И Шурка знает, что нельзя быть недовольной самим укладом, потому что она сама его выбрала, и до Вангелиса ей было хуже, чем потом с ним. Но жутко от того, что она должна надеяться на то, что, в принципе, маловероятно – на то, что Вангелис разведется с женой, разделит с ней все свое состояние и фабрики, уладит отношения с дочерью, женится на Шурке, и они будут жить счастливо... Это очень сложное счастье. Но даже такое счастье проще, чем выйти замуж за неженатого, молодого и красивого парня. Это вообще утопия. Это антиреальность. Это то невозможное, чего судьба никогда не допустит.

Шурка сидит и думает не о себе, не о той ситуации, в которую попала, не о Шнуре, а об этом парне, который возникает в ее  квартире, как фантом – как тень из зазеркальной антиреальности. И ей хочется только одного – дотронуться до него, чтобы убедиться, что он на самом деле существует.

И вдруг Шурка чувствует, что щеки начинают гореть и внутри все теплеет. Мысли о Савве приобретают вполне отчетливые очертания эротических фантазий.

У Саввы эта «Ивони» не идет из головы. Послал Костика на разведку, выяснились интересные вещи, на которые раньше никто как-то и внимания не обращал.

«Ивони» – марка с мировым именем. И этот Макриянис – известнейший модельер и признанный мастер в своей области. И капитал там  крутится такой, какой, в принципе, нельзя было и предположить. Вся Европа носит «Ивони». На каком-то фуршете Кулик даже Макриянису руку пожимал, тогда еще не успев оценить размеры его прибыли. Он и сейчас еще не успел. А Шнур уже стрижет его жирных овечек.

Может Савва и не стал бы ввязываться (своих проблем по горло), если бы Шурка так все не описала. А теперь он видит, что не по понятиям вышло – не имел права Шнур так круто наезжать на иностранного бизнесмена, тем более – переходя боссу дорогу. Это как метнуться на встречную полосу и запарковаться быстрее всех на чужом месте. Нагло это чересчур. Так не делается. Если бы сейчас Савва сказал об этом Кулику – полетела бы умная голова Шнура с его неумных плеч.

Савва не скажет, ясно. Но со Шнуром поговорить надо – так, по-братски, чтобы тот расслабился немного и не отпугивал иностранных инвесторов, прикрываясь именем босса. Для структуры – нездорово это. Не на пользу.

Шнур вообще напряженный ходит, словно сунул два пальца в розетку и обратно – никак. На пацанов рычит и матерится без умолку.

– Эй, Шнур, притормози-ка, – Савва задевает его плечом в коридоре Куликовской компании. – Тема есть.

И глаза Шнура в сумраке коридора отдают сталью.

– Что за тема? Спешу я.

Но Савва выводит его из офиса, и Шнур покорно останавливается на крыльце.

– Ну?

Савва прищуривается.

– Послушай, друг, мы с тобой не первый год вместе рыбачим...

– Ну? – Шнур напрягается до трехсот вольт.

– Я в твоих карманах не считаю – не вопрос. Дело в другом. С иностранцами дела может вести только Кулик, и ты об этом знаешь. И если он не ведет с кем-то дел, значит – и не нужно. Это вопрос стратегии и политики нашей структуры.

– Ты о чем конкретно?

– Об «Ивони», – прямо отвечает Савва. – Сейчас ты на этого грека наехал, а завтра он на всех углах начнет трезвонить, что в нашей стране его притесняют и травят его бизнес, что закон его не защищает, и правительство его не бережет. А если бы он прочно встал здесь на ноги – он потом нас бы еще и благодарил.

– Положил я на его благодарность! – взрывается Шнур. – А если он будет пиздеть на каждом углу, я его быстро заткну. В два счета!

И Савва берет его за пуговицу пиджака.

– Коля, не кипятись. Чего ты? Он же не на углах пиздеть будет, он найдет, куда пойти. Это дело рисковое, и соваться тебе в него не нужно было. Не по понятиям это. Так не делается. Я – в стороне, ясно. Но мой тебе совет – попустись немножко, остынь. Пусть этот грек чуть оклемается...

Шнур резко отступает, вырывая пуговку из рук Саввы.

– А до тебя как докатило-то? Или ты свои проблемы уже расхлебал?

Теперь и Савва делает шаг назад.

– Докатило, как видишь. Земля круглая, мир маленький, а столица – еще меньше. И если ты не притормозишь, до Кулика тоже докатит.

– Что?!

Савва отвечает спокойно, скрывая внутренне раздражение за деланным равнодушием:

– Дальше – тебе решать. Мой совет – съезжай с «Ивони». И как можно скорее.

Шнур смотрит колючим взглядом, в котором мелькают купюры, как в игральном автомате. Сейчас он снова теряет. Теряет... Теряет...

Мысль одна: как Савва докопался до этого, если по уши в собственном дерьме? Не иначе, как кто-то удружил Шнуру и стукнул. Кто? Кто из пацанов знал все об «Ивони»? Ну, допустим, знали. Но не знали же, что это его личная инициатива – им-то что? Ребята особо не раздумывают, куда и зачем едут. Достаточно и того, что Шнур приказал…

Савва резко отворачивается и идет к авто. А Шнур продолжает стоять и думать...

Нет, пацаны не могли стукнуть Савве. Не похоже... Другой кто-то. В принципе, Шурка могла бы, если бы знала входы-выходы. Но она не в курсе. И сам грек мог бы, но это еще сложнее – он же грек, чурка, ни хрена объяснить толком не может. Его если и будут слушать – то только в правительстве, а если Кулик пока не знает, значит, это не сверху идет, а снизу.

Шнур прикладывает руку ко лбу. Где же собака порылась? Непонятно. Пришла беда, откуда не ждали. Он садится в машину и едет по заснеженной трассе. Эх, оттянуться бы... Разобраться бы с этой девкой... Ждет она его, интересно?

Шнур набирает номер Берты и слушает долгие гудки. Где эти проститутки?

– Алло, – слышится, наконец, женский голос. –  Это вы, Николай?

Высветилось, – догадывается Шнур и интересуется как можно мягче:

– Не знаешь, Шура дома?

Похоже, его мягкий тон вызывает удивление.

– Скорее всего, дома, – отвечает Берта. – Послушайте, Николай... Мы с вами не знакомы, но я испытываю к вам искреннюю симпатию.

– Чего? – Шнур насилу вписывается в поворот.

– Речь идет о ваших отношениях с Шурой. Я хочу вас предупредить, что этому человеку нельзя доверять...

Шнур тормозит у обочины, продолжая слушать воркующий голосок незнакомой женщины.

– На Шуру, простите меня за откровенность, нельзя положиться ни в каком деле. Это очень легкомысленный и несерьезный человек. То же самое и по поводу вашей «Ивони»...

– Какой «Ивони»? – поражается Шнур.

– Я говорю о вашем бизнесе, Николай, – уточняет Берта. –  О ваших деловых сделках, о которых ей не следовало бы распространяться...

– Подожди, девочка, тебя как звать? – спрашивает Шнур, уже сообразив, к чему ведет разговор эта «подруга».

– Это не имеет значения, – обрывает та. – Я просто хочу вас предупредить, что ваша переводчица обсуждала ваши дела с человеком по имени Савва. Говорит это вам о чем-нибудь?

– Говорит, – выдыхает Шнур в трубку.

– Впредь, Николай, будьте осторожны, – заканчивает Берта.

– Понял. От меня что нужно?

– В каком смысле? – не понимает та.

– Сколько хочешь за инфу? – уточняет Шнур.

– Я знаю, что вы честный человек. Я просто хочу вас предупредить, – повторяет она в третий раз и отключается.

– Понял, – проговаривает Шнур в ответ на гудки мобилки.

Снова выруливает на трассу, прямо навстречу снегу. И невольно нащупывает в кармане связку ключей и отмычек.

Злость ослепляет белой снежной пеленой, окутывает машину и несет ее куда-то с бешеной скоростью. Скорость нарастает. Снег бьет в лобовое стекло. Дорога теряется в метели.

         Ни в коем случае нельзя открывать дверь незнакомым. И знакомым, которые хотят тебя убить, тоже нельзя. Шурка сидит за замкнутой дверью и чувствует себя не очень уютно.