Дворецкий, который шествовал впереди нас, внезапно остановился перед одной из дверей и осторожно повернул ручку.

— Ваша светлость, к вам господин Перовский с супругой, — тихим тоном доложил он, заглядывая в комнату.

— Да, просите, — послышался, ставший родным за время разлуки, баритон.

Мое сердце забилось в бешеном ритме, в ушах зашумела кровь, а ладошки мгновенно вспотели. Я едва смогла устоять на ногах, а также пришлось срочно успокаиваться, чтобы предстать перед ним и его гостями чужой женой, а не Габриэль Миллер. В этот момент даже мелькнула горькая мысль, что мне никогда не приходилось быть с ним самой собой, не прятаться за чужими масками и именами.

— Прошу, проходите, — вежливо пригласил дворецкий.

Станислав галантно пропустил меня вперед, а затем вошел следом за мной. Комната была небольшая и хорошо натопленная. Баринский полулежал в синем длинном шелковом халате на кушетке в самом дальнем углу комнаты. Его большие карие глаза казались еще больше из-за того, что под глазами пролегли тени. Подбородок и скулы заострились. В его взгляде появилась какая-то отстраненность, он смотрел на нас с Перовским, и в то же время — сквозь нас, словно он видел что-то такое доступное лишь одному ему. Этот страшный взгляд пугал, завораживал и заставлял сердце испуганно замирать от страшных догадок, пронзающих мой мозг. Первым желанием было — закрыть лицо руками и зарыдать в голос, горько и безутешно. Но затем все моментально отступило, и больше всего на свете мне захотелось дотронуться до родного для меня слега побледневшего лица, поцеловать все еще чувственные и аппетитные губы, погладить шелковистые волосы, разметавшиеся на подушке. В этот незабываемый миг его глаза удивленно блуждали по моему лицу. Он время от времени переводил потрясенный взгляд с меня на девушку, сидящую на диванчике, расположенном напротив пылающего камина. Фигура девушки показалась мне знакомой, так же как и остальные две дамы, сидящие рядом с ней. Они заинтересованно перевели взгляд с Баринского на нас и наши взгляды встретились. У меня внутри все моментально похолодело — в комнате вместе с нами находились еще мадам Элен, Сесиль и бывшая Габриэль Миллер, а ныне госпожа Перовская.

Последовавшая далее сцена была достойна гоголевского "Ревизора". Шок, удивление, непонимание ситуации — все это в полной мере отразились на лицах мадам Элен, Сесиль и Баринского. Станислав, как и я, пребывал просто в легком ступоре. Личико госпожи Перовской, вовсе было жалостливым и обреченным. Словно, она знала, что все равно наша задумка раскроется, и предстанет перед остальными, в самом, что ни на есть, неприглядном виде. Ее плечики опустились, словно тяжкий груз моментально пригвоздил ее к дивану, а в глубине серо-голубых больших глаз поселилось выражение большой вины. Я перевела взгляд с семейства Миллеров на князя Баринского. Дэниэль с непонятным выражением в глубине черных зрачков пожирал мое лицо, фигуру и выражение моих глаз. Затем его карие глаза посветлели, словно он наконец-то что-то для себя понял и осознал. Слабая улыбка слегка тронула его чувственные губы, и он лукаво подмигнул мне. Этот озорной жест означал только одно — он без труда узнал меня.

На моем лице впервые за весь день зародилась самая настоящая улыбка счастья. Все тревоги отступили на задний план и впервые за все это время, я посмотрела на любимого, не тая свои чувства. Глаза Баринского вспыхнули дьявольским огнем, словно любовь, желание, страсть сжигали дотла его тело, сердце и душу. Внезапно, наша с ним связь стала настолько осязаема для присутствующих, что Сесиль и ее настоящая сестра слабо улыбнулись, понимая наши с князем чувства. Мадам Элен находилась в сильном замешательстве. Не знаю, сколько времени мы, не отрываясь, смотрели глаза в глаза, словно, стараясь впитать друг друга.

Затем, безупречное воспитание Дэниэля взяло верх над остальными чувствами, и он с огромным трудом отвел взгляд от меня. Баринский немного привстал, морщась от боли и вежливо предложил присесть нам со Станиславом на еще один свободный диван.

— Добрый вечер, — поприветствовала я присутствующих сладким голосом, усаживаясь напротив мадам Элен. — Я вижу, вы уже выздоровели, графиня Миллер.

Мадам Элен пораженно переводила глаза с меня на Софью Перовскую.

— Как это понимать? — холодно процедила она сквозь зубы, надменно поджимая губы. — Кто есть кто? И какая из двоих моя дочь?

Этот горделивый жест нисколько не обманул меня. Стало ясно лишь одно — мадам в панике и не понимает, что происходит в данный момент. Маменька запнулась и принялась усиленно сличать меня и Софью. Разница между нами была лишь в одежде. Я скромно потупилась и усиленно разглядывала оборки на пышной юбке. Платье на мне оказалось тем самым темно-синим, с белоснежными кружевными манжетами и отложным воротничком под горло.

— Графиня Миллер, не знаю, кто приехал с вами, но девушку, которая пришла с господином Перовским, лично я знаю, как вашу дочь, — хриплым голосом прервал неловкую тишину князь Баринский. — Могу вам поручиться, Габриэль Миллер узнаю даже с закрытыми глазами. Уж я ее отлично узнал этим летом в Крыму…

— Что-о-о-о! — воскликнула мадам Элен, удивленно приподымая бровь, а на ее холеном лице отразились все неприличные предположения, какие только могли прийти в голову графини Миллер при столь двусмысленной фразе Баринского.

— Не переживайте так, графиня. Просто я хочу жениться на вашей дочери, именно поэтому, сегодня под вечер мой лакей принес записку адресованную Габриэль о том, что жду ее. Конечно, я понимал, что придете и вы…

В этот момент лицо мадам Элен просияло, как медный грош, она уже не слушала его светлость и радостно затараторила:

— Ах, князь, это такая радость для нашей всей семьи. Какое счастье, Гэйби! Ах, Ох! Мы как узнали, что вы занемогли, то тут же примчались к вам, князь, не смотря на столь позднее для визитов время!

Мадам Элен тут же подлетела и уселась на свободное место на диване. Обняв меня и притянув к себе, она уже смотрела на меня влюбленными сияющими глазами, а в ее прозрачно-серебристых глазах отражался восторг и обожание. Смотрела маменька даже не на меня, а будто сквозь меня и, судя по ее ликующему выражению лица, она была на вершине счастья. Я могла поспорить, что перед ее внутренним взором проплывали картины счастливого будущего: роскошные балы, поездки в Европу, дорогие наряды, драгоценности, кареты и самые чистокровные рысаки. Маман была готова простить мне все прегрешения и недоразумения.

В этот момент мадам Элен наконец-то осознала нестыковку и перевела прищуренный взгляд на Софью Перовскую, и тихо прошептала холодным тоном:

— А кто вы?!

У бывшей Габриэль Миллер было такое несчастное выражение лица, что в этот момент от всей души мне стало ее жаль.

— Я — Софья Перовская, госпожа Миллер, — пролепетала девушка напротив, сжимаясь под грозным взглядом мадам Элен.

Видимо, детские привычки, и боязнь грозной властной матери все еще теплилась где-то в глубине ее души. Кое как, преодолев себя, Софья судорожно сглотнула, вздохнула и набрала в легкие побольше воздуха

— Я супруга этого господина, — продолжала Софья, указывая на Станислава кивком головы.