– Это займет не больше минуты.

Пирс снова откинулся на изголовье кровати, положив руки под голову.

– Я буду ждать.

Подойдя к двери детской, Аманда услышала гул увлажнителя. Медленно открыв дверь, Аманда тихонько зашла внутрь. Воздух казался тяжелым от насыщавшей его влаги, которая покрывала практически все вокруг.

Придется потом просушивать ковер. Но главное, Кристоферу явно стало лучше. Дыхание окончательно выровнялось, и мальчик мирно, безмятежно спал. Улыбнувшись, Аманда вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Когда она вошла в спальню, Пирс поднял глаза и спросил:

– Ну как?

Аманда присела на кровать.

– Он спит и дышит абсолютно нормально.

– Что я говорил? – Пирс выглядел очень довольным.

Трудно было выразить словами благодарность, которую испытывала она к этому человеку. Не стоило даже пытаться. Поджав под себя одну ногу, Аманда сидела перед Пирсом.

– Ты вовремя посоветовал мне включить душ – откуда ты знаешь о таких вещах?

Руки Пирса медленно скользили по ее телу, приводя обоих во все большее возбуждение.

– Просто я очень умен от природы, – заявил Пирс. – К тому же я видел, как это делает монашка в сиротском приюте в Румынии, о котором делал репортаж. – Пирс мысленно содрогнулся, вспомнив, сколько ужасных вещей видел во время поездки в Румынию. – Только там у них не было настоящего душа. Этой женщине пришлось приспособить для своих целей садовый шланг. Но все равно она добилась нужного эффекта. – Пирс улыбнулся, вспомнив монашку, о которой рассказывал. – Сестра Мария Елена. Ей было, наверное, лет семьдесят. Строгая пожилая дама – в приюте были порядки как в казарме. Но, несмотря ни на что, дети всегда были аккуратно одеты и накормлены.

– Похоже, эта женщина достойна восхищения.

Поймав руку Аманды, Пирс стал целовать ее ладонь.

– Да, на свете мало таких женщин, как она.

– Ты не слишком жалуешь женщин, правда?

Пирс широко улыбнулся. Ему не хотелось сейчас вести серьезный разговор.

– Я люблю женщин. – Он с видом собственника положил руку на бедро Аманды. – Они гораздо гибче и мягче мужчин.

– Но я говорила не о такой любви.

Что ж, если вспомнить женщин, которые играли серьезную роль в жизни Пирса, не удивительно, что он относится ко всему женскому полу с недоверием. Мать бросила его, бабушка издевалась над ним, жена изменяла ему. Да, он не любил женщин, но сейчас Пирсу не хотелось обсуждать эту тему.

– Опять изображаешь из себя психоаналитика, Мэнди?

– Может быть. – Пирс поцеловал ее в шею, и глаза Аманда закрылись от удовольствия. – Наверное, я пытаюсь понять тебя, чтобы решить, действительно ли я веду себя как дура или мне это только кажется.

Пирс взял в ладони ее лицо и несколько секунд смотрел на Аманду – решительно вздернутый подбородок, ясные глаза.

– Только не ты, Мэнди. Ты кто угодно, только не дура. – Наверное, поэтому его и тянет все время к этой женщине.

Аманда нахмурилась от неприятных воспоминаний.

– Но Джеффу удалось сделать из меня дуру.

Пирс не хотел ничего слушать ни о Джеффе, ни о других мужчинах в ее жизни. Его волновал только этот миг, словно не было ни сегодня, ни завтра. И так было всегда – никаких планов, никаких сожалений. Никаких связей. Так все и должно оставаться.

– Ты была тогда моложе.

– Я была влюблена. – Аманда внимательно изучала лицо Пирса, словно ища чего-то, чего он не хотел ей показывать. – А это очень опасно для рассудка. Рассудок вообще имеет склонность пасовать перед лицом сильных эмоций.

– Я не понимаю, о чем ты.

Ложь соскользнула у него с языка словно сама собой. Ведь на самом деле Пирс знал, о чем говорит Аманда. Просто ему не хотелось этого знать. Он все еще боролся с эмоциями, которые пробуждала в нем Аманда, все еще не хотел связать себя с нею всерьез.

Разум Пирса диктовал ему встать и уйти. Но зов тела побуждал остаться. И Пирс упорно гнал от себя мысль, что дело все-таки не в этом, что, даже будучи гораздо моложе, он никогда не шел на поводу у голоса плоти.

То, что происходило с ним сейчас, было гораздо больше сексуального влечения и именно этим пугало Пирса.

Он заметил, что Аманду сильно разочаровал его ответ. Что ж, он предупреждал ее. Она знает, что он за человек. Знает, что он не способен никого полюбить.

Пирс медленно поднял футболку, все еще скрывавшую от него тело Аманды.

– Ты собираешься проболтать все оставшееся у нас время, или мы все же перейдем к чему-то конструктивному?

Сняв футболку через голову Аманды, он швырнул ее на пол. Теперь она сидела рядом, обнаженная и такая соблазнительная, словно глоток воды в жару. Нагнувшись к Пирсу и касаясь напрягшимися сосками его руки, Аманда начала расстегивать на нем рубашку.

– Конструктивное? – пробормотала она. – Никогда раньше не слышала, чтобы это называлось так.

Через несколько секунд рубашка, в нетерпении сброшенная Пирсом, уже лежала на полу рядом с футболкой Аманды, а руки ее скользили по животу Пирса, двигаясь к застежке брюк.

– Это имеет множество разных названий.

Расстегнув ремень, Аманда медленно раскрыла «молнию» и просунула руку внутрь.

– Например? – потребовала она.

Едва пальцы ее коснулись плоти Пирса, по телу его словно пробежал огонь.

– Сейчас я не могу думать ни о чем, кроме тебя.

Притянув Аманду к себе, Пирс жадно впился губами в ее губы.

На этот раз они занимались любовью медленно, словно у них было много-много времени – целая вечность, словно рядом на столике не тикали часы, напоминая им о том, что рано или поздно надо будет вернуться в мир реальности.

Пирс ласкал тело Аманды, пробовал на вкус, вдыхал ее запах. Желание расцветало внутри его, подобно весеннему цветку, и ощущения, которые он испытывал, повергали его в благоговейный ужас. Он исследовал сегодня то, что уже знал, брал то, что давно принадлежало ему. Аманда угадывала все его желания, предвосхищала каждое его движение. Она была с ним – ни на шаг вперед, ни на шаг назад, только с ним.

Эта женщина сумела постичь его душу.

Но когда Аманда вдруг оказалась наверху с таким видом, словно собиралась изобразить наездницу, Пирс чуть не задохнулся от удивления.

В порыве восторга он стал страстно ласкать ее груди, погружая пальцы в ее теплую нежную плоть.

– Кое-что новенькое, да, Мэнди?

– Всегда и во всем, – пробормотала она.

Пирс был точно пьян от ее любви. Волосы Аманды опустились по обе стороны ее лица, словно живой занавес. Она уперлась руками ему в грудь и замерла на мгновение.

– С тобой – всегда. Все привычное становится с тобой новым.

– Ты прочла мои мысли.

Погрузив руку в ее волосы, Пирс притянул к себе голову Аманды, не в силах больше думать ни о чем.

38

Часы незаметно складывались в дни. Прошло две недели.

Аманда чувствовала себя так, как чувствует, должно быть, человек, сходящий постепенно с ума.

Стоун связался с юристами телестудии и объявил им условия своей клиентки. Колеса правосудия, как и предполагалось, крутились медленно – даже слишком медленно, как казалось Аманде. Она предпочла бы немедленную конфронтацию, взрыв, только бы все решилось как можно быстрее. Но Стоун предупреждал ее, что законы не работают подобным образом.

Что ж, Аманда и без него хорошо знала, что закон был суров, расчетлив и медлителен. Те же самые эпитеты она могла бы употребить применительно к своему отцу. Хотя Генри Фостер теперь постоянно находился в Далласе, он не предпринял ни одной попытки повидаться с дочерью и внуком, которого никогда не видел.

И этого Аманда никак не могла ему простить.

– Бедный Кристофер, – бормотала она, глядя на играющего рядом сынишку. – Тебя не желают знать ни отец, ни дедушка. – Она вздохнула. – Не так просто жить в этом мире, дорогой.

Она вдруг подумала о Пирсе и о том, что ему пришлось пережить в детстве. Как ужасно чувствовать себя никому не нужным, когда никто тебя не любит! У Кристофера, по крайней мере, есть мать, которая его любит. Аманда потрепала сынишку по волосам. Мальчик поднял голову и улыбнулся.