«Острым лезвием утраты…»
Острым лезвием утраты
Пораженный дух, молчи.
Крепче скуй свой шлем и латы,
Закали свои мечи.
Если рана не смертельна,
Под броней утихнет боль.
Если ж близок миг предельный,
Стихнуть сердце приневоль
И в стремлении едином
Даму сердца увидать
Смерти верным паладином,
С Ней блаженной встречи ждать.
«Всё чаще старость навевает…»
Всё чаще старость навевает
На душу странный мертвый сон —
Как гусеница, заключает
В сужденный срок себя в кокон.
Не слышен крыльев рост чудесный,
А к прежней жизни нет пути.
И только душно, только тесно,
И некуда от сна уйти.
«Ты меня не спросишь, кто такая…»
Ты меня не спросишь, кто такая
И куда иду.
Крыльями чело мое лаская,
Скажешь тихо: жду.
Распахнутся перед нами двери,
Мы с тобой войдем,
Милый брат (да будет мне по вере),
В наш родимый дом.
«Шепчутся листы…»
Шепчутся листы
На ветках золотых:
Первый я иль ты
С ветки улетишь?
Шепчет ветер им
В призрачном лесу:
Всем конец один,
Всех я унесу.
«Чудная странница…»
Чудная странница
Старой дорогою
Шла мимо нас.
Платьишко рваное,
Лапти убогие,
Звезды горят
Вместо глаз.
Кто с ней ни встретится,
Станет как вкопанный,
После, как сноп, упадет…
Охает, мечется
С криками, с топотом
Улицей нашей
Народ.
Что ж ты, родимая,
Что ж ты, желанная
Странница, мимо прошла?
Старицей чтимою,
Гостьюшкой званою,
Ты бы к нам в избу вошла.
ИЗ КНИГИ «СЕБЕ САМОМУ»
«Всклокоченный, избитый, неумытый…»
Всклокоченный, избитый, неумытый
Драчун и пьяница, душа моя
Стоит босой под стужей бытия
В мороз крещенский с головой открытой.
Всё теплое заложено в трактире,
Всё пропито отцовское добро.
Разбита грудь и сломано ребро,
И холодно, и трезво стало в мире.
И хочется, чтоб стало холодней,
Чтоб до небес взметнулась в поле вьюга
И вынесла меня из рокового круга
Постылых, жгучих, трезвых дней.
«Ущербной доли не смягчая…»
Слишком коротка будет постель,
чтобы протянуть ноги.
Слишком узко одеяло,
чтобы завернуться в нем.
Исайя, 28:20
Ущербной доли не смягчая,
Постель короткую мою
Я принимаю. Уважаю,
Но не люблю.
И слишком узким одеялом
Напрасно кутаясь в мороз,
Чужого я не пожелала
В юдоли слез.
Но всё же радуюсь порою,
Что не навек претерпевать
И одеяло мне такое,
И тесную мою кровать.
«Сколько плевел и пустых колосьев…»
Сколько плевел и пустых колосьев
В перезревшей ниве у меня.
Поле, зноем истомившись, просит
И серпа, и облачного дня.
Жнец ленивый спит во тьме дремотной,
Сны его от жатвы далеки.
А проснувшись, будет беззаботно
Собирать на ниве васильки.
«Жнец пошел с серпом на поле…»
Жнец пошел с серпом на поле
И, придя на поле, вспомнил,
Что весной он не пахал,
Что весну он прогулял.
Только жнец не унывает,
Он букеты собирает,
Куколь, пижму и синец…
Бедный жнец, безумный жнец.
«Худо исполнен урок мой дневной…»
Худо исполнен урок мой дневной.
Всюду нули, единицы.
Сердце томится над ними тоской,
Сердце ответа страшится.
Скоро звонок. И закроется класс.
И не решить мне задачи.
Той, для какой я на свет родилась.
Той, над какой втихомолку я плачу.