Я немного отвыкла от колкостей и беззастенчивых издевок, которыми Виоллета неустанно награждала Сибил. Вот и сейчас она превосходно разыгрывала роль, делая вид, что не помнит имени Рэя Готлиба. И тем самым как бы говорила, что этот молодой человек не только не достоин ее внимания, но так ничтожен, что даже не обладает запоминающимся именем.

— Ах, Летти, представляешь, я тоже забыла имена твоих воздыхателей! — тут же выдала я, всплеснув руками. — Сколько их у тебя было? Помню только твоего "само совершенство" кузена Стивена, а еще виконта Хьюлиза, это который "лакомый кусочек"… И, конечно же, учитель танцев! О, какой был мужчина! А как же его звали то…

— Ну, хорошо, хорошо! — раздраженно согласилась Виолетта, и после короткой паузы обиженно добавила. — И почему ты всегда на ее стороне? Ты только и делаешь, что смеешься надо мной и всячески унижаешь. Ее отец, между прочим, был моряком, а все моряки — это чернь и сбежавшие преступники. Уже по этой причине мы не должны были допускать ее в свой круг. В конце концов, она нам никто, и мы не обязаны принимать ее близко к сердцу.

— Значит, вот как ты думаешь о своей подруге?

Видимо, услыхав угрожающие нотки в моем голосе, Летти пошла на попятную.

— Ты же знаешь, я этого ей никогда не скажу! Я всегда была рада нашей дружбе. И делаю все, чтобы Сибил была счастлива.

Ее кислый вид и не наигранное огорчение немного смягчили меня, но я прекрасно понимала, что Летти не хочет рисковать нашей с ней дружбой.

— Представь, — ответила я ей, — что о тебе, дочери всего лишь пятого сына графа, живущей в захолустье и не имеющей за душой ни гроша, думает, например, единственная дочь герцога Эддингтона, наследница всех его огромных богатств, чей муж станет обладателем несчетного числа титулов. Не думаю, что во время сезона ты будешь хоть как-то конкурировать с ней, как бы страшна и глупа она ни была. Ты лишь букашка, недостойная находиться в ее кругу.

В этот раз Виолетта сердито взглянула на меня и ее губы искривились, словно она вот-вот потеряет над собой контроль. Но она упрямо фыркнула и схватила лежавшую сзади подушку, начав сердито наминать ее. Мне подумалось, что на месте подушки она представляет меня.

— Я не дура, и знаю, что мое положение не так высоко, как бы мне хотелось! Но мы должны считаться с определенными правилами и не поднимать всяких простолюдинов до нашего уровня, дав им понять, что мы можем быть равны.

— С каких пор ты решила считаться с правилами? — мне было тяжело слушать рассуждения Виолетты и оставаться спокойной. — Я очень ценю нашу дружбу, и не хотела бы из-за расхождения взглядов терять ее…

— И я тоже, Найти!

— Но я не могу быть равнодушной, когда ты не во что не ставишь Сибил! Она мне близка, так же как и ты. И мы уже не дети, чтобы говорить необдуманно, и не отвечать за свои слова.

— Хорошо! Я буду обдумывать каждое слово по пять минут, прежде чем его произнести.

Она легкомысленно засмеялась, из чего я поняла, что этот разговор ей надоел, и она хочет поскорее завершить его.

— Давай не будем создавать друг другу мигрень! — раздраженно воскликнула Летти. — Опять эти проповеди! Что бы я ни сделала, что бы ни сказала, ты непременно поднимаешь шум. Тебе все не по вкусу! Почему ты всегда стараешься испортить мне настроение?

— А почему ты до сих пор ведешь себя как капризный ребенок!

— Зато ты у нас всегда была взрослая, и твоей серьезности с лихвой хватало на нас двоих.

Ее раздражение как рукой сняло, она вновь улыбалась. Но тем не менее не оставила презрительного тона, когда продолжила говорить о Сибил и Рэе, вновь попытавшись высмеять их. Наш разговор лишь подтвердил мои подозрения, что за всем ее показным презрением и насмешками скрывалась жгучая зависть.

— Фи, тоже мне поклонник! — Летти сморщила нос, словно ей неприятно само воспоминание о нем. — У него не лицо, а один сплошной угль. А руки! Ты видела его руки! Да он такими лопатами запросто прибьет, когда обниматься полезет!

— Попробуй целый день молотом постучать — и, уверяю тебя, твои белоснежные ручки станут не менее привлекательными.

— Смейся, смейся! А из-за своего скудоумия он и двух слов связать не может. Разве он расскажет женщине о ее несравненной красоте и совершенстве!

— Рэй не из тех, кто чешет языком по пустякам. И вообще если женщина сама без чьей либо помощи не может понять, что она красива, значит она не так уж и совершенна, а, скорее всего, глупа или слепа.

— Твоя манера мыслить, несомненно, приведет тебя к печальному финалу старой девы, — съязвила Летти. — Ни один мужчина не одобрит твоих возмутительных высказываний.

— Если ум — это прерогатива старой девы, то я буду рада стремиться к подобному финалу. Возможность свободно высказывать разумные мысли, даже будучи старой девой, намного достойнее, чем всю оставшуюся жизнь разыгрывать глупую дурочку в угоду мизерным умственным способностям мужа.

— Я всегда считала тебя немного странной, Найтингейл!

Летти жалостливо посмотрела на меня, словно разглядела во мне пропащего человека. Но уже в следующий момент она, по своему обыкновению, перескочила на другую мысль:

— Тебя не печалит то невероятное обстоятельство, что самая невзрачная из нас получает первый приз. Это несправедливо! Из нас троих — я первая должна выйти замуж!

— А почему это меня должно печалить? Наоборот, я радуюсь тому, что Сибил встретила достойного человека и любима им. А участвовать в борьбе за первый приз и при этом чувствовать себя лошадью на скачках, меня как-то не прельщает.

— Матушка говорит, что это счастливое событие случится не скоро, — заметила она, обдумав мои слова и решив, что лучше всего пропустить их мимо ушей. — А наши сороки про них уже всласть растрещались! Не удивлюсь, если начнут болтать об их бегстве в Гретна-Грин. Кстати, последними здесь, кто совершил этот скандальный побег, были твои родители. И для них все закончилось не так уж и радужно, как они хотели.

Трудно было ожидать, что у Виолетты со временем появится хоть капелька деликатности, которой она всегда была полностью лишена. Напротив, ее бесцеремонность возросла и временами становилась неприлично бестактной, направленной на то, чтобы ранить человека.

— Тебе незачем лишний раз напоминать мне об этом! — сказала я резко.

Она опустила глаза.

— Ах, ну да, прости!

— Разговоры о них идут еще со школьной скамьи. И вряд ли, люди зайдут так далеко, чтобы придумывать подобные небылицы.

— А Сиб тебе ничего не говорила?

— Нет. Она полностью поглощена твоим гардеробом.

— Вот уж не полностью! Там же нечего делать! — возмутилась Летти. — Всего то несколько новых платьев. И скажу честно, она не слишком усердна! Я постоянно замечаю за ней неряшливые швы с грубыми стежками. То, что я ее подруга, еще не значит, что можно халтурить.

Ее возмущение я благополучно проигнорировала. Потому как, зная ее капризный характер, я была уверена, что на мои протесты, она найдет еще кучу недостатков в работе Сибил и заодно припишет погрешности и тетушке Гризельде, лишь бы настоять на своем и потешить самолюбие.

— А потом ты забываешь, есть еще и миссис Пешенс, тетя Сибил, — продолжила я, после того как она замолкла. — Еще неизвестно, как отнесется она ко всему происходящему.

— Сиб не такая дура, чтобы упускать возможность обзавестись мужем, быть может, для нее единственную, из-за какой-то сумасшедшей тетки.

— И все же Тильда Пешенс единственная ее родственница. Сибил хотела бы получить благословение, прежде чем войдет в другую семью.

— Ну, тогда она будет ждать до самой смерти. Тетка даже не принимает ее и отказывается видеть. Какие тут могут быть надежды?

— Сибил все же надеется.

— Ну, и гусыня! — пренебрежительно отозвалась Летти.

Откинувшись и подняв глаза к потолку, где над кроватью на атласных голубых лентах висели пара серебряных колокольчиков, она опять сменила тему и принялась мечтать о Лондоне. От балов и маскарадов, захвативших ее, Летти перешла к перечислению светских мест, где непременно следует побывать, а также нужных людей, с которыми необходимо свести знакомство.