Я взял майора за руку и повел в дом.

—

Вы уж простите, запамятовал, как вас зовут? — спросил я.

—

Дмитрием родители нарекли, по батюшке — Николаевич, — представился Жмых.

—

Вот что, Дмитрий Николаевич, надеюсь, вы мне поможете.

—

Извольте. Чем смогу.

—

Дело такое: тогда, десять лет назад, расследование вели вы…

—

Да какое это было расследование, — майор Жмых махнул рукой.

—

А теперь одно очень важное расследование пришлось вести мне. И столкнулся я с человеком, которого теперь хочу найти.

—

Да сейчас как найти-то?! Может, он давно сбежал из Москвы? — предположил майор.

Я хмыкнул. Такая мысль до сих пор не приходила мне в голову. Что, если и впрямь незнакомец с тяжелым взглядом давно уже покинул Москву? Я покачал головой:

—

Пожалуй, нет. Чутье подсказывает, что он в Москве. Правда, видел-то я его в Воронцове…

—

В имении Репнина? — уточнил Жмых.

—

Да, — подтвердил я, взглядом побуждая собеседника пояснить, как он догадался.

—

Да, мы слыхали, как тут все в Воронцово валили на воздушный шар поглазеть, — продолжил майор.

От его слов сделалось неуютно. Он говорил не «я», а «мы», подразумевая и себя, и всех тех, кто находился в действующей армии, терпел лишения и тяготы, сражался с врагом, готовый в любую секунду умереть. А я в это самое время был в числе тех, к кому относились слова «тут все валили на воздушный шар поглазеть».

—

Именно так, — вымолвил я. — Так вот. Человек этот невысокого роста, толстый, купец такой, с черной бородищей. Правда, подозреваю, что он только вырядился купцом. И еще, очень неприятный взгляд у него, тяжелый такой взгляд: он как будто пригваздывает глазами…

По лицу майора Жмыха пробежала тень.

—

Ваше благородие, а подле этого купца не было еще одного типа? Маленького горбуна?

—

Горбуна? — переспросил я.

Перед мысленным взором возникла троица: толстый купчина, приказчик в зеленом кафтане и старуха. Майор Жмых дожидался ответа.

—А этот горбун мог вырядиться старой бабкой? — спросил я.

Дмитрий Николаевич кивнул и сказал:

—

Это очень страшный человек, ваше благородие.

—

Рассказывайте, — попросил я майора.

—

Я думаю, что вы видели Гаврилу Яковлевича Яковлева. Не доводилось ли вам слышать о нем?

—

Нет, — ответил я. — А чем же он знаменит?

—

Он служит в московской полиции. На его счету большое количество раскрытых преступлений. В этом деле он снискал себе славу сыщика, равного которому нет. Иной раз его приглашали даже в Санкт-Петербург для раскрытия преступлений. И всякий раз он добивался успеха.

—

Вы сказали, что это страшный человек, — вымолвил я.

—

Да, сказал. Дело в том, что он применяет самые изощренные пытки, — мрачно произнес майор Жмых.

Я содрогнулся, припомнив сиротливый розовый зонтик, брошенный на дороге.

—

А кроме того, — продолжил гость, — большую часть преступлений сам же он и подстраивает. Понимаете? Сам подстраивает, а потом сам же и раскрывает…

—

И как его терпели в полиции? — спросил я.

—

Он часто бывал полезен, потому-то и закрывали глаза на его грешки. — Майор Жмых сцепил пальцы и поморщился, — видимо, этот жест болезненно отозвался в раненой руке.

Я пожалел, что не рассказал о подозрительной троице де Санглену. Наверняка директор Высшей воинской полиции знал об этом сыщике, а то и пользовался его услугами.

—

Вы хотите найти его? — спросил Жмых.

—

Да. Вы поможете?

—

Я знаю только, что Гаврила Яковлевич остался здесь. Ведь существует план: сжечь Москву на случай оставления ее французам. Яковлев вызвался собрать группу смельчаков, что подпалят город.

—

Вот как… — протянул я.

—

Кажется, мой рассказ разочаровал вас. — Майор Жмых заметил перемену в моем настроении.

—

Нет-нет, что вы! Вы оказали мне огромную помощь. Теперь я понимаю, что мои подозрения относительно этого человека беспочвенны. Он приезжал в Воронцово, чтобы забрать зажигательные снаряды.

Вот почему ни этого Яковлева, ни его напарника не заинтересовал воздушный шар. Они-то знали, что это розыгрыш. И ощупывал глазищами публику он только из профессиональной привычки ищейки!

—

А теперь говорят, Наполеон солдатам обещает, что в Москве будет им и стол, и постель, мол, всю зиму отдыхать будут, — с горечью сказал майор Жмых и, шумно потянув носом, добавил: — Что ж, дай бог, Гаврила Яковлевич сдержит слово — задаст французишкам жару.

Он произнес это так, словно в благодарность за будущие подвиги прощал господину Яковлеву все прежние преступления.

—

Что ж, ваше благородие, не знаю, свидимся ли еще, — промолвил на прощание майор Жмых, — спасибо за гостеприимство.

В словах его звучала не столько благодарность, сколько чувство такое, что это он оказал мне честь своим визитом. Хотя он был героем войны, а я отсиживался в тылу, гоняясь за какими-то мерзавцами.

Мы пожали друг другу руки, он направился к выходу, и тут я припомнил недавний разговор с московским полицеймейстером.

—

Позвольте, Дмитрий Николаевич!

Гость обернулся.

—

Скажите, а полковник Дурасов знает Яковлева? — спросил я.

—

Разумеется, знает. Как же иначе?

Окажись Егор Александрович передо мною в эту минуту, я, наверное, не сдержался бы и двинул ему по зубам, как простому мужику.

—

Сенька! Подай одеться немедленно! — крикнул я.

Прибежала взволнованная Жаклин:

—

Что случилось? Куда ты собираешься?

—

На Лубянку, к Ростопчину! — я был раздражен.

—

Но ты под домашним арестом!

—

Да по их милости скоро все окажемся под арестом! У корсиканского недомерка! — выкрикнул я.

Жаклин не ответила, увидев, что спорить со мною бесполезно.

Пешком я отправился на Лубянку. Без церемоний поднялся наверх и, отодвинув в сторону дежурного адъютанта, распахнул двери в кабинет генерал-губернатора. Он как раз говорил с полковником Дурасовым.

—

Андрей, ты? — удивился генерал-губернатор и, спохватившись, перешел на официальный тон: — По какому праву вы покинули свой дом, милостивый государь?

—

По какому праву ваш полицеймейстер посмел паясничать со мною? — ответил я и, не дав никому опомниться, продолжил, вперив взгляд в Дурасова: — Вы, сударь, тут давеча на покой хотели меня отправить! Делали вид, что не понимаете, о ком я вам говорю! Посмотрю, как вы запоете, когда я доложу его величеству о сокрытии наиважнейших сведений?!

—

Что вы такое говорите, ваше сиятельство? — с издевательской ухмылкой произнес полковник Дурасов.

—

Вот что, милостивый государь! — вскричал генерал- губернатор. — Чаша терпения моего переполнена! Я прикажу взять вас под конвой и отправить в Санкт-Петербург! И это лучшее, что я могу сделать для вас!

Неожиданно распахнулись двери, и в кабинет вошли полицеймейстер полковник Брокер и полковник Парасейчук.

—

Ваше сиятельство! — обратился Адам Фомич к генерал-губернатору. — Простите за вторжение, но дело не терпит отлагательств!

—

Что у вас? — раздраженно спросил граф Ростопчин.

—

Мы должны немедленно арестовать графа Воленского, — сказал полковник Брокер.

Я посмотрел на Парасейчука — тот ответил суровым, полным осуждения взглядом.

—

Что на этот раз?

—

Полковник Парасейчук получил доказательства того, что граф Воленский и есть шпион, — стараясь не смотреть в мою сторону, сообщил полковник Брокер.

—

А-а! Хорошо как! — не сдержавшись, воскликнул полковник Дурасов.

—

Извольте объяснить, что за вздор вы несете? — рявкнул я.