—

Кто это? — спросил Дурасов.

—

Это слуга мадам Арнье, — ответил я.

—

Вот так-так, — протянул полицеймейстер и, оглядевшись по сторонам, добавил: — А сама мадам Арнье?

—

Думаю, ей совсем не хочется, чтобы кто-то узнал о ее новом пристанище, — ответил я.

—

Чудеса, — буркнул Егор Александрович. — Агентша Бонапарта в доме генерал-губернатора!

—

Если бы вы окружили дом, когда спасали меня, то убийцу поймали бы, и человек остался бы жив, — не удержался я и попенял Егору Александровичу.

—

Раз уж он служил Бонапарту, что ж жалеть-то! — хмыкнул Дурасов.

—

Он служил мадам Арнье, — поправил я полицеймейстера и, вздохнув, продолжил: — Можно и не жалеть. Только главный шпион ускользнул, и мадам Арнье скрылась.

—

Знаете что?! — вдруг сердито воскликнул полковник. — Если б вы не занимались самодеятельными розысками, а сразу же заявили о своих подозрениях, мы бы арестовали мадам Арнье, и все сложилось бы по-другому.

—

Вы правы, — согласился я. — Конечно, если б меня не ударили по голове и не заперли бы в подвале.

Полицеймейстер перевернул убитого на спину. С левой стороны под грудью чернело пятно крови. Мертвец уставился широко раскрытыми неподвижными глазами в небо. Я содрогнулся, отчего-то не жалость, а злость охватила меня.

—

Нужно проверить фельдъегерей принца Ольденбургского, — произнес Дурасов.

—

Да, и подробнее расспросить будочников. Может, этот фельдъегерь рассказал, где будет квартироваться в ближайшие дни, — с сарказмом сказал я и направился к дому, бросив полковнику Парасейчуку: — Идемте, Олег Николаевич.

По пути я подумал о том, что в словах полицеймейстера есть здравое зерно. Конечно же убийца назвался фельдъегерем для отвода глаз. Но что, если его выбор связан с хорошим знанием службы у принца Ольденбургского и соответственно с готовностью ответить на любые вопросы? Кроме того, будочник упоминал фельдъегерскую тройку.

Когда мы с полковником Парасейчуком вернулись через черный вход в гостиную, граф Ростопчин все еще во дворе убеждал купцов в собственной благонадежности.

—

Что? Друг мой, вы что-то нашли там? — кинулся к нам с расспросами Николай Михайлович.

—

Тело слуги мадам Арнье, — ответил я.

—

Тело? — упавшим голосом повторил Карамзин.

—

Его убили, — подтвердил я.

—

А мадам Арнье?

—

Теперь я думаю, что она-то жива. Только бог весть, где теперь ее искать!

—

О, господи, пойду скорее к Катеньке, — выдохнул Николай Михайлович и удалился вглубь дома.

Я проводил его тоскливым взглядом: ведь я надеялся, что прославленный историограф отправится составлять по горячим следам анналы, а не пугать страшными новостями Екатерину Андреевну и домочадцев генерал-губернатора.

—

Андрей Васильевич, позвольте рассказать о событиях в Санкт-Петербурге, — попросил полковник Парасейчук.

—

Конечно, Олег Николаевич, — согласился я.

—

Видите ли, события значительные, из ряда вон выходящие, — преисполненным важности голосом сказал он, но, вздохнув, поправился: — хотя события московские превзошли мои новости…

—

Ближе к сути, Олег Николаевич, ближе к сути.

—

Да-да, я же и говорю, — засуетился Парасейчук, — в Петербурге в трактире на Невском убили заезжего поляка. Выяснилось, что это был пан Гржиновский. Трактирщик показал, что поляка навещали только два англичанина с каким-то французиком. Один англичанин был в красном мундире… Видите ли, нетрудно догадаться, кто были эти англичане… — Полковник выразительно посмотрел на меня.

—

Олег Николаевич, вы теперь в каждом англичанине готовы видеть меня!

—

Но сегодня я не ошибся, — назидательным тоном вымолвил он. — Однако следом за этим поляком в гостинице убили еще одного человека. Некую француженку. Мадемуазель Флон. Многим она известна как мадемуазель Мими…

—

Вот как? — Новости полковника озадачили меня.

—

А незадолго до смерти к ней заходил тот самый француз, что был с англичанами, — сказал полковник Парасейчук.

—

Тот самый француз? — удивился я.

—

Да, — кивнул Олег Николаевич. — Трактирщик уверен, что это был он, хотя и сбрил усы с бакенбардами.

Видите ли! — воскликнул я и процедил сквозь зубы: -

Жан!

Filthy

dog

! [38]

Глава 14

Генерал-губернатор великодушно отпустил меня, а разбираться с убийством лакея поручил полицеймейстеру Дурасову. Я попросил, чтобы полковник Парасейчук также остался и принял участие в расследовании. Егор Александрович скривил губы, но возражать не посмел, вероятно, из боязни, что я могу напомнить, кому именно я обязан вызволением из плена.

—

Поговорите с прислугой, — напутствовал я Парасейчука. — Возможно, кто-нибудь знает, куда, по каким адресам мадам Арнье посылала своего слугу.

—

Да, это превосходная мысль, — согласился полковник.

—

Кстати, я даже не успел спросить, как вы устроились, — поинтересовался я. — Вам удобно в Спасском подворье?

—

Видите ли, вопреки вашему совету я остановился в гостинице мадам Обер-Шальме, — ответил Парасейчук. — Совсем неподалеку от Петровки.

—

Хм, у мадам Обер-Шальме всегда полно иностранцев, — заметил я. — Пожалуй, вам будет с кем поработать, не покидая гостиницы.

Домой я вернулся под самое утро. Из кухни доносился теплый аромат свежей выпечки, готовился завтрак. Я прошел в гостиную, навстречу мне, жуя на ходу, явился старый слуга Мартемьяновых Сенька. Он провел ладонью по обвислым усам и с поклоном спросил:

Я

валился с ног от усталости, но запах горячего хлеба пробудил аппетит.

— Изволю, Сенька! Но сначала подай умыться.

Слуга лил воду из кувшина: я ополаскивал лицо, скреб руки, но как ни старался, мне мерещился аромат духов мадам Арнье. Я тер полотенцем ладони, принюхивался к ним — предательский запах не исчез. Сказав себе, что это воображение разыгралось из-за чувства вины, я сел за стол.

Обжигаясь чаем, я быстро покончил с парой ватрушек и отправился наверх.

Заглянул в спальню: Жаклин спала на правом боку, утренний свет обрисовал на тонком одеяле линию ее тела. Она равномерно дышала, левую руку вытянув поперек свободной половины постели. Хотелось приподнять руку Жаклин, юркнуть под одеяло и опустить ее руку на свое плечо. И она, не открывая глаз, обняла бы и прижалась ко мне, сладкий утренний сон унес бы обоих.

Странное дело, столько событий произошло за последние часы: я рисковал жизнью, чудом спасся из плена, перед графом Ростопчиным выставил себя в совершенно неприглядном свете, а только и помнил теперь, что податливое тело мадам Арнье и запах ее духов. И теперь я не смел прикоснуться ни к руке Жаклин, ни даже к нашей постели.

Я прошел по дому, размышляя, где бы прикорнуть хоть на несколько часов, прежде чем идти к де Санглену с рассказом о ночных происшествиях. Я поравнялся с комнатой мосье Каню. Паршивый французишка! Я наказывал ему как можно быстрее ехать в Москву, а он ослушался, потратил время на то, чтобы навестить мадемуазель Мими! И не побоялся, что там его узнают и заподозрят в причастности к убийству поляка! А теперь выяснилось, что и французская шлюха убита. И я решил расспросить Жана, не заметил ли он ничего подозрительного.

—

Жан!

Filthy

dog

! — Я вошел в его комнату.

Кровать пустовала, каналья не ночевал у себя.

—

Filthy

dog

! — повторил я. — Наверняка Дуняшку пользует.

Я прилег на кровать камердинера и, хотя чувствовал себя совершенно разбитым, с досадой понял, что отдохнуть не удастся. Тревожные мысли не позволят уснуть. Накануне я изрядно преуспел и оказался на расстоянии вытянутой руки от цели. Я был уверен, что напал на след именно того шпиона, о котором писал генерал Вилсон, изловить которого поручил мне император Александр. А если мадам Арнье и есть тот агент, то вот и объяснение, почему меня не убили, а только заперли в темнице. Любовная интрижка пробудила в душе Изабель какие-то чувства ко мне, и она приказала оставить меня в живых.