодно, чтобы недостойный осквернил собой Их избранницу. А в том, что она избранница Богов и носительница Их милости, теперь сомневались немногие. Увы, эти немногие были облечены властью, достаточной, чтобы покуситься на Эвинну.

  - Такого средства у меня нет, - повторил Моррест. - Но наследник у тебя будет. Все будут считать его наследником Императора, но ты будешь знать, чей он сын. Он будет твоим утешением, сколько бы лет не прошло. Может быть, став Императором, он доделает начатое тобой. Поэтому обещай мне, что назовешь его Аргард. Как победителя Оллога и... будущего победителя.

  - Почему ты думаешь, что у меня будет мальчик?