Словно очнувшись от прикосновения, он мягко наполнился теплом и согрел озябшую ладонь. В глубине его замелькали алые искорки, разгораясь и набирая силу, они сливались, наполняя невзрачный камешек рубиновой прозрачностью. Свечение стало распространяться, из темноты постепенно, как на проявляемой фотографии, стали выступать сначала рука, затем одежда на груди.

На пещерных изломах гранита вспыхнули отблески радужных огоньков. Но едва мерцание коснулось лица Хана, тот резко отшатнулся назад, отодвигаясь в тень выступа, при этом треснулся затылком о низкий свод пещеры, зашипев от боли.

— Осторожно, ты так без головы останешься.

— Это Сила, — шёпотом сказал Хан, — она опасна для простых смертных.

— А я, по-твоему, слишком сложный? — усмехнулся Акела. Камень действительно рождал в нём какое-то интересное чувство. Из камня вливалась в тело весёлая упругая мощь. Казалось, ударом кулака он может разнести эти каменные стены, словно сложенные из картонных коробок.

— Его нельзя брать отсюда, — так же тихо сказал его спутник.

— Откуда знаешь? — удивился Витязь. Ему самому только что пришла в голову точно такая же мысль.

— Чувствую.

«Глюк на двоих — это реальность», — вспомнив бессмертную фразу Барса, он осторожно положил находку на место. Камень медленно угасал, поток света, тускнея, возвращался туда, откуда вышел. Но странное дело, ощущение силы осталось. Не такое, конечно, ужасное, но всё же… Чудны дела твои, Господи. Самое интересное, что и свет для него не иссяк совсем. Акела продолжал видеть всё окружающее словно сквозь серую пелену. Отчётливо увидел, как ниша, где остался чудный камень, стала затягиваться красноватой дымкой. Через минуту на этом месте была только неровная стена.

Лихо! Теперь, даже зная про тайник, не очень то его и найдёшь. Внутренний голос подсказывал Акеле, что, когда придёт время вернуться за камнем, проблем с поисками исчезнувшей ниши у него не возникнет. А то, что придётся вернуться, сомнений почему-то не вызывало.

Не сговариваясь, они повернулись и пошли в обратную сторону. Правда, темнота исчезла только для него, а вот Хан, осторожно идущий впереди, продолжал спотыкаться. Он, касаясь рукою стен, оберегал лицо и голову от случайного удара. Да и узкий проход не располагал к поспешности. Костёр в пещере почти догорел, угли подёрнуло седым пеплом, зато снаружи падал ярко-алый отсвет заходящего солнца. Видимо, безобразие с погодой закончилось. Тучи развеяло, пока они путешествовали под землёй. Выйдя из расселины, Акела с наслаждением потянулся и вдохнул полной грудью.

Хан стоял рядом, подставив лицо солнцу. Яркий свет с чуть заметным тепловато-оранжевым оттенком освещал вершины, берег островка, искрясь, дробился на морской зыби. А по ней, уже приближаясь к острову, двигался на вёслах корабль, как две капли воды похожий на драккар. Это было, прямо скажем, неудивительно, ибо он таковым и являлся. Хан резко развернулся, бросился в пещеру и затушил огонь. Через несколько секунд дым исчез. Огнеборец присел рядом с Акелой, наблюдая за движением корабля.

Опытные моряки пристать могли только в одном месте, не опасаясь за своё судно, и через полчаса драккар вплотную подошёл к берегу в тихой, маленькой бухточке. Аккуратно подобравшись ближе, скрываясь за камнями, они с Ханом наблюдали, как викинги один за другим прыгали в воду и брели к берегу, о чём-то весело переговариваясь.

— Их язык ты тоже знаешь? — на ухо шёпотом поинтересовался Акела.

— Этот — нет, — так же тихо ответил тот, — отдельные слова, вроде, знакомы, но…

Они тихо последовали за отрядом, идущим к подножию вершин. Перед подъёмом старший, конунг, надо полагать, негромко стал говорить воинам. При этом он показывал то вверх, в то место, где ещё недавно они сидели у костра, то вправо и влево по дуге. Значит, всё-таки заметили дым ещё с моря.

— Готовят обхват, — поделился всезнайка Хан.

Акела покосился на него, но промолчал. Как-то отвык он тут сильно удивляться. Признайся сейчас Джура, что закончил Ташкентское общевойсковое, он и то, пожалуй, отнесётся к этому спокойно. В этом мире, похоже, вообще ничего невозможного нет. Разве что, Соловей бросит пить и по бабам шастать, это уж да, это будет действительно достойно всяческого удивления.

Сзади хрустнул сучок, оба, резко обернувшись, вскочили и оказались лицом к лицу с несколькими бородатыми хлопцами в рогатых шлемах. Проворный Хан с ходу двинул одного из них ногой в грудь, отчего тот с тяжким стоном согнулся. Второй прыгнул на него сбоку, пытаясь оглушить щитом. Акела встретил нападающего ударом кулака. Мощь, полученная от красного камня, не подвела. Викинг рухнул, как подкошенный, такая же участь постигла и следующего агрессора. В голове взорвалась багровая бомба боли и сознание Акелы затопила темнота.

…Пробуждение нельзя было назвать приятным. Голова раскалывалась от боли. В довершение ко всему горло его захлёстывала ремённая петля. Руки были качественно связаны за спиной. Он полусидел, опираясь спиной на что-то или, точнее, на кого-то. Ну, на Хана, вероятно. Блин, чем же они его так по башке-то угостили? Подобраться сзади никто не мог, значит, тупой стрелой или камнем из пращи. Только хрен вы меня такими ремешками удержите, господа хорошие. И Акела напряг руки. Хан сзади вдруг захрипел, словно его давят.

Из круга викингов, сидящих у костра, поднялся один и подошёл к ним. А-а, похоже, сам конунг, какая честь… Седой жилистый дядька среднего роста, через всё лицо шрам, вместо одного глаза чёрная повязка, видно, неплохо повоевал мужик. Ну, и что ты нам сказать хочешь?

— Послушай, рус, ты, конечно, великий воин, но ремни порвать даже не пытайся. Это наш старый хитрый узелок. Прежде чем ремешки порвутся, ты удавишь своего друга.

По-русски он говорил с сильным жёстким акцентом, но, в целом, правильно. Надо ему мозги вправить по-свойски для начала. Он попробовал, как обычно, настроится на мысленную волну викинга. В голову ударил тошнотворный приступ боли. Ч-чёрт, хорошо достали, с гипнозом придётся подождать. Ладно, может, так сумеем договориться.

— Что ты от нас хочешь? — не тратя времени на матерки, прямо спросил Акела.

— Раз попались нам, значит, будете рабами, — спокойно ответил тот, — если доживёте до берега, продадим вас.

— Я предлагаю сделать по-другому, — спокойно сказал Витязь, — довези нас до Руссии и я заплачу тебе выкуп в десять раз больше, чем ты выручишь за двух рабов.

— Если ты такой богатый, — озадаченно поскрёб косматую голову Конунг, — что ты делаешь на этом забытом всеми богами острове?

— А тебе не всё равно? — усмехнулся Акела, — я могу хорошо заплатить, а остальное тебе, скорее всего, должно быть безразлично.

— Я подумаю, — кивнул одноглазый и вернулся к костру.

— А со мной что будет в Руссии? — безразличным тоном поинтересовался Хан, — секир-башка сделаешь?

— За наших полонянок стоило бы, — буркнул Акела, — твоё счастье, что ни одна не погибла, хоть это и не твоя заслуга. Не переживай, если пообещаешь больше к нам не соваться, отпущу. А не можешь мне довериться, у этих ребят оставайся.

— Насчёт полонянок ты говоришь, как баба, хоть ты и великий воин. А ля герр комм, а ля герр, — спокойно ответил Хан, — но я тебе верю. Странно, — добавил он, помолчав, — если уцелели все до одной, значит, кто-то действовал изнутри. Ага! Та дура, которую последней в этот табун запихали?

— Услышала бы она про «дуру», — усмехнулся Витязь. Хан покосился, но промолчал.

Минут пятнадцать викинги что-то горячо обсуждали у костра, затем Конунг снова подошёл к пленникам.

— А за него ты сколько заплатишь? — спросил он, указывая на Хана.

— Я про обоих и говорил, — ответил Акела.

— Нет, мы говорили о тебе, — упёрся, как бык, одноглазый, — мы принимаем твою цену. Если за него ты согласен заплатить столько же, мы заключим с тобой договор.

— Накажет тебя Один за жадность, — хмыкнул Хан.

— Заплачу, — коротко сказал Витязь, — до Руси нас довезёшь, слово витязя, заплачу за каждого как за двадцать рабов.