А хуже всего прямое нападение на Империю, оно дало Эвинне право вторгнуться в Нижний Сколен, заставило труса Карда признать ее женой и соправительницей. А Эвинна - не парчовая кукла, способная образумить горячие головы. Хорошо хоть, Кард все-таки не решился сражаться и победить, предпочел откупиться головой Эвинны. Но сегодняшняя победа может обернуться поражением завтра. Да, скоро алкская армия станет непобедимой - но кто сказал, что пушки и винтовки не научатся лить враги? Да и враги эти будут другими. Разгром разбил иллюзии будущих мстителей, и, Амори не сомневался, они ошибки Эвинны не повторят. Значит, будут опаснее, решительнее, умнее. И если он успеет умереть, а на троне окажется недостойный...

  Но казнь Эвинны была хуже всего. Тогда он не мог поступить иначе, но теперь раскаивался: что позволено рыцарю, не позволено политику. Живую можно оклеветать, проклясть и опозорить. А та, чья жизнь стала Сказанием - неуязвима. Предавай ее анафеме хоть тысячу раз, это ничего не изменит. Для сколенцев она - мученица, завещавшая последователям месть и победу. Знамя для тех, кто решится оспорить победу алков. Кто после всех катастроф и предательств станет возрождать свою страну. Им будет проще: в отличие от Эвинны, у них будет пример. Так кто же победил? Он?

  Или все-таки она?".

  Моррест отложил перо и устало прикрыл глаза. Вот и все. Долгий, как путь вместе с Эвинной, труд окончен, последняя пергаментная страница перевернута. Задание короля, сначала изумившее своей нелепостью - написать об Эвинне правду, во всем противоречащую официозу - было выполнено. Можно нести "Сказание об Эвинне Верхнесколенской" на суд королю. И пусть разбирает его каракули, так непохожие на привычный минускул местных летописей.

  Помнится, когда в первый раз он сел писать книгу, он хотел просто изложить, что с ним случилось. Но правда правде рознь. Порой легенда подчеркивает в событиях основное, принося в жертву второстепенное, способное ввести в заблуждение. Если писать бесконечную, как неудачный роман-фэнтэзи, сплошную "боевку", никто не поймет, зачем все было. Зачем стояли на смертном поле воины сотника Эгинара, его юная жена бежала в зловонные топи, только бы не стать подстилкой для захватчика. И зачем ничем не примечательная девчонка, ее старшая дочь, единственная изо всей семьи выжила, прошла кошмар северного рабства, чтобы вернуться и отдать земные долги. И сколенцы два с лишним года сражались за свободу, умирали и убивали, да и сам он прошел по лезвию меча?

  Значит, решил он, лучше писать так, как было написано то "Сказание", которое он нашел в сугробе в самом начале. Коротко, просто - и яростно. За лишними словами теряется сила книги.

  Так он и писал. Кое в чем он даже отошел от фактов. "Сказание" стало прямолинейным и коротким, ничего лишнего - как удар меча. В "Сказании" чуда не случилось - о своей роли в событиях он не написал, а его место рядом с Эвинной занял принц Альдин - как будто он не погиб в Самуре, а добрался до столицы и там встретился с Эвинной. И не случилось похода Эвинны в Нижний Сколен, а Император отрекся, так и не став ее мужем. Зато у нее было немного семейного счастья и сын - не от любовника, а от законного мужа, незаконнорожденного сына Амори. И был поход алков на север: Макебальская осада, только не повстанцами, а алками, но в конце все равно резня. И битва за Аттард. И сколенское возмездие под Хедебарде, и снова разгром под Вестэллом, а последнюю осаду он перенес в Валлей. Моррест не знал, что кое-что из этих событий еще случится в свой черед - но уже без Эвинны. Почему-то именно такой ход событий казался более правильным: Эвинна ни на кого не нападала, она только защищала Верхний Сколен. А в конце ничего не изменилось, все было так, как было.

  "Сказание" он писал не столько для остальных, сколько для себя. Факты нашли место в другой книге, и вот она стала точной, как документальное повествование, и подробная, как мемуары. А это "Сказание" будет только его достоянием. Пусть оно заменит ту книгу, которую он оставил в прежнем мире.

  Моррест перелистал сухо шелестящие пергаментные страницы. Пергамент был новым, великолепно выскобленным, писать одно удовольствие. Амори дал пятьсот листов - ради такого количества пергамента, наверное, забили целое стадо, может, и не одно. А уж переплет получился на славу: надетая на дощечки тисненая кожа в золотом окладе, да вдобавок инкрустированная настоящими бриллиантами. Целое состояние в книге, да и только...

  Жаль, Амори не узнает, как злоупотребляет служебным положением то ли запасной летописец летописец, то ли просто зек с правом переписки. Моррест не льстил себе, заключение будет пожизненным. Впрочем, еще не вечер: вдруг его казнят вместе с Эвинной? С момента пленения он не знал, что происходит на воле, что сталось с любимой. Не подлежало сомнению одно: она в руках Амори, и только от королевского милосердия зависит, будет ли она жить. Милосердие, хм. Моррест усмехнулся. Милосердный Амори - как горячий лед. Хорошо смеется тот, кто стреляет первым.

  Шорох шагов Моррест раньше, чем обычно. Амори всегда приходил в одно и то же время, в сопровождении четырех вооруженных амбалов. Тоже одних и тех же, Моррест стал их даже узнавать. Но поскольку они всегда молчали, как рыбы, именовать их приходилось Первым, Вторым, Третьим и Четвертым. Амори садился в уютное кресло, телохранители выстраивались полукругом сзади, и король начинал рассказывать. Иногда еще приходил тот же служка, что приносил еду и уносил "ночную вазу", а порой еще прибирался. Но появляясь вместе с королем, служка нес необходимые Морресту документы. Ночью слуга все уносил.

  Но сейчас явно шел один человек. Слуга? Но сейчас не время. Или время? Солнечного света Моррест не видел уже давно, писал при свете ярких ламп, и мог определять время только по бурчанию в животе.

  И опять не сходится. У слуги другая походка, это Моррест уже усвоил. А тут - уверенный шаг человека, привыкшего ни от кого не зависеть. Король решил прийти один? Очень мило с его стороны. Может быть, хочет пожаловаться на Клотильду, х-хе?

  Дверь распахнулась, и на пороге оказался Михалыч собственной персоной. С последнего свидания бороду прибило сединой, видно, не одни радости ему выпали. Но в остальном он был прежним: спокойным, целеустремленным, аккуратным. Настоящий мастер, стоящий, как минимум, полка.

  - Михалыч, как тебя пропустили? - изумился Моррест.

  - Тише, парень. Я тут нелегально, да и вообще все меняется.

  - Рассказывай, - потребовал Моррест. - Мне ничего не говорят и не выпускают.

  - Долго рассказывать, а времени нет. Ты знаешь, что Ирмину с Аргардом схватили?

  Моррест почувствовал себя так, будто его ударили поддых. Что Амори сделает с Ирминой, которая в самый последний момент увела из-под носа сына Эвинны? А с самим Аргардом? Ведь для всех, кроме немногих посвященных и догадывающихся, Аргард - прямой наследник императорского трона.

  Ну и что, что Кард отрекся от престола - Эвинна-то не отреклась. Обвини ее во всех смертных грехах хоть сто раз, для сколенцев она останется императрицей, человеком-знаменем. А в мире, где человек не может существовать вне рода, племени и касты, сын - суть продолжение родителей. Амори можно понять: король не может себе представить, что сын не пойдет по стопам матери и отца. И уже неважно, кто этот отец: Кард или кто-то из офицеров Эвинны. Важно, что он попытается взять власть в Сколене и изгнать алков. И при известном везении...

  Амори спасает потом и кровью созданную державу от новых потрясений. Тут пойдешь на что угодно. Хоть на убийство женщины и ребенка.

  - Что с ними сделают?

  - Скорее всего, прикончат по-тихому. Это Эвинну сожгут с помпой, на виду у всех. Герольды уже огласили приговор. Тогда его последней проблемой станет ее сын.

  - Погоди, Эвинну казнят? Когда?