— Определенно он слушал краем уха, — согласиласьмама. — Я уверена, что Петя хорошо бы учился в музыкальнойшколе!

— А кто в этом сомневается? — сказал папа. — Тыдумаешь, там учатся одни гении? Как бы не так! Там найдешь таких,из которых палкой не выбьешь ни одной ноты. Важно иметь знакомство.Надо найти туда ход — и все будет в порядке!

И папа начал искать ход. Но не такой ход, где все ходят, атакой, где мало ходят. Папа долго его искал, и я подумал, что онничего не найдет. Но однажды он пришел и сказал:

— Дело на мази! Завтра меня примет директор музыкальнойшколы.

— Как это тебе удалось? — обрадовалась мама.

— О, это длинная история! У нашего Карнаухова есть зять, узятя — племянник, и вот жена этого племянника обучает там детейигре на арфе или на каком-то другом допотопном инструменте. Она всеи устроила…

— Да, что бы там ни писали газеты, — задумчиво сказаламама, — а знакомство — великое дело!

На следующий день я не пошел в школу. Мама послала меня впарикмахерскую. Потом она начала меня мыть и скрести, будто ядолжен был прийти к директору голым. На меня надели вельветовуюкурточку и какой-то девчоночий бант, и я вовсе стал похож на чучелогороховое.

Директор школы был высокий худой старик, и ходил он прямо, будток его спине привязали доску. На носу у него качались очки. Даже неочки, а какие-то два стеклышка, а между ними защипка. Очки всевремя сползали с его носа, и я боялся, что они вот-вот упадут.

Директор посадил папу в кресло, а меня подозвал к пианино. Мнеопять пришлось петь. Когда я пере^ стал петь, он сказал папе, что ячудесный парень, но музыканта из меня все-таки не получится. Папастал просить, чтобы меня взяли в школу, и говорить, что все людидолжны помогать друг другу. Папа может помочь директору. Вот вшколе идет ремонт, и нет кровельного железа. Папа достанет железо.Директор сказал, что ему не нужно кровельное железо. Тогда папаспросил, что ему нужнр. Тут директор страшно рассердился и началбегать по комнате, и размахивать своими длинными руками, и кричать,что ему ничего не нужно. Ему только нужно, чтобы папа поскореевышел из комнаты. Директор так раскричался, что очки у негососкочили с носа, упали на пол и разбились. Я так и знал, что ониупадут. Я бросился собирать стеклышки, чтобы отдать их директору,но папа взял меня за руку, и мы вышли из комнаты.

Всю дорогу папа ругался и говорил, что из-за меня у него однинеприятности. Мама выдумывает какие-то глупости про лауреатов, апапа ее слушается. Директор прав! Никогда из меня не получитсяизвестного музыканта! Дай бог, чтобы я окончил школу! И на томспасибо!

Когда мы пришли домой, мама сразу увидела, что я опять неодаренный.

Она села на диван и заплакала. Уж очень ей хотелось, чтобы ястал знаменитым артистом.

Теперь, когда папа берет «Вечернюю Москву», он никогда не читаетвслух про искусство, про конкурсы и про то, кого из музыкантовпринимала королева.

Как мы хоронили Ляльку…

Мама говорит, что несчастья никогда не приходят в одиночку. Ониходят друг за другом, Как гуси по дороге. Сначала к нам пришло однонесчастье: папе дали маленькую работу вместо большой. И на этоймаленькой работе приходится много работать. А когда папа был набольшой работе, он работал совсем мало.

Потом пришло еще одно несчастье 1 моя сестра Лялька окончилаинститут.

Мама давно боялась, что она окончит институт.

— Я с ужасом жду этого дня, — говорила мама. — Яэтого не переживу.

— Переживешь! — смеялся папа.

И мама пережила. Она только страшно испугалась, когда Лялькапришла и сказала, что ее уже распределили.

— Куда? — спросила мама.

— В Уфу!

— Я так и знала, что тебя похоронят в глуши! У мамызадрожали губы и кончик носа стал

совсем красный.

Значит, Ляльку похоронят в глуши. Мне сразу стало ее жалко. Ялюблю Ляльку. Она хорошая сестра. Правда, не всегда она бываетхорошей. Утром, когда Лялька опаздывает в институт, она становитсязлой как черт. Вечером она не такая злая. И она делается совсемдоброй, когда приходит Володя-длинный, баскетболист, тот самыйВолодя Рукавишников, про которого мама думала, что он плесень.Лялька говорит, что он ей безразличен. Она чихать на него хотела.Поэтому, когда Володя приходит, она становится веселой, вызываетменя в свою комнату, обнимает за плечи, дает билеты на каток. Онаговорит Володе, что я хороший парень. А Володя-длинный отвечает,что таких мальчиков он никогда не видел и, наверное, не увидит досамой своей смерти. И Лялька смеется…

И вот такую сестру мы скоро похороним. Мне стало жалко Ляльку. Яочень разволновался. Мама тоже разволновалась и попросила лекарстводля сердца. Тут я вышел на кухню. ^

Дедушка Бедросов, как всегда, возился у плиты. Он любит варитьобед. На нем был фартук в клеточку. Этот фартук сшила себе егожена, Евгения Николаевна. Она была толще дедушки, поэтому фартуквисел на нем, как сарафан на палке.

Бедросов держал в руках большую кишку и запихивал в неегречневую кашу.

— Что нос повесил, джигит? — спросил меняБедросов. — Никак ты схлопотал двойку?

— Не схлопотал… Мы скоро Ляльку похороним… Бедросов такиспугался, что кишка у него упала на пол и из нее вывалиласькаша.

— Ты что, сдурел? — рассердился он.

— Нет, не сдурел.

— Такая здоровая девка — и вдруг помрет!

— Еще как помрет, — сказал я. — Ее похоронят вглуши.

— В какой глуши?

Я все рассказал старику. Он еще больше рассердился и началкричать, что мой папа не в столицах родился, а в Воронежскойобласти, а мама — в Пяти-хатке. И они там жили и не померли вглуши, а вот их дочь должна обязательно помереть! Дедушка заговорилбыстро-быстро, и слова у него вылетали как пули и наскакивали другна друга, так что уж ничего нельзя было понять.

Я вернулся в комнату. Пришел с работы папа. Мы сели обедать.Никто ничего не ел, все ковыряли, как говорит мама, вилками втарелках.

Папа уже не смеялся над мамой, он сказал, что надо спасатьЛяльку.

— Может быть, достать справку, что она больна? —спросила мама.

— Болезни не ее козыри, — ответил папа. — Каждый,кто на нее посмотрит, скажет, что она может кидаться гирями вцирке.

Лялька сидела красная и злая.

— Я слыхала, — сказала мама, — что замужних непосылают.

— Еще как посылают!

— А если муж живет в Москве?

— Тогда не посылают!

— Володя-длинный, кажется, холостой? — спросиламама.

— Баскетболистов и велосипедистов нам не надо! —пробурчал папа. — Проживем без них!

Потом все замолчали. Папа лёг на диван и начал читать проКортина д'Ампеццо.

— «Наша спортивная делегация, — читал папа, —живет в высокогорном отеле «Тре Крочи», находящемся в двадцатиминутах езды на автомобиле от Кортина д'Ампеццо. Этокомфортабельная гостиница, из окон которой открывается чудесныйвид…»

— Как ты можешь думать сейчас про Ампеццо! — заплакаламама. Папа отложил газету и сказал, что не надо плакать. Лялькасама по себе, Ампеццо сама по себе. Не все еще потеряно. Можно ещепоговорить с Геной Смузиковым.

— Это еще что за Смузиков? — удивилась мама.

— Он работает у нас в конторе. Хороший такой хлопец.

Мама всегда говорила, что папа умеет быстро разгадывать людей.Другому, чтобы узнать человека, надо сесть с ним за один стол исъесть целый пуд соли. Папе соли не надо. Он узнает без соли. Онпосмотрит на человека и сразу скажет, чем тот дышит и чтодумает.

— А как нам поможет твой Смузиков? — спросиламама.

Папа посмотрел на меня и начал говорить так, чтобы я ничего непонял.

— Бракейшн будет фиктивнейшн. Понимэйшн?

— Понимэйшн… — ответила мама.

Папа еще долго говорил, а мама слушала, и вздыхала, и всебоялась, как бы Смузиков не подложил нам свинью.

Мама всегда чего-нибудь боится. Чем плохо иметь свинью? Ведь унас дома нет даже собаки!

Лялька тоже испугалась свиньи. Папа клялся и божился, чтоСмузиков — честный человек, хоть и-работает у них в конторе, гдежулик на жулике сидит. Но Лялька и слушать не хотела. Она сказала,что пусть ее лучше похоронят в глуши, — и дело с концом! Мамаопять заплакала, легла на диван и сказала, что у нее разрываетсясердце. Папа дал ей капли. Он начал кричать на Ляльку, что онахочет погубить свою мать. Лялька убежала к себе в комнату.