В принципе, для того, чтобы снова обвести Виктора вокруг пальца, много ума не потребовалось. Она пристыдила его, выдав двухдневные синяки на своей попе за его вину, — дескать, суровый дядька, хранящий ее честь, прознал, что она крутит роман с парнем, и всыпал ей по первое число, чтоб помнила наказ родителей — быть в городе, куда они ее отпустили одну, скромной и целомудренной девочкой.
В тот вечер Гера так и не пришел, только сказал по телефону, что вынужден это время провести с друзьями и родственниками. Но он появился чуть позже, предложив Ире переехать в новую квартиру.
Если в прежнее жилье, снятое ей Константином, девушка запросто пригласила Виктора, то местоположение новой квартиры она уже не могла ему открыть. Такая мера секретности была продиктована одним сложившимся обстоятельством: Георгий установил в гостиной станок для привязывания и пыток: невысокий стол, обитый черной кожей, по бокам которого торчали всевозможные петли, крючки, и веревки. Лично Ира называла это сооружение — лупильня, ибо именно на нем её теперь то и дело пороли. Но как назвать его Виктору, чтобы он не подумал лишнего, девушка не знала. И даже ее природная хитрость тут не срабатывала. Допустим, она скажет, что стоящая посреди комнаты мрачная доска, ощетинившаяся железками и веревками — массажная кушетка. Он точно не поверит. Хорошо было бы утащить жуткий предмет в спальню! Но станок не проходил в дверной проем и не разбирался на части.
Еще Ира категорически избегала встреч с Виктором в постели. На то, по порядку, возникло две взаимодополняющие причины.
Первая причина появилась давно и заключалась в том, что парень выступал для нее идеалом. Секс, как и раньше, все портил. Нет, Виктор не был так груб и гадок, подобно остальным, но одна лишь мысль, что он занимается тем же, чем занимались всякие мерзкие подонки до него, удручала Иру. Похоже, у нее действительно появилось патологическое неприятие сексуального контакта.
Для отговорок в этом отношении, припасенных Виктору, она использовала удачно созданный прием боязни венерических болезней… лесбиянка, всякая сифня, недоверие медицинским справкам… вплоть до того, что даже в губы ее целовать не разрешалось.
Вторую причину, появившуюся позже, но естественно, в дополнение первой, можно было охарактеризовать, как невозможность объяснить Виктору, откуда на ее теле появляются новые и новые синяки, уколы и даже ожоги…
Конечно же, эта отстраненная позиция Иры негативно сказалась на ее отношениях с парнем.
Виктора она упустила, тот нашел себе другую девушку.
Сначала Ира кусала локоть, в прямом и переносном смысле. Потом досада от потери молодого человека быстро перетекла у нее в сильное желание отомстить ему. Отомстить за то, что предпочел ей другую (а она, между прочим, очень сильно переживала по поводу их разрыва, даже отощала с тоски).
Месть приобрела характер экспромта. Уйдя, во время последнего скандала от Виктора ночью, Ира сообщила потом ему о якобы произошедшем нападении на нее ночных хулиганов, и о сбежавшем от испуга Чуше. Вот уж были враки! Кого, интересно, испугался бы Чуш, с его огромными клыками и мощными лапами? Разве что Лох-Несского чудовища. Она знала, — Виктор полюбил пса, и известие о его пропаже доставит ему сильные переживания. Пусть помучается! На самом же деле, никаких ночных хулиганов, естественно, не было, и Чуш никуда не делся.
В довершение всего Ире захотелось выжать из Виктора «компенсацию», «возмещение» морального ущерба, полученного ей от его предательства (да, предательства, с этой его новой дрянью-потаскушкой!). Но, хоть она ему и намекнула, что, якобы за Чуша отдала большое вознаграждение той женщине, которая его нашла (женщина, дескать, позвонила по ее объявлению, размещенному в газетах и на радио), от Виктора она все равно ничего не получила, — парню окончательно запудрила мозги его новая девка, и он потерял способность чувствовать за словами подтекст.
Лето стало для Иры мучительным, но результативным. Гера не переставал заходить к ней, то и дело, осыпая свою жертву пачками долларов. Деньги, а точнее — их количество, сделали ее жизнь хрустальной мечтой любой девушки.
Единственное, что удручало Иру — своего рода безвылазность. Если она куда-то и ходила, то это были: фитнес-клуб, вещевой рынок, продуктовый магазин и… все. Музыка с телевизором осточертели, куча приобретенных нарядов не радовала (куда надевать-то?), хотелось чего-то нового, свежего.
В особо тоскливые дни девушка с благоговением вспоминала даже дурацкую поездку с Константином в Турцию. Интересно, где он сейчас? Однажды ей случилось проходить мимо его дома. Спросив старушек из подъезда, как он живет, Ира узнала, что дядя Костя свалился с инфарктом.
«Вовремя же я его бросила!» — подумала она. — «А то теперь он, если и оклемается, с прежним усердием пахать не сможет, денег не будет. Ну а сейчас вообще кошмар! Сидеть в больничной палате, поглаживая его старческую клешню, да утку из-под него выносить?! Нет уж, увольте!»
Кроме брезгливости в Ире закопошилась и недавняя злоба на Константина. Без его поддержки ее мигом уволили из привокзальной аптеки (прощай хорошая зарплата и удобный график дежурства — сутки через трое!). Теперь там сидела любовница кого-то другого. Сейчас Ира, конечно, в деньгах не нуждалась, но быть полной тунеядкой не хотела. Как-то раз она сказала Георгию, что не к лицу молодой девушке совсем не работать. Тот откликнулся на ее замечание и устроил Иру валютным кассиром в сбербанк.
От трудовой деятельности девушка ожидала разрядки, способной побороть домашнюю скуку. Не тут-то было! Видимо, Гера постарался найти ей как можно более легкую и необременительную работу.
У кассиров по коммунальным и прочим платежам день был просто сумасшедшим, их пальцы не отрывались от клавиатуры компьютера, а рты едва успевали произносить: «Следующий!»
На Ирином месте стояла зеленая тоска. От силы раз в два часа ее кабинку посещал редкий клиент, — поменять доллары на рубли, рубли на евро или наоборот.
И Ира оказалась неимоверно рада, когда, в конце августа, Гера предложил ей поехать на природу, в его загородный коттедж. Хоть какая-то смена обстановки!
Девушка мигом собрала все необходимое: солнцезащитные очки, кроссовки, спортивный костюмчик, мобильник.
С ними, конечно же, поехал и Чуш. Ира часто упрекала себя в том, что недостаточно о нем заботится, спихивая большую часть своих обязанностей заводчицы, на других людей — на Наташу, Виктора… или еще кого.
Девушка попыталась отогнать от себя мысли о собаке, но они все равно лезли в голову. Как же было не думать о таком общительном и жизнерадостном существе?
Иногда эта его общительность, естественно, выходила боком. К примеру, по утрам.
На прогулку с ним она обычно выходила около семи часов. Но, если, по той или иной причине, стрелка тикающего на ночном столике будильника переваливала за семь, а Ира оставалась лежать в постели, Чуш был тут как тут. О, нет, пес, конечно же, не умел определять время по придуманным людьми устройствам, просто у него внутри находились его собственные часы. Он просовывал под одеяло свой нос и начинал тыкаться им в руку девушки, давая ей понять: «Хозяйка, мне уже не терпится сделать свои дела, а так же почитать те письма и маленькие записочки, которые оставили на растущих вокруг кустах и травке мои сородичи».
А уж из-за жизнерадостности Чуша Ира и вовсе впала в транс, приревновав пса к Виктору. Ей, конечно, оказалось чрезвычайно удобно, что собака, на время ее переезда в новую квартиру, оставалась у парня. Однако, Виктор, понравился Чушу больше остальных, даже больше ее самой, и пес, как говорят в таких случаях, — сменил хозяина, начав встречать Иру лаем и обнюхиванием, словно чужого человека. Хорошо, хоть, Виктор отдал его назад, когда тот еще немного помнил о ней. Постепенно все восстановилось, и Чуш, как раньше, стал ее слушаться и выполнять команды.
— Вперед! — скомандовала Ира.
Пес собрался, сконцентрировался и прыгнул в открытую дверцу солидного внедорожника «Мицубиси Паджеро». Через секунду он уже восседал на заднем сиденье машины и демонстрировал два ряда внушительных белых зубов в собачьей улыбке, дополненной свешивающимся из пасти фиолетовым языком.