III. «Жесткий ветер колет, режет…»
Жесткий ветер колет, режет,
Бьет и жжет лицо.
Заунывный ели скрежет
Над моим крыльцом.
Что стоять? Бегут минуты,
Вьюг не переждешь,
Выходи, лицо укутав —
Не в раю живешь.
«Ах, какими тешит сказками…»
Ах, какими тешит сказками
Нянька старая меня.
С их завязками, развязками
Не заметила я дня.
Вот и вечер. В печке прыгает,
Догорая, огонек.
Отложив, закрыла книгу я,
Позабыла про урок.
Льются россказни певучие
О железных башмаках.
Унесла в леса дремучие
Патрикевна петушка.
Спит на дне речном Аленушка,
Вся опутана травой.
Блеет серенький козленочек
Над потопленной сестрой.
.
А жар-птица огнецветная
В полуночные края
Ждет царевича заветного.
И царевич этот — я.
«Утихнули ночные шумы…»
Утихнули ночные шумы.
Трамвай последний прожужжал.
Арбат, усталый и угрюмый,
Тяжелой дремой задремал.
Безумно жутким бредом полон
Военный суд передо мной
О тех, кто спит уже безмолвно
В земле с пробитой головой.
И тут же рядом Зигфрид снится
Стенам облупленным Кино.
С драконом Фафнером сразиться
Во сне опять ему дано.
На почте письма сном тревожным,
В конвертах затаившись, спят —
И дел, и помыслов ничтожных
Завороженный маскарад.
На скучных полках Гос-мед-торга
Стрихнин, и йод, и хлороформ,
Полны виденьем всяких хворей,
Забылись беспокойным сном.
Подальше — церковь Николая.
Угодникам не нужно спать.
Бессонный, он не прекращает
Арбат крестом благословлять.
«С безумным грохотом трясется грузовик…»
С безумным грохотом трясется грузовик,
И машут красными знаменами ребята.
О, революция! Пора сменить твой лик
И тряпку красную в архив былого спрятать.
Довольно встрясок, крови и игры.
Есть высшее тебе предназначенье —
Взнести свободный дух на самый верх горы,
Откуда новое пойдет времен теченье.
Извечною борьбой, ребяческой игрой,
Ты старых ценностей живешь перетасовкой.
И только слово «класс» наивною уловкой
На красном знамени несешь перед собой.
«Не знает, не знает…»
Не знает, не знает,
В земле истлевая
Весною, зерно,
Что сила живая
В нем жизнь созидает
Из праха давно.
И в черной могиле
Уж корни пробились
К источнику вод.
И стебель зеленый
Из темного лона,
Воскреснув, встает.
«Всё полынь да полынь…»
Всё полынь да полынь…
На полях, в пустырях,
На межах, на высоких песчаных буграх
И в лощинах полыни так много,
Точно этою горькой и крепкой травой
Заросли все окрестные долы…
Где же ты, медуница и мак огневой,
Где же ты, колокольчик лиловый?
Заглушила, убила их в поле полынь,
Не цвести им отныне, как прежде.
Но всё так же небес бесконечная синь
Бесконечною дышит надеждой.
«Повернулись раз и раз колеса…»
М.В.Ш.
Повернулись раз и раз колеса,
Зарыдал прощально паровоз.
Над перроном вздохом плач пронесся.
Боже, сколько в мире слез!
Все пути Твои политы ими.
Больше всех — изгнанья крестный путь.
Далеко уж реют кольца дыма,
Прожитого сердцу не вернуть.
С громким стуком семафор закрылся.
Кто-то поднял стонущую мать.
Если б дать ей ласточкины крылья,
Чтоб в Самаре сына повидать…
Смотрит башня красная Сумбеки.
Циферблата медный глаз жесток.
Заступись, Господь, за человеки,
Да не правит нами Рок.
«Парусина занавески…»
Парусина занавески
Словно парус над кормой.
На балконе с легким плеском
Веет свежестью морской.
Словно белых чаек стая,
Надо мною облака
Пролетают, в небе тая,
Им и жизнь, и смерть легка.
У меня же в сердце горы
И сомнений, и грехов.
И небесные просторы
Шлют укоры мне без слов.