Вновь шевельнулся меднокожий.

…- осерчал было на вас, но узнав Истину – прозрел. И… Простил. Но впредь подобного зла ни я, ни он не потерпим!

Стукнул по бревну, на котором сидел, кулаком, и едва не вздрогнул Крут, увидев, как полыхнуло под перчаткой латной пламя синее. Начал понимать, с кем беседу ведёт и где находится…

- Но, Перун…

- Молчи! Скажешь ещё слово! Дай речь закончить!

Умолк Гостомысл. Ждёт. Перун же продолжил:

- Запомните, Дети Богов – когда будете войну вести против Триединого – нет для вас ничего запретного, ибо он – Зло в чистом виде. Там можете жечь, убивать, насиловать, всё, что душе вашей заблагорассудиться. Особливо – жрецов его. Но против народа своего – соблюдай правила воинские. Не роняй честь и совесть славянскую!

- Только против своего? Да когда же это славянин на славянина руку поднимал?!

Не выдержал Слав, и седой горько ответил:

- Было такое в старину. Есть такое сейчас. И будет в будущем. А твой народ – не только славяне. Есть и другие, но родня они тебе, хоть и выглядят по другому, те же дети Маниту…

…Не по себе стало Круту – на таком сборе сидит. С Богами общается на равных…

- Хотя и внука моего тоже враг есть. Сынок Трёхголового. На Полудне его царство. И придёт день и час, когда сойдётесь вы в битве лютой… Но не скоро. Очень не скоро…

- Отец мой и прочие родственники отныне заточены в своём Доме. Не могут покинуть его, помочь вам. Потому лишь я, да сын мой Маниту вам защита и опора. Так что, не серчайте на него…

Показал рукой на отца.

…- не в силах он вам помочь явно. Но тайно, через меня поддержку окажет. И вы о нём и прочих наших Богах, прошу, не забывайте…

Просит Бог. Неслыханное… Видимо, там, на Родных землях и впрямь творится чёрное зло, о котором упомянул Перун-воин… Вновь пожилой заговорил:

- Связи с землёй родной не рвите. Пусть прогнали вас бессовестные, забывшие о Долге перед Родом и Племенем, но народ – он же не виноват! Прошу вас помнить, что единая кровь в жилах ваших течёт…

- А души? Души наши едины?

Осмелился Крут подать слово, и осёкся – обернулись к нему все три Бога, посмотрели, и вдруг удивление отразилось на их лицах, и даже почтение, что ли… Улыбнулся Маниту, сказал по привычке: Хао!  Теперь сам Святовид речь повёл:

- Однако, удивил ты меня, воин. Не каждый из Богов Дар имеет, как у тебя! Редкостный он. Настолько редкий, как крупинка злата в песке речном. И ценен куда выше презренного металла… Что же, раз есть он – вот тебе наш подарок: будет он навеки в твоих потомках! А куда его применить – сам знаешь.

И резко оборвал разговор, снова Перун заговорил:

- Вот вам слово наше, от всех Богов Славянских, окончательное и последнее: живите в мире новом. Множьтесь, крепните, стройтесь. Но помните, что настанет час, когда придётся вам вспомнить своё предназначение, для чего вы пророчество Прокши- Провидца исполняете. Тогда и придите на помощь Земле Славянской, многострадальной, измученной. Уничтожьте Трёхголового Чернобога, и служителей его. Сотрите с лица земли капища поганые, предайте поруганию память о нём и вечному проклятию деяния тех, кто служит и поклоняется  Проклятому Богами. А теперь – пора вам. Каждый из вас вернётся туда, откуда взят был. Но память о нашем разговоре останется. И каждому из вас я дам своё предназначение. А теперь – распрощаемся, други.

Повёл рукой Перун, и вмиг всё исчезло, и костёр, и лёд, лишь вкус во рту стоит от напитка, коим Боги Крута угощали. Приподнялся воин на лежанке – ведь явственно помнит, что выскочил на зов кормщика, у руля стоящего. И вот, снова здесь, в избе палубной… Прикрыл глаза – едва не ахнул в голос: не то что пропал, усилился его Дар! По всему пространству, где люди лежат, огоньки душ светятся. Ровно, сильно… И самому так хорошо стало… А куда сей Дар применить – знает старший воин дружины братьев-князей. Коли есть тайный враг – так ему не скрыться. Душа выдаст. Или отсутствие её. Того, кто Вред народу Славянскому замыслил. Со злом пришёл к нему…

…Очнулся и Слав у себя в избе – рядом Анкана посапывает в две дырочки, животик уже большой, выделяется. Снова дитя они ждут. Приподнялся на локте, взглянул на жену, что клубочком свернулась, к нему спиной прижалась – улыбнулся затаённо, тепло на душе стало…

…Брячислав залпом осушил ковш с водой, перевёл дух. Обернулся – позади брат стоит, глаза шальные. Посмотрели друг другу в лицо князья – без слов всё ясно… Ноша тяжкая. Но им – по силам! И людям под их рукой по плечу!..

…По гладкой воде, подгоняемые попутным на диво ветром, да течением быстрым, пришли лодьи в Аркону Благословенную. В граде было в била ударили, когда заполоскались на горизонте паруса – множество лодий неведомых входят в воды острова Буяна [68]  Идут находники! К бою, горожане! Да когда приблизились корабли ближе, заметили знак Громовника на парусах, успокоились – прибыли воины братьев-князей за товаром, долги привезли жрецам, да лодьи храмовые возвращают хозяевам. Грянули сухо доски сходней о пристани, сбегают с них воины в доспехах сияющих. Все как на подбор, по тридцать три на каждом корабле невиданном. Строятся в ряды. Сошли, дозорных да охрану выставили, кликнули смотрителей, повелели забирать лодьи набойные, что Святовидовы служители три года назад им дали в пользование, да потребовали телегу под казну, дабы злато-серебро в Храм отвезти, оплатить службу тех кораблей. Смотрители дивятся – не видали они никогда таких лодий, на которых пришли в град дружинники. Вроде бы и две лодьи, а на деле – одна. И величины незнаемой доселе. Осели неглубоко, но то им нестрашно, поскольку палуба их на двух сразу корпусах раскинута, словно треножник. Куда ни толкни – всюду опора. Чу, топот конский слышен. На белых конях, в развевающихся плащах, опять же белых, в доспехах начищенных скачут воины дружины Святовидова дома. Сто из трёх сотен. Избоченившись, носы задравши к верху, бахвалясь конями горячими, уперев копья в небо.

- А кто такие, посмели на пристани храмовые пристать?

Крут вперёд шагнул, извлёк Знак тайный. Показал, но старший среди воинов скривился, сплюнул:

- Тьфу на него. Не значит он больше ничего. Убирайтесь! В хлебе и воде вам отказано. Неча место занимать задаром!

Напряглись за спиной воеводы воины, почуял он движение, когда те мгновенно стену боевую выставили, упёрли щиты ростовые, копьями ежа выстроили. Подались от неожиданности храмовые воины – не ожидали они такого. Думали, склонятся перед ними покорно приезжие, поскольку они служат жрецам, да не тут то было. А позади воинов уже и требучеты скрипят, натягивают противовесы, чтобы смести единым залпом наглецов-охальников, долг свой истинный позабывших. Рассирепел Крут, уже готов был команду подать, и похоронили бы храмовую сотню тут же. Да вовремя вспомнил, что ему Святовид говорил – не поднимай меч на брата. Опомнился. Обернулся:

- Мы здесь не для боя. Надо своё дело делать. А они – в своём праве. Не хотят, чтобы мы здесь стояли – на торговой пристани остановимся. На лодьи!

И открыли рты от изумления храмовники – не видали подобной выучки здесь уж давно! Чётко, единовременно рассыпался строй боевой. Дружно взбежали воины на лодьи. Не успели до десяти сосчитать, как уже отданы привязи, ползут паруса на мачты дружно, ветерком подгоняемые  отходят невиданные лодьи от пристаней храмовых, чётко, умело совершают манёвры положенные, идут быстро, уверенно…

Тут к сотнику старший служитель пристани храмовой подошёл, взглянул на того строго и зло:

- А куда мне теперь телеги гнать, мил человек?

- Какие телеги, тиун? О чём речь ведёшь?

- Так они злато привезли. За лодьи. И треть Святовидову от добычи. Мне показали – на четыре телеги полных будет. Я и пригнал. И Храм оповестил о доле великой. А ты их прогнал, не дал мне получить то, что положено. Что делать то будем? Где искать станем?

И обмер сотник, даже в штаны напрудил со страху: четыре телеги, полных злата Храм лишился по его дурости! Не простят ему такого! Прощай, белый свет…