Изменить стиль страницы

  "Спасибо тебе, король. Теперь, если хоть один сколенец тут есть, он увидит и расскажет соотечественникам, что я не сдалась и не предала. Прости, но мне придется отплатить той же монетой. Иначе не поверят ни мне, ни тебе".

  - Каюсь в том, что не одолела Амори, и не сожгла его здесь, как он того заслужил. В том, что не вырезала всех алков, глазевших на казнь сколенских героев и радовавшихся пролитой крови. Когда-нибудь война придет и к вашему порогу! Я каюсь за все это и надеюсь, что наши дети исправят наши ошибки.

  Голос больше не дрожал, не срывался - он заполнил всю площадь, в одних вселяя надежду, у других вызывая страх и злобу. Будто не осужденной преступницей она была, а обвинительницей. А Амори, его слуги и все, собравшиеся поглазеть на казнь - обвиняемыми. Так оно и было, ведь она уходила в вечность.

   - Что за...

  Услышав первые слова осужденной, Амори застыл с открытым ртом, побелел, а потом покраснел. Такого он не ждал. По идее, он должен сейчас рвать и метать, слушая, как поносит его страну проклятая ведьма - побежденная, но так и не сломленная. Но против воли король чувствовал восхищение.

  Впечатляет. Особенно если вспомнить аристократов, попов и Харванидов. Эльфер, Ордо Голодный, Император Валигар, и особенно - король Кард. Боги доверили им Империю, поставив надо всеми людьми, выше даже жрецов, но они смогли лишь подличать, трусить и предавать. Может, Эвинну и правда послали Боги, дабы Харваниды вспомнили, для чего рождены? "Какова, а?! Интересно, смог бы на ее месте я?"

  Но надо изображать, что взбешен, напуган, ненавидит ее за отказ от великодушного предложения: по сравнению с костром отрубание головы может считаться милосердием. Алк Морской, как это надоело...

  - Палач, приступай! - вскочив с трона, крикнул король.

  Факел ткнулся в дрова, по ним побежало, быстро набирая силу, пламя. С гудением и треском оно взбиралось по дровам, подкрадываясь к ногам сколенки. Огонь и дым взвились над лобным местом, скрывая от нескромных глаз Эвинну, при жизни ставшую Верхнесколенской.

  Ее окружали враги. Взгляды алков обжигали ненавистью, в рев пламени вплетались грязная брань и проклятия. Но среди нарядных, одетых в добротные одежды алков нет-нет, да и мелькали босоногие сколенцы в застиранных домотканых рубахах, для которых Алкриф вовсе не был раем земным. Они тоже смотрели на Эвинну, но молчали. Эвинна знала, что значит это молчание: они запоминали, чтобы рассказать о последних минутах Эвинны Верхнесколенской в Верхнем и Нижнем Сколене. Они готовились хранить Память.

  Их взгляды тоже не отрывались от нее. Несмотря на адскую боль в ногах, до которых начал добираться жар, Эвинна улыбнулась соплеменникам. Хотел того Амори или нет - война изменила сколенцев. "Наших отцов, ровесников Эгинара и Фольвед, Амори пустил под нож легко. Они не знали, что за враг им противостоит. Пытались воевать по старинке, как велит честь. Даже сражаясь с алками, они видели в Амори Харванида, родича Императора Сколенского. Из-за этого и погибли. Мы уже знали, что мира не будет, или мы - или алки, и Амори с нами едва справился. Но что он будет делать с третьим поколением, свободным от наших заблуждений, сильным и безжалостным? Мстящим?"

  Да, она... нет, они с Моррестом, все равно победили. Народ, частью которого она всегда была, будет жить и однажды вернет себе свободу. Значит, будет жить и она - в памяти людей, в могуществе и счастье державы будущего. Той Империи, за которую бестрепетно умирали друзья и сподвижники. Какая разница, что никогда уже она этого не увидит наяву? Для них всех смерти нет. Дай-то Справедливый Амори хоть толику такого бессмертия.

  Эвинна улыбнулась, несмотря на чудовищную боль и жар, несмотря на евший глаза и горло дым. Наверное, в блеске пламени ей виделись мирные города и деревни той Империи, и, конечно, ее непобедимые легионы, потому что если некому дать Злу отпор, оно обязательно вернется. Смерти нет, есть вечная жизнь - не бесконечная, как в придуманном жрецами раю (от безделья же свихнешься!), а именно вечная. Потом все исчезло в одной нестерпимо жаркой вспышке боли, и пламя скрыло ее ото всех.

  "Я иду к тебе, Моррест!"

  ... С этого костра простая сколенская девушка уходила в вечность.

  23.3. 2009 - 1.9.2010.

  Реутов.

Приложение.

  Стихи, не вошедшие в текст.
  Макебальская пленница
  Была она столь незаметна,
  Что живой ее мало кто знал.
  А пришел час - и вот уже песня
  О ней сложена на века.
  В год жестокий, когда король алков
  Усмирять Верхний Сколен пошел,
  Осадил город он Макебалы,
  Где восстал народ городской.
  Только взять он не смог тот город -
  И тогда решил показать:
  Вы одни, мол, мне непокорны,
  Потому надо город сдать.
  Приказал - и девчонку схватили,
  Что нашли. А она была
  Так похожа на нашу Эвинну:
  Различила бы их только мать.
  И сказал ей тогда король вражий:
  "Если хочешь остаться живой,
  Назовись Эвинною вашей
  И пройди стеной городской.
  Призови горожан сдаваться,
  Им скажи, что попала ты в плен.
  А иначе - не сомневайся,
  Тебе не пережить этот день.
  Мы тебя тогда в масле кипящем
  Сварим, кожу кнутом содрав..." -
  И тогда к главной городской башне
  Повели ее сорок солдат.
  Что же делать? Ведь не героиня...
  И бойцом никогда не была...
  "Макебальцы! Я не Эвинна,
  А Эвинна воюет, жива!"
  Не Эвинна... Да что теперь спорить,
  Каково было имя твое?
  А ведь ты была бы достойна
  Это имя носить, как свое.
  Крепче стали дух человеческий,
  Вечен подвиг, как вечна мечта...
  Кто погиб в бою за отечество,
  Тот не будет забыт никогда.
  31.5.2001.
  Лакхни
  Здесь никто не сказал никому громких слов,
  Не блеснули искусством речей.
  Против тысяч закованных в латы врагов -
  Лишь пять сотен отважных парней.
  Позади - деревушка. Из окон домов -
  Побелевшие лица детей.
  Ждет их жизнь беспросветная алкских рабов,
  Или смерть от алкских мечей.
  А вдали, там, за синей рекой, в камышах,
  Где болота тянутся вдаль,
  Там уже и не Сколен, чужая земля,
  Там граница и родины край.
  И сказал тогда сотник, что вел нас сюда:
  Позади земли больше нет,
  Мы отдали все то им, что могли отдлать,
  Здесь для нас кончается свет.
  Если мы им оставим последний клочок
  Нашей родины, что за спиной,
  То уж некуда будет идти нам потом,
  Коль оставим народ мы свой".