— Прощай, Время, — прошелестела я, наблюдая за тем, как Ромка обессилено, словно кукла, упал спиной на диван.
Я оглянулась на друзей. Рома и Маша мирно спали на диване голова к голове, а у меня было все лишь два часа, чтобы сделать так, вроде я и не была в далеком девятнадцатом веке. Жаль, что не смогу написать книгу о своих приключениях в позапрошлом веке и поделиться с потомками своей историей.
"Твою мать, радуйся, что тебе вообще память не стерли!" — мысленно ругнулась я, вспоминая все известные мне фантастические фильмы и книги.
Эта мысль меня значительно приободрила, насколько это было возможно в данной ситуации. Я резво вскочила с дивана и практически бегом ринулась в ванную комнату наводить порядок, мысленно намечая план дальнейших действий.
Ровно через два часа, я уже помытая, подкрашенная и в чистой отутюженной одежде улеглась на диван между Ромкой и Машкой. Мне даже удалось закрыть глаза и выровнять сбившееся дыхание. В душе я поблагодарила своего друга за его хитроумные приспособления, которые помогли мне в моем нелегком деле. Время нисколько не обмануло, как только я расслабилась, друзья рядом зашевелились и начали просыпаться.
— Ну, ничего себе, как мы задрыхли, — пробормотала Машка, зевая и протирая глаза.
— Это все жара, — сонным голосом пробубнил Ромка, поднимаясь с дивана. — А пиццу мы так и не доели.
— Это нас экзамены так вымотали, — как можно спокойно заметила я, выдавливая из себя такую легкомысленную улыбку, от которой сводило скулы.
В этот самый момент я окончательно осознала, что пора уходить. В душе нарастало напряжение, до боли хотелось побыть одной, чтобы не отвечать на веселые реплики Машки, не делать вид, что слушаешь Ромку, который упорно пытался вспомнить о том, что же он все-таки хотел показать нам. Я резко встала и взялась за свою сумку.
— Уже уходишь? — удивленно спросил Рома, поднимая на меня свои серые серьезные глаза.
Сердце екнуло при мысли от того, что они никогда не узнают о том, что произошло со мной в том далеком прошлом. Я с горечью осознала, что Время навсегда лишило меня возможности облегчить свою душу рассказом Машке о Дэниэле. Это было несправедливо и обидно до глубины души, словно у меня подло украли мои воспоминания.
— Да, — как можно спокойнее ответила я. — Ужасно голова болит…
Я медленно, словно отсчитывая каждый шаг, прошла от дивана до входной двери квартиры. Следом послушно брел Ромка и сонно зевал.
— Я еще останусь, — отозвалась весело Машка, роясь в хламе, сваленном в кучу на стеллаже.
— Как хочешь, — бросила я подруге и взялась за ручку двери. — Пока, Машуль!
— Пока, Ромка! — попрощалась я, переступая за порог квартиры.
— Пока, Элька, — глухим голосом попрощался друг. — До завтра…
За моей спиной глухо захлопнулась дверь, и я осталась одна. Как во сне я спустилась пешком по лестнице и вышла из подъезда. На улице стояла удушающая жара, словно напоминая мне о том, что жизнь продолжается. Я беспомощно огляделась и с грустью заметила, что ничего не изменилось. Раскаленный асфальт, летящие по дорогам автомобили, люди — все было до боли знакомым. Вокруг меня толпились серые безликие многоэтажки. Даже как-то не верилось, что моя жизнь перевернулась за какие-то тридцать секунд. Я уныло брела по улице, не замечая ничего вокруг. Поразительно как может поменяться город, когда не видишь его последние два месяца. Было такое чувство, словно я вернулась из далекой поездки. Правда, современная инфраструктура совершенно уничтожила тот старинный город под названием Екатеринослав, образ которого будет жить в моей памяти.
"Дэниэль умер…" — в моей голове звенела лишь одна настойчивая мысль.
Это я старалась навсегда врезать в свою память то, что моего любимого уже нет на свете и давно. Я даже жалела, что поддалась Времени и ушла сразу после его смерти, а так хотелось побыть еще подольше там, но… С другой стороны, видеть, как дорого человека на похоронах опускают в могилу, словно он уходит в небытие, растворяется во Вселенной, было бы для меня непомерно тяжким зрелищем. Черная бездна поглотила Дэниэля больше столетия назад, а я продолжаю жить, дышать, видеть и слышать. Хотя лично я считала, что скорее не живу, а просто существую, по крайней мере, первое время после смерти моего любимого.
"Дэниэль хотел, чтобы я была счастливой, и я буду!" — посетила меня внезапная мысль и, гордо распрямив плечи, я смело шагнула вперед.
В этот же момент где-то около меня послышался дикий визг тормозов. Что-то тяжелое толкнуло меня спереди, и я неловко упала вперед, уперевшись руками в железную поверхность, и тут же застыла на месте. Несколько глубоких вдохов и я наконец-то пришла в себя. Оказалось, что я стою в полшага от огромного Лексуса черного цвета, упираясь ладонями в его блестящий бампер. Моя голова была низко наклонена и волна распущенных волос скрывала мое лицо золотистым пологом от внешнего мира. Как ни странно, я ни сколько не испугалась за свою жизнь. Сердце стучало ровно, словно ничего не произошло. Я оторвала свои ладошки от машины и медленно, словно с опаской, подняла голову.
В этот момент до меня как из-за слоя ваты донесся мужской голос с нотками беспокойства:
— Барышня, вы не ушиблись? Как вы? Что с вами?
При слове "барышня" я дернулась, словно по телу прошелся электрический ток. Интересно, сколько времени меня будет приводить в замешательство это слово. За считанные доли секунды я осознала, что дело-то вовсе не в слове, а в том, что голос незнакомца был до боли знаком — те же лукавые интонации. Я замерла не в силах поверить в то, что слышала. До меня донесся звук захлопываемой дверцы машины и торопливые шаги. Чьи-то сильные руки взяли мои плечи и аккуратно встряхнули меня.
— Я понимаю, что вы в шоке. Может вас отвести в больни…, - внезапно голос поперхнулся и затих.
Может у меня галлюцинации? Или еще лучше — мне везде мерещится Дэниэль и его голос. В любом случае это было явно не к добру. Волосы слетели с моего лица, а мои глаза будто приковало к лицу мужчины напротив. Одет он был очень даже по-современному, что удивляло меня еще больше и больше. Может это двойник? Далекий потомок княжны Эмилии, сестры Баринского. Но нет, мое сердце давно подсказывало, что на меня смотрел именно Дэниэль. Я недоверчиво осмотрела его с ног до головы, словно удивляясь, каким чудом его занесло в двадцать первый век. Высокий, смуглый, облаченный в бежевые летние брюки, модельные лакированные туфли и белоснежную шведку — Баринский стоял возле Лексуса живой и невредимый. Его идеальное лицо выражало высшую степень удивления, а в его карих глазах светилась неподдельная радость, так, словно он уже давно ожидал меня.
— Дэниэль, — пошептала я непослушными губами, не в силах пошевелится.
— Эля, — вторил мне родной голос.
Происходящее казалось мне каким-то волшебным сном. Я боялась одного — проснуться и обнаружить, что Баринский мертв, а я опять одинока во всем мире. Сердце судорожно сжалось в болезненном спазме. Хотелось удостовериться, что он жив и дышит. Один шаг и я уже вплотную стояла к Дэниэлю. До моих ноздрей доносился терпкий личный запах Баринского. Моя голова шла кругом, перед глазами плыло, и было такое чувство, будто почва уходит из-под ног. Я покачнулась и непременно упала бы, но сильные надежные руки любимого крепко обняли мою талию. Наши лица стремительно сближались. Мои глаза выхватили знакомую кривую усмешку на смуглом лице.