Вам только не хватало иметь дома религиозную старуху, —сказала тетя.

— А мне начхать! — ответил папа. — Я сам кореннойатеист, не верю в загробную жизнь. Если старуха немного закостенелав своих взглядах, пусть среди нее ведет культурно-массовую работугрупком домработниц.

— Все же я бы поостереглась, — сказала тетя.

— А что? — спросил папа.

— Она может повлиять на Петю, — сказала тетя.

— За Петю я не беспокоюсь, — рассмеялся папа. —Он уже проявил себя в борьбе с суевериями. Ты разве не знаешь, какон перевоспитывал Зойку из третьей квартиры?

Мне тоже понравилась Пелагея Ивановна. И поэтому я пришел накухню и сказал дедушке Бедро-сову, нашему соседу!

— А у нас есть старорежимная старуха!

— Вот как! Ты это про кого?

— Про домработницу!

— Зачем же ты ее обзываешь старорежимной?

— Я не обзываю. Она хорошая. Такие старухи нам нужны.

Тут в кухню вошел папа.

— Правда, нам нужны старорежимные старухи? — спросил яу папы. — А дедушка не верит.

— Что ты мелешь чепуху? — рассердился папа.

— Ты же сам говорил, что они нужны!

— Слышите? Он меня цитирует. Как вам нравится этотначетчик? Если не. понимаешь, о чем речь, не повторяй, какпопугай!

— Ладно, — сказал Бедросов, — не будем вникать вэтот вопрос.

Папа взял меня за руку и вывел из кухни. По дороге я получил позатылку. Папа сказал, что это «аванс». Сполна я получу, еслипринесу еще одну двойку по арифметике. Я заплакал. Папа сказал,чтобы я перестал реветь. Я должен быть благодарен за учебу.

— Да, а когда тебя били, ты был благодарен? — спросиля.

— Еще как благодарен! Я это и сейчас помню, хотя это былодавно,

— Это было недавно, — сказал я.

— Кто же меня бил недавно? — рассмеялся папа.

— А на собрании. Ты вчера сам рассказывал, что тебя полторачаса били на собрании!

— Теперь я вижу, что ты непроходимый дурак! — сказалпапа и дал мне еще.

После этих «авансов» я начал думать, что не мешало бы принестипапе хороший табель. Я не знал, как это сделать. Арифметика мнеочень надоела. Ведь я и Лешка Селезнев решили стать фокусниками. Мымного тренировались, и у нас совсем не оставалось времени дляарифметики. Мы учились делать фокусы со шляпой, яйцами и солью. Мыхотели научиться их делать так, как Штепан Шима, которого видели потелевизору. Мы солили яйца, но они почему-то не исчезали в шляпе.Васька Тертычный сказал нам, что у Штепана, наверно, была непростая соль. Но тут Лешка узнал, что нужно достать не соль, аучебник для фокусников. Тогда мы написали письмо Штепану Шима. Мыне знали его адреса и просто написали: «Чехословакия, Прага,знаменитому фокуснику Штепану Шима». Письмо дошло, и он прислалответ. Он написал, что, прежде чем стать фокусниками, надо бытьграмотными людьми. И он спрашивал нас, как мы учимся в школе икакие у нас отметки по арифметике. Опять эта арифметика! Никогда недумал, что ею будут интересоваться в Чехословакии.

Я просто не знал, что теперь делать. Я ходил по комнате и думал,как бы избавиться от двоек. В комнате никого не было. Я зашёл заширму к Пе-лагее Ивановне. Она сидела на своей раскладушке и чтотхошептала себе под нос.

— О чем вы шепчете? — спросил я.

— Я, мой голубок, кавалер с ноготок, богу молюсь, —ответила она.

— А зачем вы молитесь?

Чтобы бог не оставил меня, старуху, чтобы всегда помогалмне!

— Он всем помогает?

— Он, голубок, грешить не помогает. Грешникам, значит, онсвоей помощи не дает.

— А я грешник?

— Что ты, голубок! Душа у тебя чистая, младенческая…

— Значит, если я помолюсь, он мне поможет?

Пелагея Ивановна прижала меня к своей широкой груди, от которойпахло тестом, подсолнечным маслом и пирогами.

Я пошел в другую комнату, стал в угол и попросил бога, чтобыКлавдия Николаевна не ставила мне двойки по арифметике. Вечером,перед тем как лечь спать, я еще раз попросил, чтобы у меня всегдабыл хороший табель. Так я молился три дня подряд, и на четвертыйдень меня вызвала Клавдия Николаевна, и я получил тройку! Это былочудо! Я ничего не знал, ничего не учил — и вдруг получил тройку!Тут я понял, что на бога можно надеяться!

Я все рассказал Лешке Селезневу, и он тоже решил надеяться набога. Теперь у нас стало еще больше свободного времени. Мы целымиднями играли в футбол и тренировались на фокусников. Мы научилисьтак ловко прятать яйцо за подкладку старой шляпы, что ребята никакне могли понять, куда оно девается. Чтобы стать фокусниками, «намоставалось уже не много: научиться доставать из воздуха сторублевыебумажки, а из уха — живую утку.

Из-за утки пришлось вовсе забросить арифметику. Мы вспомнили прозадачи только перед письменной работой. Вечером я и Лешка несколькораз устно просили бога не забывать про нас завтра.

Я не буду рассказывать, как мы писали письменную работу и что мынаписали. Клавдия Николаевна даже не возвратила нам тетрадки. Онаобещала показать их нашим родителям. Она пришла к нам в тот жедень. Папа сразу догадался, в чем дело. Он сказал:

— Насколько я понимаю, вы пришли не для того, чтобывручит!! мне Петину похвальную грамоту.

— Увы, хвалить его не за что, — ответила КлавдияНиколаевна. — Он совсем забросил учебу. У меня создалосьвпечатление, что он совершенно не работает дома.

— Мы создали ему все условия, — сказала ма-ма#— Ему нехватает только птичьего молока.

— Почему ты не учил уроки? — спросил папа.

— Я… я был занят…

— Слышите, он занят!.. Он очень перегружен. Он заседает вКомиссии ООН по разоружению…

— Я не заседаю в Комиссии ООН, — ответил я.

— Тогда чем ты был занят? — нехорошим голосом сказалпапа.

Тут все замолчали. Мама вынула платочек, чтобы заплакать. Папатихо спросил меня:

— Ты скажи, о чем ты думаешь? Кем хочешь вырасти? На коготы надеешься?

— Я надеялся на бога, — ответил я.

— Он еще шутит! — еще больше рассердился папа. —Как вам нравится этот сатирик?

— Я… в самом деле… надеялся на бога… И я рассказал всюправду.

— Боже мой! — схватился за голову папа. — И это яслышу в моем доме! И это говорит мой сын! И кому? Папе-атеисту!

В комнату вошла Пелагея Ивановна и спросила, нужно ли засыпать всуп вермишель.

— К черту вермишель! — закричал папа. — Лучшескажите, чему вы учите сына?

Пелагея Ивановна посмотрела на меня, сложила руки под фартуком исказала жалобным голосом:

— Ничему я его не учила. Дите мое чистое, непорочное,забижают тебя родители… Нету тебе от них никакого внимания…

— Вот полюбуйтесь, — развел руками папа. — От нееон всему научился. Ходят по земле такие старорежимные старухи, иникто их не перевоспитывает.

— Я и без вас воспитанная и перевоспитания — сказалаПелагея Ивановна.

Никому до них нет дела, — продолжал папа. — Никто ихне агитирует, не убеждает, никто на них не влияет. Групкомдомработниц в стороне. Даже радио не рассказывает им, как возниклажизнь на Земле, есть ли жизнь на Марсе, не говоря уже о дру. гихестественнонаучных темах!

— Не надо мне ваших тем! — ответила ПелагеяИвановна. — Я и без них проживу. Меня и так все уважают. Менясам товарищ Полонский, заведующий продмагом, в домработницызовет.

Пелагея Ивановна пошла к себе и начала укладывать свои вещи.Ширма колыхалась и прыгала как живая. Клавдия Николаевна отдалапапе мою письменную работу и начала прощаться. Папа пообещал ейвзяться за меня. А мама заплакала и сказала, что она никогда небудет нанимать домработниц. Пусть нанимают их те, которые родилисьв сорочке!

Я начал врать

Я начал врать. Раньше этого за мной не замечалось. Я был хорошиймальчик и никогда не обманывал родителей, у них, слава богу, и безменя хватает неприятностей. А теперь — пожалуйста… Не проходит дня,чтобы я не соврал. Я начал врать незаметно для себя и так втянулсяв это дело, что неизвестно, кем я вырасту. Возможно, я станунастоящим преступником. Во всяком случае, честный человек из меняне получится. Так говорит мама.