Встрепенувшись, она вскочила, затащила поляка в кабинет и закрыла от любопытных глаз дверь.

— Куда мне ложиться, вот сюда? — спросила она у Фаберовского.

— Сюда, — буркнул он и, повернувшись к Сеньчуковой, взял шприц. Несмотря на выпитый ром, ему было стыдно вкалывать всякую дрянь этой женщине.

Ему почему-то вспомнилась жена во время их свадебного путешествия в Египет, и он решительно выпустил из шприца треть синей жидкости в пустую кювету. Приставша на диване шуршала юбками, а он боялся повернуться к ней, тупо глядя на шприц в правой руке.

— А вот эти розовые панталоны с кружевами я покупала в Париже в магазине Лурье на бульваре Капуцинов. Правда, они мне идут?

Шприц опорожнился еще на треть.

— Хозяин магазина сказал, что с такой прекрасной фигурой, как у меня, я могла бы блистать в парижском свете… Да вы совсем не смотрите на меня!

— Сейчас посмотрю. — поляк выпустил остатки жидкости из шприца и повернулся. Приставша лежала животом на диване, выставив зад из многочисленных кружев. Фаберовскому стало жаль дырявить эту нежную кожу такой большой иглой, и он заменил ее на самую тонкую из имевшихся в железной коробке.

— Только вы отвлекайте меня как-нибудь, — попросила Сеньчукова и добавила кокетливо: — Я не привыкла, чтобы с моей попкой обращались столь безжалостно.

— Я уже заметил, пани, что вы едете не по тем рельсам. Вы в данный момент находитесь у доктора, а не у любовника, вот так-с.

— Ай-яй-яй-яй-яй! — взвизгнула вдруг приставша.

— Да погодите верещать! — прикрикнул на нее Фаберовский. — Я еще даже подойти к вам не успел.

— Я предпочла бы, чтобы вы были моим любовником, а не врачом, — сказала Сеньчукова, всхлипнув. — Но все равно отвлекайте и утешайте меня. Ай-яй-яй!

— Пани Сеньчукова, если вы не успокоитесь, я немедленно позову своего ассистента. Он вас отвлечет.

Сеньчукова обернулась и при взгляде на шприц опять всхлипнула.

— Зовите! — сказала она обречено. — Только поставьте ширму, чтобы он меня не видел.

Фаберовский загородил приставшу ширмой и вышел в гостиную.

— А что вы там так долго делали с моей дочерью? — подозрительно спросил Минус. — Она, между прочим, замужем за полицейским приставом!

— Не беспокойтесь, папаша, лекарство скоро подействует, и вас больше не будут волновать такие глупости. Пан Артемий, пройдемте со мной, мне нужна помощь.

— Я тут папаше Минусу рецепт старинный рассказал, как с болями в заду бороться, — сообщил Артемий Иванович, проследовав за поляком в кабинет.

— Прописал ему теплые ванны, спиртовые компрессы и питательные клистиры. А тебе я на что понадобился?

— Отвлекать будешь пани приставшу. Я зайду за ширму, и как махну рукой сверху, начини ей что-нибудь петь, или спроси о чем-нибудь. Я ей тотчас укол сделаю.

— Я ей и без заговоров бы укол сделал, — пожал плечами Артемий Иванович. — Чего так церемониться! Но если тебе так охота, то отвлеку.

Фаберовский зашел за ширму к Сеньчуковой и поднес пустой шприц к ягодице. Приставша тяжело задышала и стала поскуливать.

— Я готов, доктор, — известил Артемий Иванович.

Поляк поднял руку и дал отмашку. Раздался нечеловеческий, жуткий грохот, более всего похожий на столкновение лоб в лоб на полной скорости двух паровозов. В тот же миг Сеньчукова взвизгнула, опрокинула ширму вместе с Артемием Ивановичем и бросилась прочь из кабинета, унося в заду соскочившую со шприца иглу.

— Ноги нашей больше в этом доме не будет! — крикнул Минус.

— Иголку-то казенную верни! — крикнул Артемий Иванович, выбираясь из-под ширмы с двумя медными тарелками, отнятыми у порубленного механического зайца.

— Но папа, мне совсем не было больно!

— Вот ваша игла, проходимцы!

— Как? — переспросил у Артемия Ивановича Фаберовский, в ушах которого все еще звенело.

— Вот ведь отродье! Мало того, что мы на ее папашу вакцину драгоценную потратили, так она еще и иглу от шприца пыталась прихватить! А ты чего рот раззявил, Степан, видишь же: у тебя в шприце иглы нету!

1 января 1893 года, пятница
* * *

Фаберовский с Артемием Ивановичем уже почти закончили поглощать гороховый суп, приготовленный на обед Луизой, когда их посетил Лабурда. Он заметно прихрамывал, был возбужден и косноязычен.

— Моему послу требуется такой же укол, как и мне, — заявил переводчик.

— Он вернулся только что с дипломатического приема в Зимнем дворце, где представлялся царю, и утверждает, что во все время пребывания там за ним постоянно следили. И что половина дипломатов были вовсе не дипломаты, а сотрудники тайной полиции, что ему шагу невозможно было ступить, чтобы они не проследовали за ним.

— Ну что ж, добже, — сказал Лабурде поляк. — Будет послу вакцинация. Но только мы не можем разглашать иностранному дипломату государственную тайну, поэтому должны будем выдать себя за борцов с холерою.

— Да хоть чумою, лишь бы удалось укол сделать! — горячечно воскликнул Лабурда и поспешил обратно к бразильцу, опасаясь, что тот заметит его отсутствие и заподозрит чего-нибудь.

— Луиза Ивановна, у академика имеется фотографический аппарат? — спросил Фаберовский, как только переводчик отбыл.

— Да, академик имеет такой аппарат, — сообщила Луиза. — Академик фотографировал свой червяк в микроскоп.

— Ну, микроскопа уже, считай, нет, — весело сказал Артемий Иванович. — Так что и фотоаппарат ему теперь без надобности. Ты, Степан, с фотографическими аппаратами умеешь обращаться, приделай его как-нибудь к треноге. Мы с Лабурды такую фотографическую карточку сделаем, хоть в окне ателье выставляй. А я, покуда, как человек художественной склонности, кое-что нам для солидности изготовлю.

— Эх, а зайца-то мы вчера топором уделали! — Он взял медные тарелки и горестно вздохнул. — Самим себе пора вакцинацию делать.

Спустя час у стеклянных сеней посольской квартиры остановилась необычная процессия: впереди стоял высокий господин в очках и в черном картонном цилиндре, испускавшем сильный запах казеиновых чернил. Он держал фотоаппарат на треноге, а позади него торжественно лупил друг о друга медными тарелками еще один господин также в картонном цилиндре. Оба щеголяли большими шелковыми розетками спереди на платье, в центре которых красовалась желтая капля.

Вышедший им навстречу камердинер от изумления безропотно пропустил их в квартиру. Там в коридоре их уже ждал сам бразилец и Игнатий Лабурда.

— Господин посол! — торжественно начал Фаберовский. — От имени и по поручению находящегося под высочайшим покровительством общества по борьбе с холерой «Капля карболки» мы собираем деньги на помощь пострадавшим и одновременно производим бесплатную вакцинацию в свете грядущей этим летом новой эпидемии.

Поляк кивнул Артемию Ивановичу и тот изо всех сил ударил в тарелки.

— Мы уполномочены объявить, что литографированный портрет всего персонала того посольства, которое пожертвует самую большую сумму, будет помещен в роскошном подарочном издании общества, один экземпляр которого уже в марте будет преподнесен Его Величеству Государю императору. Так, например, английский посол сэр Роберт Мориер пожертвовал 20 фунтов (Артемий Иванович ударил в тарелки), а французский посол граф Монтебелло — 400 франков (вновь грянули тарелки).

— Синьор посол говорит, что у него нет сейчас денег! — перевел экспрессивную речь посла Лабурда.

— Вот тебе раз! — воскликнул Артемий Иванович. — Что мы ему: бесплатно делать вакцинацию будем? Нам меньше чем за 54 франка нельзя, Пастер не одобрит. И ты еще нам четвертной должен, не забыл?

— Синьор посол говорит, что он пожертвует алмаз, который стоит больше чем дали французский и английский послы, — невозмутимо перевел Лабурда и добавил уже от себя:

— От бисовы дети! Дел на четвертной, а получат алмаз!

— Передайте господину послу, что именно бразильская миссия будет увековечена в издании, — сказал поляк, и Артемий Иванович троекратно бухнул в тарелки. — А теперь спроси господина посла, может ли он предоставить нам уже готовые портреты своей миссии или мы сейчас сделаем снимок прямо на месте.