—

А вся ли прислуга была в доме? Может, кто-то был в отлучке? — продолжил я.

—

Хм, — полковник Парасейчук пожевал губы. — Вы правы. Виноват, не подумал об этом. Пожалуй, стоит еще раз съездить в Сокольники.

—

Вы думаете это что-нибудь даст? — промолвил де Санглен.

—

У вас есть еще какие-нибудь зацепки? — парировал я.

—

Ищем, — сказал Яков Иванович. — Что-нибудь да найдем.

—

А я покамест прокачусь в Сокольники, — заключил полковник Парасейчук.

И ведь он не сомневается в том, что его запросто пропустят и позволят опрашивать челядь, подумал я. Впрочем, он же был порученцем не абы кого, а графа Аракчеева.

Поступили первые задержанные от Винцента Ривофиннолли. Мои предположения оправдались: оставшиеся на свободе друзья и родственники арестантов бросились встречать барку по ходу ее продвижения по Москва-реке. Они перекликались с задержанными с берега. А потом Ривофиннолли отлавливал их и отправлял на допрос в штаб Высшей воинской полиции.

Несколько часов подряд я и де Санглен беседовали с перепуганной публикой, но ничего дельного ни от кого не добились. То ли среди них наполеоновских агентов не было, то ли они слишком натурально разыгрывали друзей и родственников, убитых горем из-за внезапного ареста близкого человека и помышлявших лишь об одном: поддержать загнанного на барку несчастного и, возможно, в последний раз, хоть издали, с берега повидать его и послать воздушный привет.

Когда поток задержанных иссяк, Яков Иванович сказал:

—

Ну-с, мы сделали все, что могли. А теперь я бы счел за честь воспользоваться предложением вашего тестя Сергея Михайловича.

Мы отправились на Петровку, наказав в штабе, что, как появится Ривофиннолли, отослать его к нам.

Мартемьяныч и не думал, что директор Высшей воинской полиции примет его приглашение и явится на ужин. И теперь старик едва не прослезился, вдруг почувствовав себя нужным, как в те годы, когда был молод и служил.

Однако же свинью днем зарезали, яства были готовы к подаче на стол. А для начала Сергей Михайлович пригласил нас отведать свежей рябиновой настойки. Рюмка напомнила о том, что в течение дня мы толком не ели. Мы с нетерпением ждали приглашения к столу.

И тут появился Косынкин. Выглядел он нерадостно.

—

Ну-с, что? Что там Менаше? — спросил де Санглен.

—

Убит, — мрачно доложил Вячеслав.

—

Как убит? — опешил Яков Иванович.

Косынкин сделал рукою неопределенный жест и сказал:

—

Бог его знает как. Зарезали его.

—

Так значит зарезали! — воскликнул де Санглен. — Но кто? Вы кого-нибудь видели?

—

В том-то и дело, что никого, — виноватым голосом ответил Вячеслав.

—

А вы не отлучались, следили постоянно? — участливо спросил Яков Иванович.

Де Санглен, уловивший виноватые нотки в голосе Вячеслава, задал вопрос неспроста.

—

Глаз не спускал, — сказал надворный советник. — Вот только Анастасии Кирилловне весточку послал, что навестить не смогу ее днем. Но это не помешало мне никоим образом. Я мальчонку приметил там и на Конюшковскую отправил его.

—

Так что же произошло-то? — спросил де Санглен.

—

А вот что, — продолжил Косынкин. — Все было спокойно, и вдруг — крики, бабы в плач! Суета, забегали все, дворник появился, потом квартальный. Я чую, стряслось что-то нехорошее. Потом уже момент выбрал, к квартальному надзирателю подошел, он и говорит, мол, жида Менаше зарезал кто-то.

—

Все тот же почерк, — тяжело вздохнул Яков Иванович.

—

Немедленно едем! — воскликнул я. — Нужно допросить…

—

О, господи! — воскликнул Мартемьяныч. — Ну почему этот ваш жид не пришел к нам и его не зарезали тут?! По крайней мере вы не остались бы без ужина!

—

Нет-нет-нет! — Де Санглен воздел руки вверх. — Мы не поедем никого допрашивать! Мы не намерены отказывать себе в удовольствии из-за козней наполеоновских агентов.

—

Браво, браво! — обрадовался Сергей Михайлович.

—

Уверен, это будет пустая трата времени, — ответил Яков Иванович на мой недоуменный взгляд. — Раз уж этот агент разделался с несколькими хорошо подготовленными офицерами под носом у целого отряда полиции и не оставил никаких следов, то уж на месте убийства старого жида мы тем более не найдем его визитной карточки. Поужинаем спокойно, а потом поедем.

—

И куда же вы собрались? — спросила Жаклин.

Она спустилась в гостиную и услышала последние слова де Санглена. Мы не успели ответить. Явился Сенька, наряженный дворецким, и объявил, что пожаловали коллежский советник Мохов со своею сестрою Анастасией Кирилловной.

—

Сергей Михайлович пригласил на ужин! — воскликнул просиявший Косынкин. — А я успел отправить Настеньке весточку, что возвращаюсь с задания.

—

Война войной, а жизнь идет своим чередом, — буркнул де Санглен.

В гостиную вошли Моховы. Сергей Михайлович двинулся к ним навстречу. Гавриил Кириллович с удовольствием потер руки и бросил на меня заговорщический взгляд. Косынкин поспешил к будущему шурину с рукопожатием, а затем широким жестом пригласил Моховых к столу. Анастасия Кирилловна шла на полшага впереди мужчин. На ее губах блуждала лукавая улыбка.

Подали поросенка, фаршированного капустой и яблоками. Мы приступили к трапезе. И только у Мартемьяныча не было аппетита. Он сидел во главе стола и благодушно наблюдал за гостями. Натали Георгиевна уговаривала его поесть, но тот только налегал на наливку, подливал Гавриилу Кирилловичу и все как-то странно поглядывал на коллежского советника, словно силился что-то вспомнить.

Появился Сенька, стал мяться в дверях.

—

Ну что ты? — спросил Мартемьяныч.

—

Немец пожаловал, тот, что утром был, — доложил мужик и добавил со смущением: — Назвался он так, что, прости господи, язык не поворачивается сказать. — Он перекрестился и выдал: — Рылом что ли…

—

Ривофиннолли, — поправил я. — Веди его скорее.

Винцента усадили за стол, подали тарелку, налили вина.

Итальянец ел с завидным аппетитом, я даже пожалел, что не проделал прогулки верхом, перед тем как сесть за стол.

—

Как там дела? — спросил де Санглен Ривофиннолли, когда тот утолил первый голод.

—

Плывут себе, артисты-фокусники, плывут! — ответил Винцент.

—

О! — вдруг вскрикнул Мартемьяныч.

Все с удивлением посмотрели на него. Сергей Михайлович поднялся из-за стола, шутливо погрозил пальцем Гавриилу Кирилловичу и сказал:

—

Вот почему вы кажетесь мне знакомым!

Он потер руки и с таинственным видом покинул гостиную, но через минуту вернулся с газетой «Московские ведомости».

—

Вот! — торжествующе произнес Мартемьяныч. — Мы с Натали ездили на Пресненские пруды! Это же вы были устроителем! Вот мы даже газету сохранили!

Мартемьяныч протянул мне «Ведомости», отчеркнул ногтем объявление, и я прочитал: «Бывший авдитор Христиан Венстер, ныне учитель гимнастики при императорском абовском университете, будет иметь честь показывать почтенной публике на Пресненских прудах в субботу, 13 июля, опыт над изобретенною им гидростатическою машиною, представленною его императорскому величеству».

Де Санглен набросился на коллежского советника с расспросами. Мохов поднял руки, глянул с досадой на Сергея Михайловича и сказал:

—

Господа, господа, ничего особенного! Действительно я возил в Санкт-Петербург и в Москву изобретателя. Исключительно в научных, так сказать, целях. Никакой корысти…

Он продолжал оправдываться, убеждая, что на этих зрелищах ни копейки не заработал, а только и делал, что хлопотал об ученых познаниях. А у меня перед мысленным взором закрутились события последних дней. У покойного шляхтича Гржиновского в потайном кармане обнаружилась газета с объявлением о том же самом господине Венстере. Я не догадался уточнить, но мог с уверенностью утверждать, что если Демьяненко и Косынкин встречали английского генерала Вилсона, то выходит, они все вместе присутствовали при заселении пана Гржиновского. После чего надворный советник Косынкин увязался со мною в Москву, куда месяцем раньше уехал его будущий шурин все с тем же Христианом Венстером.