— Ты, наверное, кучу времени потратил, собирая такую коллекцию! — воскликнула она, бросая мимолетный взгляд в сторону своего садиста — бородача.
— Гораздо больше его потребовалось… чтобы найти тебя… — произнес Георгий. — Ведь именно на тебе я хочу испытать все составляющие ее предметы — от первого до последнего, — по очереди.
Ира почувствовала, как бородач взял ее за руку, и настойчиво потянул к выступающему из бетона подвальной стены деревянному кресту, — тому самому, который попался ей на глаза в первую же секунду пребывания здесь.
Девушка позволила приковать себя кандалами к этой штуке и стала ожидать дальнейшего развития событий…
Георгий приблизился к одному из стеллажей, достал с его верхней полки нож и начал раздевать ее — медленно, грубо.
Ира глубоко вздохнула. Ее пульс участился и сладкая теплота прокатилась по телу. Она уже не первый раз замечала за собой, что стала откликаться на всю эту садо-мазохистскую ерунду. К примеру, если Георгий прикасался к ней, каким-нибудь предметом (а он очень редко дотрагивался до нее руками), это пробуждало в ее голове эротические образы. Во время порки, когда она лежала перед ним голая, ей было приятно осознавать демонстрацию своей наготы мужчине, устроенную по его приказу.
Но всех законов садо-мазохистских отношений, тем более главного из них, говорившего о полном подчинении одного человека другому, Ира пока не принимала и сомневалась, что примет это когда-либо вообще. На ее взгляд, пускаться во все тяжкие ради какого-то Георгия было весьма опрометчивым поступком. Она не собиралась провести с ним всю свою жизнь!
Нож срезал пуговицы с ее кофточки — одну за другой. Ира чувствовала опасную близость острого лезвия. За пуговицами последовала сама кофта.
Далее девушка лишилась джинсов, лифчика и трусиков. Они разрезались на кусочки: рю-ю-ють, и нет одного рукавчика, рю-ю-ють и нет второго, рю-ю-ють и ее груди обнажились, почувствовав прохладный воздух комнаты.
По опыту встреч с этим человеком, Ира знала, что раздевание такого рода, с режущими предметами, когда одежда полностью уничтожается, Георгий использует нечасто. Дело было даже не в деньгах, их у него куры не клевали и стоимость тряпок он ей, потом возмещал (плюс по-королевски доплачивал). Корень зла скрывался в том, что это его очень возбуждало.
Возбуждение у него плавно трансформировалось в желание доставить ей болезненные ощущения. Особый колорит сцене придавал страх Иры перед неизведанным, ибо она никогда не знала, чем тот станет ее истязать. И это добавляло еще одну порцию масла в огонь, раскаляющий до кипения котел извращенных страстей Георгия.
В данный момент Ира опять, внутренне содрогаясь от всяких страшных мыслей, ожидала претворения в жизнь новой фантазии ее садиста — бородача.
На этот раз неизведанным оказались две металлические клипсы с натянутой между ними цепочкой. Одну клипсу Георгий закрепил на соске ее правой груди, другую — на соске левой, и стал ждать.
Сначала Ира спокойно восприняла такое ноу-хау, однако, по истечении всего лишь каких-то мгновений ей уже стало некомфортно; клипсы давили и давили.
Вскоре она испуганно захлопала глазами от ощущения, будто из сжимавших ее соски «прищепок» выросли иглы.
Георгий стоял в стороне, наблюдая за происходящим алчным взглядом кота, добравшегося, до сметаны.
Наконец, Ира все-таки не выдержала и закричала. Мышцы ее груди затрепетали, а спина и руки выгнулись, подвластные сейчас только одному непреодолимому желанию — сбросить все это с себя и помассировать травмированные соски ладонями. Но руки, да и ноги тоже, прочно удерживались металлическими путами. Дерганье ими принесло лишь дополнительные страдания.
Ира зажмурилась и, собрав все свои силы, начала терпеть мучительную боль. Пот выступил у нее на лбу, щечки раскраснелись. От сосредоточенности, концентрации и предельного напряжения всего организма у девушки заложило в ушах, поэтому она даже не услышала шагов приближающегося Георгия.
Гера снял с нее клипсы, дав ей отдохнуть.
Переводя дух, Ира заметила одну большую странность в поведении бородача.
Тот весь дрожал и сжимался в комок, будто его вот-вот должен шибануть приступ эпилепсии. Мужчина закатил глаза и стоял так посреди комнаты, произнося нечленораздельные звуки.
Конечно, на все подобное он бурно реагировал и в Череповце. Однако сейчас с ним творилось нечто невообразимое.
От этого девушка готова была испугаться еще сильнее прежнего, но бородач вдруг пришел в себя и, очевидно, решив, что отдых закончен, прикрепил клипсы обратно…
И Ира опять корчилась, превозмогая боль и стоя перед ним распятая, обнаженная и беззащитная…
Когда Георгий окончательно удалил с нее инструменты пытки, хотя и не выпустил из кандалов, Ира думала, что на сегодня ужасы «подземелья» для нее закончены. Ох, как она ошибалась! Дальше было только хуже. Бородач выключил в подвале свет и удалился наверх, оставив ее в кромешной темноте одну, да еще привязанную к этому… столбу позора. Система закрывания двери опять сухо и громко хлопнула.
Ира, конечно, понимала, что большинство пар, то есть союзов мужчины и женщины, — брачных, не брачных, — без разницы, не так уж и благополучны, как может показаться на первый взгляд. Зачастую, один любит другого, а второй просто позволяет себя любить. Но бывает и намного, намного хуже. В обществе эти люди ведут себя хорошо, ни у кого и мысли не возникает, что они надели, образно выражаясь, маску, скрывающую их подлинную сущность, а за закрытыми шторами своей спальни подобные парочки могут вытворять такое, от чего волосы дыбом встанут!
Вместе со вспыхнувшим вдруг светом, у Иры мелькнул слабый лучик надежды на освобождение. Но, это, оказывается, Георгий привел Чуша. За собой бородач тащил небольшую клетку. Поставив ее на пол, он закинул туда порцию приманки, состоящую из аппетитно пахнущих сосисок, в результате чего, пес быстро оказался под замком. Обманутый и уязвленный, он обиженно смотрел на все вокруг через металлические прутья решетки, сам не понимая, как ему удалось так дешево купиться на элементарную хитрость.
— Что все это значит? — спросила Ира Георгия, прищурив уже отвыкшие от света глаза.
— Я подумал, тебе не помешает компания. Может, вместе вы не будете скучать.
— Я спрашивала о другом! — крикнула девушка, чувствуя, что теряет самоконтроль.
Георгий только рассмеялся в ответ, потушил свет и снова ушел.
Ушел…
С тех пор минуло час или два. И все это время она предавалась своим воспоминаниям. Как глупо!
Девушка мысленно попыталась взять себя в руки. Чем попусту вспоминать всякую ерунду, надо лучше подумать. Первым делом — о том, что с ней происходит и почему.
Как ни крути, Георгий стал ей хорошим знакомым и даже проявлял заботу, — например, снял для нее квартиру. Хотя, почему она думает, что для нее? Может, все-таки, для себя? Ему, ведь, удобнее было встречаться с ней на нейтральной территории, без чужих любопытных глаз?! Но, в то же время, когда она намекнула ему о работе, он специально подыскал для нее место, где бы ей пришлось поменьше трудиться, — проявил доброту (не был бы добр, устроил бы пахать, как лошадь, а вечером еще и издевался бы над ней). Если так, то получается, что он просто играл в жестокость. Однако, с другой стороны, Георгий был способен опять поступить эгоистично, к примеру, из-за желания, чтоб она поменьше израбатывалась, а то, иначе, после тяжелого трудового дня, у нее могли возникнуть усталость, плохое настроение и тому подобные факторы, влияние которых значительно снизило бы накал их встреч.
В общем, выходило так, — либо Гера до сих пор с ней играет, либо окончательно сбрендил.
На мысль о продолжении садистской игры Иру навели какие-то обрывки знаний, полученных в институте. Психология человеческой сексуальности определяла садизм как форму страсти человека к жестокостям, когда половое удовлетворение достигается при условии причинения партнеру физического и морального страдания.