— Давайте поедим, — предложила она.

Лишь когда они все трое уселись в столовой нише на кухне, Роза впервые толком посмотрела на Джо. Теперь в нем словно бы появилось что-то более плотное. Лицо Джо как будто состарилось меньше, чем лицо Сэмми или (видит бог!) самой Розы, а в его выражении, пока он с интересом знакомился с новыми видами и запахами уютной кухни от Пенобскотта, виделось нечто от озадаченного старины Джо, каким она его помнила. Роза читала про эйнштейновского путешественника, который передвигался со скоростью света и, вернувшись всего лишь через несколько лет, обнаружил, что все, кого он знал и любил, либо согбенные старцы, либо уже тлеют в земле. И Розе казалось, как будто Джо вернулся именно так — из какого-то далекого, прекрасного и невообразимо холодного места.

За едой Сэмми рассказал Розе историю всего дня — от того момента, когда он наткнулся на парней в «Эксцельсиоре», и до прыжка Джо в пустоту.

— Ты мог погибнуть, — возмутилась Роза, нежно хлопая Джо по плечу. — Очень даже запросто. Подумаешь, резиновые полоски.

— Такой трюк с успехом был выполнен Тео Хардином еще в 1921 году, когда он прыгнул с моста Александра Третьего, — возразил Джо. — Правда, резиновая полоска была в тот раз специально изготовлена. Однако я провел исследование и сделал вывод, что моя еще прочнее и эластичнее.

— Вот только она лопнула, — заметил Сэмми.

Джо пожал плечами.

— Выходит, я ошибся.

Роза рассмеялась.

— Я вовсе не говорю, что я не ошибся. Я только говорю, что, по-моему, там вообще было мало шансов погибнуть.

— А как по-твоему, много было у тебя шансов, что тебя заперли бы на «Райкерс-Айленд»? — поинтересовался Сэмми. — Ведь его арестовали.

— Тебя арестовали? — спросила Роза. — За что? За «нарушение общественного порядка»?

Джо скорчил физиономию, одновременно смущенный и раздосадованный. А затем положил себе на тарелку еще одну порцию из сотейника.

— За незаконное вселение, — сказал Сэмми.

— Это сущая ерунда. — Джо оторвал глаза от тарелки. — Я уже сидел в тюрьме.

Сэмми повернулся к Розе.

— Он без конца что-то в таком духе выдает.

— Человек-загадка.

— А по-моему, просто заноза в заднице.

— Ты взял его на поруки? — спросила Роза.

— Твой отец мне помог.

— Мой отец? Он сумел чем-то тебе помочь?

— Судя по всему, пожилая миссис Вагнер теперь владеет двумя Магритами, — объяснил Сэмми. — Матушка мэра. Цены были снижены.

— Двумя позднимиМагритами, — подчеркнул Джо.

Тут зазвонил телефон.

— Я подойду, — сказал Сэмми и пошел взять трубку. — Алло. Угу. Какая газета? Понятно. Нет, он не станет с вами разговаривать. Потому что нечего ему, совершенно измотанному, общаться с газетой Хирста. Нет. Нет. Нет, это полная чушь. — Очевидно, желание Сэмми сохранить чистоту послужного списка все же оказалось сильнее его презрения к нью-йоркской «Джорнал Американ». Он перенес телефон в гостиную; они совсем недавно сделали себе сверхдлинный провод до самого обеденного стола, который Сэмми использовал как рабочий почти всякий раз, как работал дома.

Когда Сэмми принялся распинаться перед репортером из «Джорнал Американ», Джо отложил вилку.

— Очень вкусно, — похвалил он. — Я даже не помню, когда я в последний раз что-то подобное ел.

— Наелся?

— Не-а.

Роза отгрузила ему еще порцию с блюда.

— Он больше всех по тебе скучал, — сказала Роза, кивая в сторону столовой, где Сэмми рассказывал, как одним холодным октябрьским вечером миллион лет тому назад они с Джо пришли к идее Эскаписта. В тот же самый день, когда один юноша, кувырнувшись в окно спальни Джерри Гловски, удивленно приземлился почти у самых ног Розы. — Он даже нанимал частных сыщиков, только бы тебя разыскать.

— Один из них и впрямь меня нашел, — сказал Джо. — Но я от него откупился. — Он взял себе кусочек, затем другой, затем третий. — Я тоже по нему скучал, — наконец сказал Джо. — Но я всегда воображал, что он счастлив. Когда порой сидел по ночам и думал о нем. Я читал его комиксы — я всегда мог различить, какие комиксы его, — а потом думал: «Ну что ж, у старины Сэма там все в порядке. Он наверняка счастлив». — Тут он смыл последний кусочек третьей порции славным глотком сельтерской. — И я был жутко разочарован, когда выяснил, что он несчастен.

— А он несчастен? — спросила Роза — не столько из недобросовестности, сколько из стойкой силы того, что более позднее поколение назовет ее отречением. — Хотя да. Да, ты прав. Он действительно несчастен.

— А как насчет той книги, «Разочарованный американец»? Я так много о ней думал, время от времени.

Тут Роза подметила, что английский Джо порядком поизносился за время его скитаний.

— Что ж, — ответила она, — пару лет назад он ее закончил. По-моему, уже в пятый раз. И мы ее отправили. Были кое-какие милые отклики, но…

— Понятно.

— Скажи, Джо, — спросила Роза, — а в чем была вся идея?

— Идея чего? Моего прыжка?

— Давай начнем хотя бы с прыжка.

— Не знаю. Понимаешь, как только я увидел в газете письмо, я сразу понял, что это Томми его написал. Кто еще это мог быть? И я просто почувствовал… ну, раз уж именно я ему об этом упомянул… мне захотелось… мне просто захотелось… ну, чтобы это стало для него правдой.

— Но чего ты пытался добиться?В чем все-таки состояла идея? В том, чтобы пристыдитьШелдона Анаполя? Чтобы он тебе еще малость денег отстегнул? Или?..

— Нет, конечно, — сказал Джо. — Такого у меня и в мыслях никогда не было.

Роза ждала. Джо наконец отодвинул свою тарелку и взял сигареты. Закурив две сразу, одну он передал ей — именно так, как делал когда-то давным-давно.

— Он не знает, — вскоре сказал Джо, словно бы излагая причину своего прыжка с вершины Эмпайр-стейт-билдинг. Хотя Роза не сразу ухватила смысл, сердце почему-то сразу же заколотилось у нее в груди. Неужели она хранила столько секретов, столько всякой «вмененной» зависимости от мужчин своей жизни?

— Кто не знает? И чего? — поинтересовалась Роза, как бы небрежно протягивая руку, чтобы взять пепельницу с кухонного стола как раз у Джо за головой.

— Томми. Он не знает… того, что я знаю. Про меня. И про него. Что я…

Пепельница — красновато-золотистая, помеченная стильным золотым шрифтом «ЭЛЬ МАРОККО» — упала на кухонный пол и разлетелась на дюжину кусочков.

— Вот блин!

— Это ничего. Роза.

— Да? Ничего? Черт побери, я же мою пепельницу «Эль-Марокко» расколотила! И это, по-твоему, ничего? — Секунду спустя они встретились на кухонном полу, стоя там на коленях. Между ними лежали куски разбитой пепельницы.

— Ладно, пусть будет ничего, — сказала Роза, когда Джо принялся сгребать осколки ладонью. — Итак, ты знаешь.

— Теперь точно знаю. Я всегда так думал, но…

— Всегдатак думал? И с каких пор?

— С тех самых, как об этом услышал. Ты ведь писала мне, помнишь, на флот — году, по-моему, в 1942-м. Там были фотографии. Я смог понять.

— Так ты с 1942 года знал, что у тебя… — Роза понизила голос до злобного шепота, — что у тебя есть сын. И ты даже никогда…

Ярость, что поднялась в Розе, вдруг показалась ей опасно-приятной, и она наверняка выпустила бы ее наружу, невзирая на все последствия этого поступка для ее сына, мужа или для их репутации в квартале, но буквально в самую последнюю секунду ее удержал от этого пламенный румянец на щеках у Джо. Он сидел на полу, склонив голову, и собирал осколки пепельницы в небольшую пирамидку. Роза встала и подошла к кладовке за шваброй и совком. Затем подмела пол и со звоном отправила осколки пепельницы в мусорное ведро.

— Ты ничего ему не сказал, — наконец выговорила она.

Джо помотал склоненной головой. Он по-прежнему стоял на коленях в самой середине кухни.

— Мы всегда не особенно много разговаривали, — добавил он.

— Интересно, почему меня это не удивляет?

— И ты тоже никогда ему не рассказывала.