Мое воображение сыграло со мной злую шутку. Я так отчетливо представила себе эту картину, что мой нос нетерпеливо задергался, готовый уловить и вдохнуть терпкий, дурманящий аромат жареного мяса. А живот, протестуя против такой ужасной пытки, заурчал.
Я вынула из крохотного карманчика, спрятанного в складках юбки, часики. Уже подходило время обеда. И если я не потороплюсь, то вновь опоздаю. Как же мне не хотелось встречаться с родственниками! Однако я не собиралась давать миссис Редлифф лишний повод, чтобы отчитать меня и насладиться своею властью надо мной. Развеявшись несколько минут в саду среди густых душистых роз, я вернулась в дом и поднялась в свою комнату. Там я освежила лицо и причесала волосы. На переодевание времени уже не было. В коридоре я встретила Жаннин, как всегда, радушно улыбающуюся и словно мурлыкающую от переполнявшего ее радостного настроения.
— Ах, ты тут! — взмахнула она руками. — А я думала ты у старика или где-нибудь по дому бродишь. Ну, как замок? Уже все посмотрела?
— Только начала…
— Была на башнях? Там такой вид! Вся долина, как на ладони, и ближайшие деревни видны, и лес до самого горизонта. Только там все прогнило. Как и везде! Будь осторожна, если захочешь подняться. Еще сходи к крепостным стенам. Там башни крепче.
— Хорошо, спасибо, — еле успела вставить я.
— А как спалось? Кровать то у тебя какая огромная, а перина мягкая, пуховая, утонуть можно. В такой перине только младенческим сном спать, — и, не сделав паузы, настороженно спросила, подозрительно скосившись на меня. — Как спала? Ничего не слышала?
— Вы о привидении? — уточнила я. — Да вроде бы нет. Даже как-то обидно, что за всю ночь никто ни разу не завыл, не застонал и не загремел цепями у меня под дверью.
Жаннин хмыкнула и отвернулась. Когда подходили к гостиной, она предложила после обеда показать мне кухни и служебные помещения.
В этот раз в гостиной присутствовали все кроме Дамьяна. Завидев меня, дед подал команду рассаживаться и отодвинул для меня стул, стоявший справа от него. Леди Редлиф нахмурилась, но граф усадил меня и, опередив готовые сорваться с ее губ слова, воскликнул:
— Нора, побойся бога! Сама же вчера изъявила желание, чтобы тут сидела Найтингейл.
Леди Редлифф холодно кивнула и заявила:
— Только потому, что вчера тут сидел этот выскочка! — сделав выразительную паузу, она добавила, тщательно подбирая слова. — Я не против, если на это место ты посадишь ее. Назови ее наследницей, и она займет его по праву! Ты не можешь упрекнуть меня в том, что я хочу услышать официальное объявление, а не пространные намеки. Если в завещании будет стоять имя этого проходимца, этого ничтожества, я не вынесу этого!
— Я бы на твоем месте так не беспокоился. Едва ли столь легкое неудобство окажется для тебя летальным, сестрица. У тебя здоровье, как у шотландского горца!
— И все же, несмотря на твои похвалы моему здоровью, я хотела бы обезопасить себя от неприятных сюрпризов в будущем. Так это она?
Было заметно, что старик все больше раздражается. Все еще стоя за спинкой стула, он вперил гневный взор в Элеонору.
— По-твоему я завтра в могилу слягу?! — свирепо вскричал он. — Всем так не терпится узнать, что же будет после моей смерти! Кому же достанется главный приз! Такое чувство, что я скачу тут как надоедливая блоха, от которой все только и жаждут избавиться. Увы, у меня нет никакого желания поткать вам. Я еще не наскакался! Зачем раньше времени готовить себе похороны? Невинные родственнички грешили и за менее значимое наследство, чем Китчестер!
Щеки Элеоноры покрылись красными пятнами.
— Дорогой мой, ты хотя бы из любезности к своей любящей сестре мог бы не делать таких нелепых замечаний, — чопорно вымолвила она.
— И то верно. Ты настолько любяща, сестрица, что подобные замечания и впрямь кажутся смехотворными. — С притворной нежностью, граф растянул губы в улыбке. — Постараюсь быть любезным, хотя это насилие над моими чувствами!
Леди Редлифф на миг остолбенела, но тут же взяла себя в руки. Ее гордо расправленные плечи оттопырились назад еще сильнее, принимая подобие величественной осанки и демонстрируя окружающим наивысшую степень достоинства. Она обдала графа таким взглядом, от которого он тут же должен был примерзнуть к месту аккуратным сугробом и обрасти сосульками. Но вместо этого несносный старикашка расхохотался во все горло. А затем внезапно подпрыгнул, хлопнул в ладоши, притопнул ногой и резко крутанулся, завершив фортель шутовским поклоном в сторону Элеоноры. Та сидела каменным изваянием, не в силах пошевельнуться от обуревавшего ее всепоглощающего гнева. Лишь ярко-бело лицо, ставшее такого же цвета, как и ее парик с пучками мелких буклей, выглядывавших из-под крохотной шляпки, выдавало ее состояние.
— Твои выходки чудовищны, — процедила она, едва сдерживаясь, — Человек благородный не позволит ничего подобного! Это поведение слабоумного! Безумца! После такого я сомневаюсь в твоем здравомыслии, Лемуэл! Боюсь, что и в тебе есть червоточина. Ты такой же как…
— Хватит! — приказал граф, угрожающе возвысив голос и, расстегнув нижние пуговицы на извечном зеленом сюртуке, занял место во главе стола. Элеонора замолчала, с непроницаемым видом уставившись в пространство.
— Гривз! — в следующую секунду взревел старик. — Что ты там копошишься! Из-за твоей нерасторопности мы здесь до ужина проторчим!
Все это время ни я, ни кто-либо из присутствующих не покушался прервать их словесный поединок. Правда, лишь некоторые из нас с интересом следили за происходящим.
Склонившись и выставив вперед изящное ухо, с еле заметной улыбочкой Джессика, жадно впитывала каждое слово, будто смаковала весьма неприличный анекдотец. С неменьшей жадностью Жаннин взирала на сервант, где стояли дымящиеся блюда и кастрюльки. Стараясь высмотреть их содержимое, она вся извертелась, вытягивая короткую шею, и вряд ли до нее доходил смысл тех любезностей, коими обменивались граф и Элеонора. Впрочем, мистер Уолтер, занятый очередным поэтическим шедевром, также был далек от их банальной семейной ссоры. В его плешивой голове рождались и расцветали в своем великолепии непревзойденные рифмы и ослепительные метафоры, достойные в веках прославлять имя гениальнейшего из поэтов.
Для полковника Ферджиса Редлиффа этот день выдался не самым удачным в плане добычи. К несчастью, он был трезв и пребывал в состоянии глубокой отрешенности. Собственные тяготы заботили полковника гораздо больше, чем раздраженные голоса, болезненно раздававшиеся в мозгу. Скрючившись и подперев нетвердыми руками голову, он осоловелыми глазами сверлил пустой бокал, уповая волшебством взгляда заполнить его спасительной жидкостью. Никому не было дела до терзавшей его адской мигрени! Так же как и до него самого. Даже слуги не проявляли должного почтения и, обслуживая его, особо не церемонились. Наблюдая за тщетными попытками полковника донести до рта овощное рагу, я чувствовала жалость и, к стыду своему, некоторую брезгливость. Когда-то этот человек с гордостью и достоинством носил военный мундир и защищал честь Англии. А теперь от былой славы остались лишь нечеткие воспоминания, жалкими обрывками всплывавшие в пьяном бреду.
Но больше всех мое внимание привлекала Эллен Уолтер. Я очень обрадовалась, вновь увидев ее. Хотя женщина выглядела уставшей и еще более изнуренной, чем я помнила, при моем появление в гостиной она оживилась, приподняв в приветствии тонкую руку, и тепло улыбнулась мне. Ласковая улыбка осветила ее лицо, но тут же погасла под суровым взглядом Элеоноры.
Я заметила, что при первых гневливых нотках в голосе матери Эллен, сидевшая рядом с ней, одеревенела. Сцепив руки на коленях, она замерла и при малейшем повороте головы леди Редлифф сильно вздрагивала, как измученная укусами оводов лошадь. Только когда миссис Гривз, подхлестнутая нелицеприятными замечаниями деда, засуетилась, раскладывая еду, Эллен очнулась от оцепенения и вздохнула. От меня не укрылось, промелькнувшее в глазах облегчение, что гнев матери обошел ее стороной. Я была возмущена ее страхом перед высокомерной старухой. В этот момент она напомнила мне Сибил, когда та, живя с Пешенсами, находилась под жестоким гнетом, испытывая постоянный ужас от мысли навлечь на себя их недовольство.