— А мадам?
— Не суетись, сейчас разберемся. Надо сначала Димку разбудить.
— А может он её того…, до смерти, я в литературе читал, бывали такие случаи, — высказал предположение Андрюха.
— Что ты гонишь, кого Таньку? — Голиней скривил презрительную мину.
Они вчетвером обступили диван и разглядывали тела.
— Ну, что долго так будем зырить? — спросил шепотом Женька.
— Будить надо, — ответил Голиней.
— Ты и буди, — ответил также шепотом Женька, — а то Димасик, сейчас как проснется, как врежет спросонья. Мало не покажется, так полетишь, что сгоришь от трения о плотные слои атмосферы.
Голиней замер в нерешительности. Помог Андрей, он среди тишины заорал, как на пожар:
— Димон, вставай, на сборы надо ехать, автобус уходит!
Все четверо от неожиданности сделали шаг назад. Голиней зашипел на Андрюху:
— Ты что сдурел? Он сейчас, как подхватится, по одному нас в окошко выкинет.
— А я что, вы все застыли, как замороженные, надо ведь что-то делать?
— Не так же резко.
Но Андрюхин ор помог. Дима начал медленно просыпаться. Он перевернулся на спину, вытянулся во весь рост и протер глаза. Над ним склонились четыре внимательные физиономии. Дима несколько секунд рассеянно их рассматривал, затем в его глазах, мелькнула мысль. Он рыкнул: «Идиоты»! После этого быстро поднялся, натянул штаны и выскочил в коридор.
— Куда это он, — удивился Андрей, — такой недовольный?
— В туалет, наверное, он же с восьми вечера из комнаты не выходил, — пояснил Голиней.
— Ага, — понятливо протянул Новаковский.
— Что, ага, что с этой будем делать?
— Может её пристрелить, чтоб не мучилась? Всё равно Димон её так отутюжил, что вряд ли выживет, — с умным видом предложил Андрюха.
— Дурак, я серьёзно спрашиваю.
— Я тоже серьёзно. Надо привести её в себя. Непрямой массаж сердца, искусственное дыхание «рот в рот», как на военке учили, — продолжал умничать Андрюха.
— Сейчас кто-то за это «рот в рот» получит в глаз.
— Как хотите, всегда так, как только начинаешь дело предлагать сразу — в глаз.
— Жень, брызни на неё водой, хотя бы, — попросил Голиней Безуглого.
Женька набрал полный рот воды и со всей дури брызнул на Таньку. Она подскочила, как будто ей на живот поставили раскаленный утюг. Несколько секунд, ничего не понимая, молча, рассматривала обступивших её мужиков, потом самый отборный мат потоком хлынул из её рта с размазанной помадой. Мужики опешили, но в ответ промолчали. Продолжая по-черному ругаться, девушка собирала свою одежду по всей комнате и по мере нахождения, одевалась под пристальным надзором четырех зрителей.
Наконец она надела платье и стянула резинкой волосы. В её длиннейшей матерной тираде наступила небольшая пауза. Женя успел вставить замечание:
— Танюша, девочке так ругаться некрасиво.
— Пошел ты…, — далее последовала сплошная нецензурщина, описывающая некоторые особенности анатомии Женьки и Жоры, а так же их отношения с разнообразными персонажами в самой извращенной форме. Высказав всё наболевшее на душе, Таня хлопнула дверью и скрылась с глаз.
— По-моему ей что-то не понравилось, — высказал глубокую мысль Андрей.
— Явно, но хорошо, что она ушла, — добавил Голиней.
— Конечно, пусть идет, чему она может научить нашего Димасика с таким словарным запасом, — согласился Андрюха.
Ян, молчавший всё это время, наконец, тоже вступил в разговор.
— Что здесь происходит, кто-то может объяснить? Меня с утра обматерили, ни за что, самыми последними словами. С каких это… такая словесная разминка?
— Ян не переживай, всё в норме. Это называется помощь другу. Мы вчера уговорили Димона на эксперимент по снятию девственности. Пристыдили, подпоили — он и согласился. Пригласили Танюху, ну, её подвиги знают все, так же, как и её профессионализм. При этом заметь, она любительница, а не профессионалка, работает за идею. Сели, выпили, потом отправили молодых на постельку, что было дальше для нас тоже загадка. — Женька задумался и выдал умную мысль, — надо Димона колоть. Чем они тут всю ночь занимались? Я глаз от волнения не сомкнул, — Женька посмотрел на сияющую хитрую физиономию Андрюхи и поправился, — утром минут на пятнадцать прилег, не больше.
В комнату вошел Дима, умытый, но еще не отошедший ото сна, с глазами странного выражения. Первое что он спросил было:
— А где эта? — в вопросе прослушивались нотки страха. Он даже оглянулся по комнате, видимо, переживая, чтобы Татьяна не спряталась где-нибудь в углу.
— Ты имеешь в виду Татьяну Михайловну? — ехидно задал вопрос Голиней, — так они ушли-с. Обматерили нас пятистопным ямбом и отбыли в неизвестном направлении. Тебе она сильно нужна?
— Нет, нет, — Дима облегченно махнул рукой, — пусть идет.
— Ну что, спортсмен-многостаночник, колись, отчего это Татьяна Михайловна улетели в таком гневе? Ты же понимаешь, на нас с Женькой тоже ответственность. Чем ты не угодил нашей любительнице поэзии? Она тебе стихи читала?
— Читала.
— Ну и что, после стихов, всё? Рассказывай, рассказывай, а то у неё был такой вид, что, если бы у неё зубки еще немножко отросли, она бы нас поперекусывала пополам, каждого.
— Я не знаю, что рассказывать.
— Димасик, ты не торопись, рассказывай с самого начала, — попытался успокоить Диму Женька.
Дима глубоко вздохнул, задумался, присел на диван и начал свой нелегкий и путаный рассказ.
— Сначала всё было хорошо, то есть не совсем хорошо, даже можно сказать плохо, но…, — Дима сделал паузу и обвел всех взглядом.
— Ты не волнуйся и не торопись, — подбодрил его Женька, — ты очень всё понятно рассказываешь.
Да? — с сомнением спросил Дима, — в общем, в начале у меня ничего не получилось, — он снова обвел всех взглядом на этот раз виноватым, — но она совсем не обиделась. Она меня наоборот поддержала, успокоила и всё пошло хорошо, даже очень хорошо.
— Не ты первый, не ты последний, — вставил своё замечание Голиней.
— Да? — радостно откликнулся Дима, — а я так расстроился, думал, что не могу, так как все.
— Я так понял, что сомнения были напрасными?
— Абсолютно, — Дима воодушевился, — дальше всё пошло, как по маслу. Мне очень понравилось, как на тренировке. Тренируешься, пот с тебя градом, а ты от этого кайф получаешь.
— Еще бы, тут даже лучше, тебе во время тренировки никто стихи не читает?
— Конечно, здесь лучше и не только потому, что стихи. Танька девка молодец, это невозможно передать. Только потом ей скучно стало, говорит: «Я пойду домой».
— А ты?
— А что я? Так я её и отпустил, — Дима снова замолчал, — она вырывается, в двери полезла стучать. — Дима снова обвел всех взглядом, ища сочувствия, — а что мне было делать? Я её аккуратно за талию взял, так вот, двумя руками и говорю: пошли еще полежим, а она за портьеру ухватилась и не выпускает. Я дернул немножко, эта портьера оторвалась и на неё упала…, вместе с багетом. Там багет — труба железная, мы в прошлом году на заводе во время практике сперли, прямо ей по голове. Она тоже упала, как подкошенная. Но ничего, я её сразу на диван и быстро привел в чувство.
— Как же ты её в чувство приводил? Она, по-моему, только утром в сознание пришла и то после того, как Жека на неё полведра воды вылил.
— Нет, нет, знаешь, как она еще сопротивлялась? Когтями своими меня всего поцарапала.
— Димон, так ты её, что насиловал, что ли? Так это ж статья? — Вставил Женька.
— Нет, она потом соглашалась.
— Димасик, это сто семнадцатая статья УК УССР — от трех до восьми.
— Ладно, — отстранил Женьку Жора, — что ты его пугаешь. Таньку попробуй еще изнасилуй…, если конечно, трубой по голове…
— Ребята, да вы что, она же сама, вы же знаете?
— Дима, — не выдержал Ян, — ну эти два клоуна, я понимаю, им всё время скучно, развлечений не хватает. Но ты же, неглупый парень, спортсмен, призер Европы и влезть в такой гембель. Ты что не понимаешь, что ты у них, как подопытный кролик, вместе с Танькой. Лабораторные испытания по снятию девственности. — Ян собрался уходить, — а на счет статьи, между прочим, это серьёзно. Только я думаю, что Танька заявлять не будет. Её тогда всё засмеют и прохода давать не будут, после всех её сексуальных подвигов, но на всякий случай ты её задобри бутылочкой винца, можно тортик еще шоколадный. Вот так вот, господа сексуальные революционеры. Пошли Андрюха отсюда, мне здесь запах не нравится.