– Я знаю, что выгляжу нехорошо...

– Нет, хорошо. Нормально.

Он смеется. Отвозит ее домой и прощается. И деньги оставляет в ее кармане. И она вдруг понимает, что он неплохой человек, и ему самому неловко от того, что его накрыл кризис и ему одиноко. Шурка тянется к его полным губам и целует его долгим поцелуем.

А следующим вечером он отвозит ее – к себе домой. Шурка озирается в роскошной квартире и не узнает себя в зеркале: она какая-то высокая, лохматая, с раскрасневшимися щеками.

В постели с Вангелисом ей холодно.

– Ты не мерзнешь? – спрашивает он заботливо.

– Не мерзну, – откликается она, словно из могилы.

Ему не шестьдесят семь. И даже малоопытная Шурка замечает разницу в размерах – превосходство на стороне Греции. Но ее руки машинально ищут большой и теплый живот. Вангелис худощав и малоподвижен. Шурке предоставляется полная свобода – стараться самой. И она старается. Старается, как может... 

Ничего, могло быть и хуже. Шурка удовлетворена тем, что все закончилось. И если закрыть глаза и сосредоточиться на собственных ощущениях, то это вполне переносимо. Это можно стерпеть, хотя у него гадкая, дряблая кожа, обвисший подбородок и душный запах тела. Это можно стерпеть...

И вдруг он говорит вполне серьезно:

– Ты моя единственная женщина. У меня никого нет, кроме тебя. И мне никто, кроме тебя, не нужен. Я очень тебя люблю, Сура. Мы всегда будем вместе.

И поскольку Шурка ни от кого раньше не слышала таких слов и не встречала подобной заботы, совесть начинает мучить ее сильнее... Сильнее... И сильнее...

– С Жекой нужно рвать! И немедленно... Это глупо. Не любовь же у вас! Ты не должна привязываться. Это комплекс начинающей проститутки – привязываться к каждому клиенту. Пусть он привязывается – и платит: в десять, в сто, в двести раз дороже! А потом ты бросишь его, и все равно найдешь того, кто платит больше. В данном случае больше платит грек, – решает Берта.

– Да, – соглашается Шурка. – Но я думала, что смогу совмещать. А я... у меня не получается. Это... нехорошо. Неловко.

– Понятно, – Берта делает жест отчаяния. – Поэтому я и говорю, что ты должна сделать разумный выбор. Не может быть и речи о том, чтобы тратить время на Жеку.

         Говорит так уверенно, словно о собственном драгоценном времени. И Шурка решается.

         Ей кажется, что расстаться с Жекой будет легко и просто. И вполне логично. Жека вообще не ее уровень. Шофер какой-то. Если бы Берта знала об этом, даже не опустилась бы до разговора о нем.

         Вангелис хочет от нее верности, и он ее получит.

         И вдруг Шурка вспоминает, что уже купила подарок для Жеки на Новый год, что мечтала об этом запахе на его коже. Вот так резко – они уже никогда не будут вместе.

         На глаза невольно наворачиваются слезы. О его реакции она не думает. Ей кажется, что ему будет все равно, она – или другая. Она думает только о том, как сказать это попроще, но так, чтобы он ничего не узнал о Вангелисе  и не передал Шнуру… Нужно придумать что-то. Какую-то убедительную ложь. Нужно придумать. Придумать... И Шурка не спит всю ночь.

         Встречаются они у кафе «Визит» на площади Революции. Снег уже не валит комками, но холодно. Жека ждет ее у машины и зябнет. Шурка чувствует, как замерзли его маленькие ступни в ботинках тридцать девятого размера. У нее самой сороковый.

– Кофе? – предлагает он.

Они целуются. Жека небрит и выглядит усталым. Утром только вернулся, и глаза еще не отдохнули от напряжения ночной дороги. Шурка отказывается от кофе: объясняться в кафе, на людях, кажется ей ужасным.

Они едут к Шнуру. Все идет, как обычно, но Шурка понимает, что это в послений раз. Ощущение потери передается и Жеке, он вглядывается в нее и спрашивает:

– Ты меня ждала?

– Ждала...

У Шнура она не спешит раздеваться.

– Давай не будем сегодня.

– Что? Месячные? – смеется он, сбившись с ритма ее критических дней.

– Нет. Я... это. Я вообще-то попрощаться хочу.

Он понимает мгновенно. Останавливается посреди комнаты.

– Уходишь?

– Ухожу.

– Куда?

– Просто – ухожу...

Жека садится на стул у стены. И Шурка видит, как боль отражается в его глазах. Лицо становится зеленым, и она даже думает, что сейчас он разрыдается. Но он говорит глухо:

– К кому ты уходишь? Выходишь замуж?

– Пока – не выхожу. Но я буду жить с этим парнем. Он врач...

– Врач...

Шурка видит, что Жека хочет что-то сделать, но сам не знает, что именно. Он поднимает руки и опускает на колени. 

– Я буду тебя всегда ждать, – говорит вдруг Жека. – Если тебе будет плохо, ты всегда можешь вернуться.

– Я не вернусь, – выдавливает она.

– Никогда?

– Никогда...

И Шурка плачет. Подходит к Жеке и кладет руки ему на плечи. Сердце разрывается от боли и нежности к этому человеку.

– Нашла молодого, – пытается улыбнуться он, но улыбка выходит судорожная и кривая.

Шурка вдруг чувствует, что этот пожилой, женатый, толстый, необразованный и вообще недалекий мужчина, это – ее все, и ей хочется сказать ему, что для нее – он самый молодой и красивый, что другого ей не нужно. Но эти деньги все перечеркнули, потому что деньги ей нужны всегда. Деньги – это жизнь...

Сердце падает вниз и разбивается. Шурка наступает ногой на осколки и плачет.

– Почему ты плачешь?

Если сейчас она скажет, что плачет потому, что не хочет быть проституткой, не хочет уходить от него, не хочет менять мужчину, не хочет заниматься сексом с Вангелисом и проглатывать чувство тошноты, Жека ее никуда не отпустит. Но ради ее счастья он уступит ее другому. И Шурка плачет молча и не может оторвать руки от его плеч.

– Пойду...

Жека вскакивает. Снова взмахивает руками и прижимает ее голову к себе.

– Приходи хоть в гости...

Шурка представляет эту муку еще раз, эти «гости» и отстраняется от него. Выходит.

Жека вдруг выскакивает за ней на площадку, как помешанный или пьяный.

– Ну, куда ты идешь?..

Но она идет. Бежит от него. Бежит от того, что видит впервые – от обнаженного страдания, в котором сама виновата.

Она поступила правильно. Здесь не было вариантов. Это был просто клиент, в котором она ошиблась и к которому привязалась.

Но это был Жека...

Как она ему благодарна! Она обязана ему всем – самой собой обязана. Он первый человек на земле, который сказал, что любит ее, что она красива, что ее невозможно не хотеть. А до него – никто не говорил ей таких слов, всем жалко было для нее даже коротенького словечка, у всех оно застревало костью в горле.

Жека внушил ей, что секс – не нудное и постыдное занятие, а самое естественное и прекрасное на свете. Он – ее первый мужчина, ее самый настоящий. Никогда не было этого мерзкого импотента Бобика. Она вернулась к той естественности, которой жила до того, как ухватилась за тонкую соломинку в надежде на соломенное будущее.

И именно за это ее любит Вангелис – за то, что она молода, красива, в меру скромна и в меру преисполнена страсти. Но если бы не Жека, была бы она сейчас перепуганной и закомплексованной идиоткой, несмотря на все рекомендации лучшей подруги. За одно его «не худей, не вздумай!» она его обожает. Она его обожает. И будет обожать всегда.

Слава Жеке – за то, что он, не закончив ничего, кроме средней школы, так хорошо был подкован в вопросах секса, проблем, комплексов и страхов женщин.

Боже, спаси и сохрани его в его дорогах! Потому что он хороший. И потому что он ей очень дорог.

         Дома она рыдает. Катается по полу и рыдает. Натыкается на соску и вышвыривает в мусорное ведро – никогда! ни для одного мужчины на свете!