— Фрейлейн Ариана!.. Фрейлейн Ариана!

В дверь постучали. Ариана приоткрыла дверь и увидела фрейлейн Хедвиг. Девушка быстро приложила палец к губам и вышла в холл.

— Что случилось?

— Ш-ш-ш… Вы его разбудите. Герхард нездоров.

— У него температура?

— Кажется, нет. Но он сильно простыл.

— Я должна его увидеть.

— Ни в коем случае. Я обещала, что все оставят его в покое. Пусть как следует отоспится. Герхард очень боится, что разболеется и не сможет в четверг попасть на призывной участок. Будем надеяться, что сон восстановит его силы.

— Конечно. Он прав. Может быть, все-таки вызвать доктора?

Ариана покачала головой:

— Пока не стоит. Вот если ему станет хуже…

Фрейлейн Хедвиг кивнула, довольная тем, что ее воспитанник проявляет такой патриотизм.

— Он у нас хороший мальчик.

Ариана обезоруживающе улыбнулась и поцеловала воспитательницу в щеку.

— Исключительно благодаря вам.

Фрейлейн Хедвиг порозовела от удовольствия.

— Может быть, принести ему чаю?

— Нет, не стоит. Я сама приготовлю ему чай. Чуть позже. А пока пусть поспит.

— Ну хорошо. Если понадобится моя помощь, немедленно позовите меня.

— Непременно. Спасибо.

— Не за что.

И фрейлейн Хедвиг удалилась.

Она появлялась в тот день еще трижды, всякий раз предлагая свою помощь. Ариана отвечала, что Герхард проснулся, немного поел и снова уснул. Наконец наступила ночь. Оставалось продержаться еще сутки, а потом вернется отец и все устроится. Он скажет, что сам отвез Герхарда на призывной пункт, и комедия будет окончена. Продержаться еще двадцать четыре часа, и все. Послезавтра вечером их с отцом здесь уже не будет.

Поздно ночью Ариана, чувствуя себя бесконечно усталой и разбитой, спустилась вниз по лестнице. Этот день дался ей нелегко — все время приходилось дежурить у двери, отбивая «атаки» Анны и фрейлейн Хедвиг. Неудержимо захотелось хотя бы на несколько минут отлучиться с опостылевшего третьего этажа. Ариана зашла в кабинет отца, остановилась возле погасшего камина. Неужели Вальмар был здесь еще утром? Именно в этой комнате они наскоро попрощались. Без него кабинет выглядел безжизненным — бумаги аккуратно сложены на столе, книги ровными рядами стоят на полках. Ариана подошла к окну, посмотрела на озеро, вспомнила прощальные слова отца: «Ни о чем не тревожься. Послезавтра я вернусь. С Герхардом все будет в порядке».

— Я волнуюсь не о Герхарде, а о тебе, — сказала она тогда.

— Не говори глупостей. Неужели ты не доверяешь своему старому отцу?

— Доверяю. Больше всех на свете.

— Вот и хорошо. Я тоже бесконечно тебе доверяю. И поэтому, моя дорогая Ариана, я покажу тебе кое-какие вещи, которые в один прекрасный день могут оказаться очень кстати. Думаю, тебе пора это знать.

Он показал дочери потайной сейф в спальне, еще один в большой библиотеке и, наконец, маленький сейф в спальне Кассандры, где по-прежнему хранились все ее драгоценности.

— Когда-нибудь все это будет принадлежать тебе.

— Почему ты решил сказать мне об этом сейчас? — дрогнувшим голосом спросила Ариана, и на глазах у нее выступили слезы.

Ей не понравилось, что отец выбрал именно этот момент, чтобы посвятить ее в подобные секреты.

— Потому что я люблю тебя, потому что я должен быть уверен, что в случае чего ты не пропадешь. Если дело примет скверный оборот, ты скажешь им, что ни о чем не знала. Ты думала, что Герхард заперся у себя в комнате наверху. Говори им все, что сочтешь нужным. Лги. Главное — защити себя. Тебе помогут ясная головка и вот это. — Он показал ей карманный пистолет и несколько пачек купюр. — После поражения Германии эти деньги утратят всякую ценность, но камни и золото всегда будут в цене.

Еще он показал Ариане томик Шекспира, где в потайном отделении хранилось кольцо с крупным изумрудом и перстень с бриллиантом, который Кассандра всегда носила на правой руке. Ариана непроизвольно потянулась к нему, сразу вспомнив это знакомое сияние. Когда-то, много лет назад, бриллиант украшал руку ее матери…

— Кассандра всегда носила его, — с грустью произнес отец, неотрывно глядя на перстень.

— Да, я помню.

— Правда? — удивился он. — Итак, ты знаешь теперь, где кольца. Воспользуйся этим перстнем, если возникнет необходимость. Считай, что это будет дань памяти твоей матери.

Вспоминая слова отца, Ариана со вздохом подумала, что надо ложиться спать — ожидание в пустом кабинете никоим образом не приблизит долгожданный миг встречи. А утром снова надо рано вставать, чтобы занять пост у двери Герхарда — домогательства фрейлейн Хедвиг наверняка возобновятся с новой силой.

Она выключила свет, прикрыла дверь и поднялась по лестнице к себе.

А в это время поезд, на котором ехали Вальмар и Герхард, стоял на вокзале в Мюльхайме. Утомленный долгой дорогой, юноша уснул и не просыпался уже четыре часа. Во сне лицо его казалось невинным, совсем детским. С момента отъезда из Берлина прошло двенадцать часов. Несколько раз в вагон входили военные, дважды они заглядывали в купе и проверяли документы. Вальмар называл Герхарда вслух «мой юный друг», документы у них были в порядке. Объясняясь с проверяющими, фон Готхард произносил слова на простонародный манер, держался робко и почтительно. Герхард помалкивал, пугливо поглядывал на солдат. Один из них шутливо потрепал его по волосам и пообещал, что скоро он тоже станет военным. Мальчик изобразил радостную улыбку, и патруль двинулся дальше.

Остановка в Мюльхайме была короткой, в вагон никто не сел, однако Вальмар решил, что пора будить сына — скоро Лерах, конечная остановка. Девятимильная прогулка по ночному холоду поможет ему окончательно проснуться. Самое трудное — пересечь границу и пораньше добраться до Базеля. Оттуда до Цюриха они доедут на поезде. Там Герхард будет в полной безопасности, и Вальмар сможет пуститься в обратный путь. Два дня спустя он вернется в Цюрих с Арианой, и тогда все втроем они отправятся в Лозанну.

Фон Готхарду не терпелось поскорее вновь оказаться в Берлине, с Арианой. Девочке наверняка сейчас приходится несладко. Но важнее всего сейчас доставить Герхарда в Цюрих. Итак, сначала Лерах, потом ночной марш. От Мюльхайма до Лераха по железной дороге было восемнадцать миль — полчаса езды. Герхард еще сонно потягивался и протирал глаза, когда поезд прибыл на станцию. Дальше состав не шел.

В половине второго ночи многочисленные пассажиры ступили на перрон. У Вальмара, успевшего отвыкнуть от ощущения твердой земли под ногами, дрогнули колени. Он не сказал об этом сыну, а лишь натянул на глаза шапку и поднял воротник. Они зашагали к станции. Ничего примечательного — просто старик и подросток возвращаются домой после поездки по железной дороге. Одеты они были очень просто, и никто не обращал на них внимания. Вальмара могли бы выдать холеные руки и ухоженные волосы, но в вагоне он так и не снимал шапку, а руки как следует вымазал грязью еще на берлинском вокзале.

— Проголодался?

Герхард снова зевнул и пожал плечами:

— Нет, я в порядке. А ты?

Отец улыбнулся.

— Держи.

Он протянул сыну яблоко, припрятанное еще с обеда. Герхард впился в яблоко зубами, и они зашагали вдвоем по пустой дороге.

Путь до границы занял целых пять часов. Мальчик мог бы идти и быстрее, но Вальмар едва поспевал за ним — сказывался возраст. И все же для семидесятилетнего старика он был в неплохой форме. Наконец впереди показалась пограничная полоса — бесконечно длинная изгородь, вся покрытая колючей проволокой. Откуда-то издали доносились голоса пограничников. Вальмар и Герхард свернули с дороги еще два часа назад. Если бы кто-то встретил их в этот предрассветный час, то вряд ли что-нибудь заподозрил бы — два деревенских жителя отправились куда-то ни свет ни заря, только и всего. Вальмар не взял с собой никакого багажа, если не считать портфеля, который он намеревался зашвырнуть в кусты, если по дороге им кто-нибудь встретится. Велев Герхарду посматривать по сторонам, он вынул из кармана кусачки, и через несколько минут в колючей проволоке образовался проход, через который можно было пролезть.