—

Примите самые искренние поздравления!

—

Благодарю вас! И все же, граф, вы уверены, что эта дама…

Отворились двери, вернулся Булгаков, за ним в кабинет вошли полицеймейстер Брокер и начальник фельдъегерского корпуса подполковник Касторский. Александр Яковлевич протянул мне шпагу.

—

К сожалению, именно так. Это графиня Селинская. Селинская по мужу, — сказал я принцу Георгу и вздохнул. — Простите, господа, но я смогу раскрыть подробности только после доклада фельдмаршалу Кутузову.

—

Мы должны оказывать всяческое содействие графу, — напомнил принц Евгений.

—

Чем могу быть полезен? — спросил подполковник Касторский.

—

Я должен знать, где найти вашего агента Яковлева, — сказал я.

—

Моего агента? — замешкался подполковник.

—

Вашего, вашего! — нетерпеливо повторил я. — Яковлев Гаврила Яковлевич. Сыщик, который развозит зажигательные снаряды по тайникам и готовит команды поджигателей.

Подполковник Касторский перевел взгляд на генерал- губернатора. Тот кивнул. Николай Егорович нахмурился, показав своим видом, что подчиняется против своей воли.

—

Идемте со мной, — сказал он мне.

—

Простите, господа. — Поклонившись их высочествам и генерал-губернатору, я вышел следом за подполковником.

В приемной я столкнулся с полковником Парасейчуком и надворным советником Косынкиным.

—

Я с вами, — без церемоний объявил Олег Николаевич.

В глаза Вячеслава смотреть было стыдно, но, к моему удивлению, он встретил меня как старого друга.

—

Я кое о чем должен напомнить, — с заговорщицким видом произнес он.

—

Ты уж прости, что так вышло, — сказал я.

—

Да ты о чем?! — отмахнулся Косынкин. — Да всякое ж бывает! Я не в обиде! А Мохову и вовсе на пользу! Совсем он Настеньку затиранил!

Мы вышли на улицу.

—

Тут недалеко, — сказал подполковник Касторский. — Моя коляска к вашим услугам.

Как только мы тронулись, Косынкин обвел торжествующим взглядом меня и полковника Парасейчука и выдал:

—

Генеральное сражение произошло двадцать шестого августа!

—

Да. И что? — с недоумением воскликнул я.

—

Вы забыли?! — ликовал Косынкин. — А я еще в Петербурге говорил, что это произойдет двадцать шестого августа! Это день Зверя!

—

А-а, вот ты о чем! — воскликнул я.

Теперь в том, что Косынкин не держит на меня зла, сомнений не оставалось.

—

Совпадение, — буркнул полковник.

—

Не верите… — протянул Косынкин.

Мы оказались на Неглинной. Проехали по аллее, остановились под большими вязами и прошли к небольшому деревянному дому. На первом этаже находилась блинная, и из окон доносился сытный запах.

—

Эй, блины! Задаром! Нужно съесть все! Не оставлять же французам! — кричал у входа зазывала.

Мы поднялись на второй этаж. Подполковник Касторский постучал в дверь:

—

Гаврила Яковлевич!

Дверь отворилась — на пороге стоял невысокий тучный человек.

—

Позвольте пройти, — бросил Николай Егорович и шагнул вперед.

Касторский загораживал спиною узкие полутемные сени. Следом за ним мы прошли в комнату и только здесь рассмотрели хозяина. Отвратительный коротышка с огромным, обвислым брюхом остановился у стола. Я увидел тот самый взгляд, от которого ноги наливались неподъемной тяжестью. Накладной бороды не было. Оказалось, что и шеи у него не было. Почти не было. Одутловатые щеки покоились на груди. Большущий нос был испещрен красными прожилками и черными угрями.

—

Что вам угодно, сударь? — без тени почтения спросил он меня, не дожидаясь, пока подполковник Касторский скажет, зачем мы пришли.

На полковника Парасейчука и надворного советника Косынкина он ни разу не взглянул. Но я кожей ощущал их смятение оттого, что и они чувствовали себя в поле зрения этого человека и с отвращением ожидали, как однажды и им придется выдержать его взгляд в упор.

Послышались мягкие шаги, из соседней комнаты вышел горбун и остановился на пороге. Ростом уродец оказался еще меньше Яковлева.

—

Скажите, где она? — произнес я неожиданно осипшим голосом.

—

О ком вы? — спросил Яковлев.

—

Вы знаете, о ком! — рассердился я. — Графиня Селинская!

—

Не слыхал о такой, — стоял на своем Гаврила Яковлевич.

Он смотрел на меня, не мигая, красными, отекшими глазами.

—

Лжете! — сказал я. — Вы по своим связям узнали, что Высшая воинская полиция готовится арестовать шпионку в Воронцове. Вы примчались туда и перехватили ее.

—

Судя по тому, что вы приехали с господином Касторским, — благодушно заговорил Яковлев, — стало быть, знаете, что в Воронцове я бывал часто, очень часто. Однако я ездил туда не за девицами, хоть бы и графинями.

—

Право, у Гаврилы Яковлевича совершенно не было задачи кого-то арестовывать, — произнес подполковник Касторский.

—

У Гаврилы Яковлевича многих задач не было, — сказал я.

Хлопнула дверь, кто-то вошел с улицы.

—

У нас гости? — послышался голос из сеней. — Я видел коляску Касторского у подъезда.

Не сговариваясь, мы расступились — в комнату вошел еще один господин. Тот самый субъект в зеленом кафтане, что крутился в Воронцове.

—

Еще один знакомый! — воскликнул я.

—

Вы? — удивился вошедший.

Я схватил его за плечи и повалил на пол. В следующее мгновение железные пальцы сомкнулись на моей шее. Яковлев, оказавшийся неожиданно проворным и сильным, сдавил меня так, что я и пошевелиться не мог. Перед глазами поплыли круги, в голове помутилось: я понял, что Гаврила Яковлевич либо удушит меня, либо сломает мне шею. Но завидную ловкость, несмотря на еще большую представительность в теле, проявил и полковник Парасейчук. Он врезал кулаком в ухо Яковлеву. Но одного удара было мало! Олег Николаевич вломил противнику еще раз, и только тогда железные пальцы перестали сжимать мое горло.

Я задыхался, кашлял и сквозь пелену заметил, как поднимается с пола поваленный мною субъект. Выхватив шпагу, я пнул его ногою и приставил клинок к ягодице поверженного.

—

Отвечайте, где графиня? — прохрипел я.

—

Я не знаю! Клянусь, я не понимаю, о ком вы? Что тут вообще происходит? Клянусь! Клянусь! Ничего не знаю! — затараторил он.

Яковлев, не проронив ни звука, заполз в кресло и скрючился. Над ним возвышался полковник Парасейчук, готовый обрушить на голову негодяя новые удары. Горбун вцепился в дверной косяк и зыркал на нас злобными глазами. Косынкин застыл в растерянности.

—

Право же, это переходит все границы! — воскликнул подполковник Касторский.

—

Замолчите! — оборвал я его и, надавив шпагой на ягодицу господина в зеленом кафтане, сказал: — Любезный, еще раз услышу «не знаю» — проткну тебя насквозь. Итак, где графиня? Что вы с нею сделали? Где вы прячете ее?

—

Мы не прячем, — пролепетал тот. — Она у себя дома…

Неожиданно Гаврила Яковлевич издал злобный, полный досады стон. Но его помощник заговорил еще поспешнее, словно решил выдать все, пока Яковлев не приказал ему заткнуться.

—

Она у себя дома! Там мы ее и держим, очень удобное место…

—

Где — там? — рявкнул я.

—

Алексеевское, старый путевой дворец

^[53]

, — поспешно ответил субъект в зеленом кафтане.

—

Что ж, хорошо. Ты сберег свою задницу.

Я вытер шпагу об его кафтан и убрал в ножны. Он встал — сначала на четвереньки, затем, опершись о стул, поднялся на ноги, перепуганными глазами огляделся. Горбун подбежал к Гавриле Яковлевичу.

—

Что ж, нужно ехать в Алексеевское, — произнес Касторский.