— Что ж, будем арестовывать. Господин пристав, мне потребуются двое городовых и околоточный.

— Этих — сколько угодно-с, — сказал пристав. — А сам я с вами не пойду. Я от министра финансов причитающееся мне за жену только что получил, потому желаю жить долго и в полном здравии. И в свое удовольствие. Господин Колчак, извольте отрядить с господином Жеребцовым затребованных людей. И сами сходите, вы жену ихнего начальника, Вощинина, туда водили, так что дорогу знаете. Я деньги хочу в уединении пока посчитать.

Штабс-капитан Колчак был словоохотлив и завистлив, всю дорогу до Мещанской он не уставая тарахтел.

— Несправедливо устроен этот мир! Я за женой взял пятьсот рублей, в аккурат все на свадьбу и потратили. Теперь ее даже за двадцать рублей никому не пристроишь. А Лисаневичу все впрок! И тетка у него в замужестве за министром двора, и жену свою господину Витте за двадцать тысяч продал. Потому что она жидовка, на них всегда спрос есть, хоть в борделе, хоть в высшем обществе. Вот хотя бы взять случай с тем приставом, что во втором участке Рождественской части прежде служил…

— Все, пришли, — оборвал его Жеребцов. — Василий, поди, узнай у дворника: на месте ли жильцы.

Агент ушел и вскоре вернулся с докладом, что жильцы отсутствуют уже четыре дня.

— Арест пока отменяется, можете идти, — сказал Жеребцов штабс-капитану. — Будем засаду оставлять. Василий, пошли.

Колчак с городовыми отбыли в участок, а Жеребцов пригласил управляющего и вместе с ним, двумя своими агентами и дворником поднялся на четвертый этаж. Управляющий открыл дверь номера, снимаемого подозреваемыми, и Жеребцов вошел внутрь. Это была довольно приличная комната чулком, пропахшая карболкой, с двумя ржавыми железными кроватями, на которых были брошены умеренно замасленные и плоские как доски полосатые тюфяки, набитые соломой. На столе у окна стояла керосиновая лампа с закопченным стеклом, стопка старых газет и две немытых оловянных миски. На гвозде, вбитом у дверей, соединявших эту комнату с соседней, висело длинное серое суконное пальто.

— Татарин рублей пять за такое даст, — сказал Жеребцов, проверив карманы, в которых ничего не оказалось.

— Чемодан будем вскрывать? — спросил Василий.

— Да надо бы.

— Странные они какие. Вон у печки онучи сушатся, никогда не видал прежде онучей из кашемировой ткани.

— Кто-то идет, ваше благородие, — доложил дворник.

— Все в комнату! — велел Жеребцов. — Василий, закрой дверь.

В комнате наступила тишина, слышно было только, как мыши шуршат под полом, да всхлипывает простуженным носом управляющий. В коридоре раздались шаги и замерли у двери. Человек осторожно постучался и приоткрыл дверь. В тот же миг оба агента наскочили на него и повалили на пол.

— Это ваш жилец? — спросил Жеребцов у управляющего.

— Нет, впервые вижу, — ответил дворник на вопросительный взгляд управляющего.

— Ты кто таков? — Жеребцов поднял пришедшего с пола.

— Приказчик купца Прорвина, из галантерейной лавки на Английском.

— И чего тебе здесь надо?

— Вот-с, подношения к празднику от хозяина велено доставить. — Приказчик раскрыл бумагу: в нем был отрез хорошего сукна на брюки.

— Ничего не понимаю, — сказал Жеребцов. — Ты по какому адресу шел? Может, ошибся?

— Да не первый раз хожу. Господин дезинфектор обещали в январе не прыскать.

— Так холера ведь кончилась!

— Никак нет-с. У нас в Коломне до сих пор-с. Когда бы не господин Фаберовский, половина народу бы перемерла.

Приказчик перекрестился.

— Действительно, вот и гидропульт, — сказал Василий, заметив под столом медный цилиндр с большой цифрой «62», выведенной красной масляной краской. — Поэтому и карболкой пахнет.

— Так говорите: у вас в Коломне все еще холера? — хмыкнул Жеребцов. — Ну что ж, ступай. Скажи хозяину, что передал благополучно. Надо будет после праздника в Санитарную комиссию запрос сделать об обоих дезинфекторах.

Приказчик, почесывая в затылке, ушел, и вместо него немедленно явился другой, на этот раз с сахарной головой и коробкой чая.

— У вас тоже холера? — спросил Жеребцов.

— Да по всей Коломне холера!

— С чего вы взяли?

— Это всем известно. Мой хозяин еле господина дезинфектора уговорил в ноябре попрыскать. Тоже говорил: «Нет холеры, кончилась!» А как с благодарностью подошли, тут и выяснилось, что ничего и не кончилась. Специально скрывают, чтобы летом потом больше цену содрать! Летом-то от карболки вонища — не приведи Бог, никто и в лавку не войдет, а сейчас вроде и ничего, терпеть можно. Да и слух пошел — у кого в лавке воняет, там холеры точно нету.

— Бу! — сказал Василий. — Летом дезинфекторы брали, чтобы не прыскать, а эти зимой берут, чтобы прыскать! Ну, народ!

— Ставь свой сахар и иди! — махнул рукой Жеребцов. — Будем ставить засаду. Так что ты, Василий, я вижу, с голоду здесь не помрешь. Соседняя комната свободна?

— Выселим, — сказал управляющий. — Там двое студентов, мне уже за месяц задолжали. Прямо сейчас и выселим.

— И протопите, — сказал Василий. — Задубеешь там в нетопленном.

— Эта дверь открывается? — Жеребцов подергал за ручку двери, ведущую в комнату студентов.

— Никак нет-с, отродясь не открывали. Там и замок уже заржавел, наверное.

— Надо смазать. И ключ отдать Василию. Ты, Василий, если что, дашь знать Лисаневичу через дворника, я пристава предупрежу. А вы, сударыня, из какой лавки?

— Он так молод, ваше превосходительство, — всхлипнула дама, заглянувшая в этот момент в комнату.

— Кто вы такая? Что вам здесь надо? Ставьте свои подношения на стол и ступайте, нам некогда.

— Как?! Подношения?! Я так и знала, что здесь нельзя без подношений! И сколько же нужно господину директору Департамента полиции?

— Что?!

— Мне сказали, что здесь можно найти господина директора… — залепетала дама.

— Кто вам сказал такую чушь?

— Меня сначала направили в Полюстровский участок, но оттуда выгнали, а один человек вошел в мое положение и сказал этот адрес…

— Обратитесь непосредственно в Департамент. Фонтанка, 16, напротив цирка Чинезелли. Что вы бегаете по всяким сомнительным местам? Я даже, кажется, догадываюсь, кто ваш доброжелатель. Они, Василий, еще и шутники…

Приказчики, доставившие из «Медведя» коробки с ужином, выложили все на стол, получили деньги и удалились. Наступал новогодний вечер, который обещал уставшим и измаявшимся обитателям квартиры академика Кобелевского тихий, почти семейный отдых. Луиза выложила на тарелку маленькие остендские устрицы, подала лимон, жареную свинину и две бутылки красного кавказского вина, купленные в магазине Измирова.

В квартире было тихо, потрескивало в печи догорающее полено, и на кухне позвякивала посудой Луиза. Пока она готовила на стол, Фаберовский дремал с газетой в кресле перед камином, Полкан свернулся калачом у его ног, а Артемий Иванович продолжил свои научные изыскания. Он сел за давно задуманный труд «Краткий путь к процветанию человечества» и успел даже написать слова: «Для того, чтобы…», как вдруг пронзительно звякнул дверной звонок, и Полкан, оглушительно залаяв, сорвался в коридор. Человечество так и не узнало, как ему достичь процветания.

— Там к академику господин Минус с дочерью, — сообщила Луиза, вернувшись в гостиную.

— Это какой еще Минус? — спросил недовольно Артемий Иванович, оторванный так некстати от своего фундаментального труда. — Банкир, что ли?

— Это один такой знакомый академика по Одессе, уксусник.

— И что им надо? — спросил поляк, вставая из кресла.

— Хотят поздравить академика.

— Мы же просили тебя говорить, что академика нету! — сказал Артемий Иванович.

— Но они принесли подарки! Заяц mit Becken — не знаю как по-русски сказать эти музыкальные тарелки. К тому же это очень упрямый иудей, и он не уйдет без ответного подарка.

— Ну, тогда зови, — сказал Артемий Иванович. — Сам напросился.