—

Братцы, вот наш спаситель!

Его слова были восприняты как объявление об освобождении. Толпа волною хлынула на нас.

—

Стойте, стойте! — кричал Дурасов.

Но его призыв потонул в многоголосом гаме. Толпа оттеснила нас в сторону, меня прижали к Егору Александровичу, а его к стене. Де Санглен пропал из поля зрения. Полковника Парасейчука людской водоворот закрутил и унес на улицу.

Снаружи послышались злорадные выкрики, предвещавшие кровавую потеху:

—

Куда?! Куда прете?! Шпиены! Французы! Бей их, братцы! Бей их!

—

Да мы свои! Свои, братцы! — кричал кто-то надрывающимся голосом.

Его отчаянный крик еще больше подзадорил толпу.

—

Ишь, сволочь! Где ты тут братцев себе нашел! — раздалось в ответ.

Стены задрожали, и, даже будучи внутри, мы почувствовали, как земля пошла ходуном, как бывает, когда десятки ног топчутся на малюсеньком пятачке. Мольба о пощаде, женский крик резали уши и все сильнее пьянили озверевшую толпу.

—

Что вы наделали?! — прохрипел мне в лицо Дурасов.

Я распихал оставшихся арестантов и отлепился от полицеймейстера. С улицы донесся зычный голос полковника Парасейчука:

—

Слушай мою команду! Ружья на изготовку!

—

Что он творит?! — вскрикнул Егор Александрович и начал проталкиваться к выходу.

Навстречу ему хлынули французы, ищущие спасения от уличной расправы. Полицеймейстера отбросили, он налетел на меня спиною, и я врезал ему ребром ладони в правый бок. Он охнул и свалился на пол. Я отскочил в сторону — между мною и полицеймейстером хлынул поток людей.

Послышалась новая команда Парасейчука:

—

Вы трое, в воздух пли!

Оглушительно громыхнули выстрелы, и сразу же сделалось тихо.

Дурасов повернул голову, мелькнуло его искаженное от боли лицо, он искал кого-то глазами, а руками держался за бок. Я протиснулся вперед, подхватил его под микитки, оттащил к стене.

—

Что с вами, Егор Александрович? — воскликнул я, а сам изобразил воинственную позу и оттолкнул нескольких человек, оказавшихся поблизости.

—

Кто-то ударил меня, — всхлипнул он.

—

Я с вами, Егор Александрович! Никто не посмеет близко к вам подойти, — заверил я полицеймейстера.

С улицы вновь донесся зычный голос Парасейчука:

—

Что ж, вижу, самые храбрые здесь собрались! На безоружных пленных кидаетесь! Разве ж это по-христиански?!

—

Бить надо их! Бить супостатов! — крикнул кто-то в ответ с истерическими нотками в голосе.

—

Ну-ка выйди сюда! Выйди вперед, не боись, храбрец! — позвал полковник Парасейчук.

—

Что там происходит? — простонал полицеймейстер.

Справившись с болью в боку, он выпрямился и с опаской взглянул на дверь.

—

По вашему приказу наводят порядок, — сказал я.

А с улицы вновь послышался голос Олега Николаевича:

—

Ты храбрый такой, видите ли! Французов хочешь бить? Так что же ты, мил человек, в ополчение не пошел? А? К генералу Милорадовичу! А? В общем так! Сейчас я уйду, а вы чтобы разошлись немедленно по домам! Кого увижу здесь через минуту, в Сибирь отправлю! Не обижайтесь тогда!

Парасейчук вошел в дом и с порога рявкнул на арестантов:

—

А вы! Чтоб сидели тихо и без команды его высокопревосходительства с места не смели двигаться!

Арестанты были больше напуганы, нежели всерьез пострадали. Лишь у нескольких человек появились свежие ссадины и кровоподтеки. Полковник Парасейчук сумел вовремя остановить потасовку и развести враждебные стороны. И теперь он, добровольно приняв роль подчиненного, докладывал обстановку полицеймейстеру Дурасову.

Мне более делать здесь было нечего, и я вышел на улицу. Толпа рассеялась. Несколько смутьянов, желавших, вероятно, в первую очередь самим себе доказать свою смелость, ругали французов и отбившего их борова. Но держались они на таком удалении, чтобы при малейшей угрозе раствориться в ближайших переулках.

Чуть в стороне стояли де Санглен, Ривофиннолли и их помощники. Итальянец спешился и держал лошадь под уздцы. Я направился к ним.

Мимо меня протрусил пес, тот самый, что с завидной настойчивостью прорывался в арестантскую, куда, очевидно, упекли его хозяина.

—

Ну что, не повезло тебе, братец, — пожалел я псину и протянул ему руку с открытой ладонью.

Пес, помнивший, как я шуганул его с крыльца, навострил уши, глянул на меня с недоверием, но все-таки потянулся ко мне, обнюхал пустую руку, посмотрел на меня с примирительным недоумением и побежал дальше как-то устраивать свою собачью жизнь.

—

Этот ваш полковник! Хорош! — похвалил де Санглен Олега Николаевича.

—

Он не мой, его Аракчеев приставил ко мне через Вязмитинова, — сказал я.

—

Неважно, — ответил Яков Иванович. — Переманить бы его к нам в Высшую воинскую полицию. Очень дельный офицер, хотя по виду и не скажешь. Такие люди нам более всего и нужны. Что он там застрял?

—

Подтирает сопли Дурасову, — усмехнулся я.

—

Ладно, оставим их. — де Санглен направился к коляске. — Нужно спешить. Ваш полковник напомнил мне майора Бистрома. Тот служил полицеймейстером в Ковно.

Глава 17

В штабе Высшей воинской полиции я написал письмо его высочеству принцу Георгу Ольденбургскому, а де Санглен проинструктировал майора Бистрома. И тот немедленно отправился в Ярославль.

—

Остается ждать новостей от вашего надворного советника, — сказал де Санглен.

—

Надеюсь, Косынкин не подведет, — промолвил я.

Потянулись утомительные часы вынужденного ожидания. Мы выслушивали доклады агентов и строили предположения относительно шпиона, обосновавшегося в окружении принца Георга. Однако за отсутствием сколько-ни- будь достоверных зацепок все наши рассуждения оставались пустыми, умозрительными домыслами.

Я высказался в том духе, что жида Менаше нужно допросить с пристрастием, а не терять время на слежку, которая может оказаться бесплодной.

Де Санглен отказал в весьма категоричной форме. Главным доводом послужило то, что сотрудничество Высшей воинской полиции с жидами было столь плодотворным, что Яков Иванович не мог рисковать их доверием даже ради поимки очень важного шпиона.

К нам заглянул полковник Парасейчук. Он рассказал, что арестантов препроводили на барку, а Винцент Ривофиннолли со своими людьми наблюдают за ними, сопровождая судно по берегу.

Де Санглен отнесся к полковнику с большой благосклонностью, тот включился в нашу беседу, и я понадеялся, что утренний конфликт с Олегом Николаевичем исчерпан.

—

Если бы не вы, там случилось бы непоправимое, — сказал я. — Воистину, Бог послал вас к нам в трудную минуту.

—

Не преувеличивайте, — махнул рукой Парасейчук. — Если бы не я, то кто-нибудь еще. Видите ли, по-другому не бывает, всегда кто-то берется за дело.

—

Если бы пьяный сброд сцепился с французами, дошло бы до смертоубийства. Вот и было бы по-другому, — поддержал меня де Санглен.

Олег Николаевич еще раз махнул рукой. Любопытный оказался он субъект, этот полковник Парасейчук. Со мною он держался холодно, но и видом своим, и поступками показывал, что наша размолвка не должна послужить препятствием к исполнению служебного долга.

Вдруг я припомнил, как наш дворовый мужик Сенька пропустил под утро незнакомца к мосье Каню, потому как не знал, что французишка давеча сказал нам «адью».

—

Олег Николаевич, вы опросили всех в доме генерал- губернатора по поводу слуги мадам Арнье? — спросил я.

—

Из прислуги всех, — ответил полковник. — А с господами беседовал полковник Дурасов.