—

Shit

! — выругался я. — И как это никто не попался нам навстречу?!

—

Может, стоит отправиться вдогонку? — предложил полковник.

—

Вы правы, — ответил я. — Но все же… все же давайте убедимся, что с графиней Ростопчиной все в порядке.

Мы вошли в дом, и я не мешкая направился в спальню мадам Арнье. Увидев спавшего лакея, мы растолкали его и велели немедленно будить графа Федора Васильевича. Слуга, привыкший к тому, что к генерал-губернатору со срочными делами приезжают в любое время суток, отправился поднимать господина.

Я ворвался в будуар Изабель. Платья, вывалившиеся из шкафа, раскрытые ящички секретера, брошенные вещи свидетельствовали о поспешном бегстве. Мадам Арнье взяла только самое необходимое.

Все это я отметил мимоходом, бегом отправившись в покои графини Ростопчиной. Я прошел в сени, приоткрыл дверь и прислушался. В комнате царила гробовая тишина. Окна оказались занавешены плотными гардинами, совершенно не пропускавшими света. Я не мог ничего разглядеть и тщетно пытался услышать мерное дыхание спящей женщины.

Что, если пресловутый фельдъегерь проник в спальню графини и сделал свое страшное дело?! Опасаясь обнаружить худшее, я вполголоса произнес:

—

Екатерина Петровна…

Никто не откликнулся.

—

Екатерина Петровна, — снова позвал я.

Никакого ответа не последовало.

Я решил, что либо напугаю ее до полусмерти, либо… либо ей уже ничего не страшно.

—

Екатерина Петровна! — гаркнул я.

Послышался шорох, и графиня Ростопчина вскрикнула:

—

Кто здесь?!

—

Это я, граф Воленский.

—

Что… что вы здесь делаете? — обескураженно спросила она.

—

Маловероятно, конечно, но хочу убедиться, что к вам в спальню не проник злодей, — сказал я.

—

А который теперь час?

—

Глубокая ночь, — ответил я.

—

Что происходит? — Екатерина Петровна была раздосадована.

С другой стороны спальни отворилась дверь, и появился граф Ростопчин, в руке он держал подсвечник с тремя рожками. В комнате посветлело.

—

Что происходит? — недовольным тоном поинтересовался он.

Екатерина Петровна с распущенными волосами сидела в постели, подтянув одеяло к подбородку. Я окинул комнату взглядом: кроме графини, в ней никого больше не было. От изумления генерал-губернатор едва не выронил подсвечник. Понадеявшись, что преступник не стоит за гардинами и не таится под кроватью, я прикрыл дверь и крикнул через щель:

—

Федор Васильевич, я должен говорить с вами срочно!

Покинув будуар мадам Арнье, я вышел в гостиную, где

встретил Николая Михайловича Карамзина в домашнем халате.

—

Друг мой, что стряслось? — спросил он.

—

Случилась история, — ответил я. — Начинайте записывать.

В гостиной появился граф Ростопчин. Вид он имел такой, словно ждал, что Наполеон обойдет Москву и каким- то чудом окажется на подступах к Санкт-Петербургу, и я именно с этим сообщением нагрянул к генерал-губернатору среди ночи.

—

Рассказывайте, Андрей Васильевич, я слушаю вас, слушаю! — Граф Ростопчин бросил короткий взгляд на Парасейчука.

—

Перво-наперво прошу покорно простить меня за вторжение. Только что убили трех человек. Есть основания подозревать, что и жизнь Екатерины Петровны в опасности…

—

Что вы говорите? — удивился граф Ростопчин.

—

Убийца был здесь, он опередил нас…

—

Убийца?! В моем доме?! — воскликнул Федор Васильевич.

—

Убийца?! Здесь! — вторил ему Карамзин.

—

Он был здесь несколько минут назад, уехал с мадам Арнье. Мы разминулись, — сообщил я. — Полагаю, что мадам Арнье уже мертва…

Граф Ростопчин вскинул брови, но не успел ничего сказать — вбежал дворецкий:

—

Его превосходительство полковник Дурасов.

—

Зовите сюда немедленно! — приказал генерал-губернатор.

В гостиную вошел полицеймейстер в сопровождении двух офицеров.

—

Егор Александрович, что происходит? — кинулся к нему граф Ростопчин. — Андрей Васильевич говорит об убийце в моем доме! А мадам Арнье? Что с нею? Ее убили?

—

Ваше сиятельство, — виновато произнес Дурасов, — я надеюсь, что граф Воленский внесет ясность…

—

Так вы ничего не знаете?! — рассердился генерал-губернатор.

—

Его сиятельство графа Воленского похитили из вашего дома. Мы сумели освободить его. Двое злоумышленников убиты, из наших людей погиб поручик Синицын, — отрапортовал Дурасов.

—

Объясните, наконец, что происходит?! — едва ли не взмолился граф Ростопчин. — Как это понимать: Воленского похитили из моего дома?

—

Федор Васильевич, позвольте переговорить с вами приватно, — попросил я.

Он кивнул, и мы прошли в кабинет.

—

Федор Васильевич, — начал я, — мадам Арнье, очевидно, собирала сведения в пользу французов…

—

Я знал, что от этой мадам де Сталь будут одни неприятности, — граф Ростопчин произнес это так, словно страдал от головной боли.

—

Но это не самое неприятное, — продолжал я.

—

Шпион в моем доме! Что может быть хуже?! — приглушенно воскликнул Федор Васильевич.

Я собрался с духом:

—

Федор Васильевич, мадам Арнье, я полагаю, что мадам Арнье… так вот, мадам Арнье втянула в свою деятельность вашу супругу Екатерину Петровну…

—

Что?! — Лицо графа Ростопчина вытянулось, он посмотрел на меня с возмущением. — Ты понимаешь, что говоришь?!

—

К сожалению, это так. — Я потупил взор и добавил: — Я видел собственными глазами патент Бонапарта в бумагах Екатерины Петровны…

—

Ты рылся в ее бумагах?! — изумился генерал-губернатор.

Тут я малодушно соврал:

—

Мадам Арнье показала мне бумаги Екатерины Петровны, среди них был патент Бонапарта. Мадам Арнье привела меня в комнату вашей супруги… Извините, я не понял, что это ее комната, я думал, что это спальня мадам Арнье…

Федор Васильевич сжал кулаки и подобрался, став похожим на готового к броску зверя. Негодование переполняло его. Он был столь патриотичен, что порою даже слыл ретроградом. Он не любил французов, терпеть не мог масонов и прочих вольнодумцев. И такому человеку пришлось смириться с тем, что его супруга увлеклась католической верой. Но мало этого — теперь он узнал, насколько далеко зашло ее увлечение.

—

Сожалею, Федор Васильевич, — промолвил я, — но это так. Сожалею, что приходится сообщать вам такие новости.

—

Идем немедленно к Екатерине Петровне! — воскликнул он. — Что еще за патент Наполеона?!

Он двинулся вперед, мы пересекли анфиладу комнат с другой стороны, прошли через спальню самого генерал- губернатора и подошли к покоям графини. Он постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь:

—

Катя!

—

Господи, да что такое стряслось? — раздалось в ответ.

После того как я заглянул в спальню графини, она

окончательно проснулась, и теперь голос ее звучал ясно. И тревога охватила меня. Только что мне пришлось кричать, чтобы добудиться ее. И непохоже, чтобы графиня притворялась, она действительно крепко спала. Но неужели она могла спокойно почивать, зная, что меня похитили и заперли в узилище французские агенты?! Одно дело религиозные взгляды и политические пристрастия, но человеческие чувства! Я был уверен, что именно Екатерина Петровна настояла на том, чтобы мне не причинили вреда. Кто еще мог позаботиться о том, чтобы меня не отправили на корм ракам в Рыбинку?! И тем не менее, неужели графиня Ростопчина могла спокойно спать в эту ночь?

Генерал-губернатор прошел в ее спальню.

—

Идите сюда! — приказал он мне.

Я прошел вперед, стараясь не смотреть на одетую в домашний халат графиню.