Среди моих сильных сторон не числятся ни дюжая сила, ни выносливость, а в моих легких и вовсе живет испачканный в липкой смоле пеликан. Такие, как я - смазливые коровы, - в голливудских фильмах о психопатах с включившимся режимом маньяка убийцы, первые в очереди на смерть. Но вот она я, смазливая корова: пускай и покрытая сюрреалистичным узором из синяков и гематом, с раскровяненым ртом, опухшим носом и порезами, но живая. Живая и решительно настроенная покатать ногами любого, кто скажет, что везения как такового не существует.

  Вокруг Приречного кладбища разбросаны одноэтажные домики с фруктовыми садиками. Частный сектор. Казалось, если стать перед поручнем и протянуть руку, можно сжать один такой домик между большим и указательным пальцами и положить на язык, будто сахарный леденец, подсвеченный изнутри мягким светом...

  Лука распахнул дверцу и плюхнулся на пассажирское сиденье. Багама утопил педаль газа, и меня вжало в сиденье. Тошнота подкатила к горлу, на языке остался горький привкус желчи и... чего-то еще.

  - Куда мы едем? - выдавила я, но, кажется, уже знала ответ.

  Привкус леса. Осенних листьев. Грязи.

  - Все это - слезы в море, - прошептала я.

  - Что? - переспросила Милана.

  - К морю, - ответил на мой вопрос Лука. - Вода - стихия, не подвластная Слезам Земли. В сущности, он... оно, если можно так сказать, живет на средства Матери Природы. В воде он... черт, оно будет беспомощным.

  Я хотела сказать Луке, что безмерно благодарна за то, что он делает - делает правильно, - и извиниться за свое упрямство и нежелание трезво оценивать ситуацию. Но осталась сидеть с непроницаемым лицом. Дело еще не сделано. Эмоции размягчают.

  То, что бабуля любила повторять, когда случались житейские неприятности, было ключом. Знала ли она, через что нам с Кристиной придется пройти? Знала. И оставила с нами больше себя, чем мы могли себе представить. Ее любимые выражения, вещи, привычки. За это мы и любим - за способность человека обжить нашу память, комнаты нашего сердца, остаться с нами, не будучи рядом.

  - Утопим гада, - сказал Лука.

  А еще - еще я вспомнила.

  Вспомнила свои сны, результатом которых было болезненное, тягостное пробуждение, после которого мне буквально приходилось собирать себя по кусочкам.

ГЛАВА 42

Фактически, это был один и тот же сон. В нем я бежала через лес, и меня преследовал Слезы Земли. А потом лес вдруг расступался, и в последнее мгновение я успевала остановиться на краю обрыва, внизу которого на камни с грохотом накатывали волны. И одинокая чайка кружит в стальном небе, и ветер запутывает мои волосы, больно хлеща ими меня по лицу. Холод щиплет лицо, пахнет солью. Я оборачиваюсь и вижу тянущуюся к себе лапу, а в следующую секунду мир выключается: все затмевает глыба из перьев и зубов. Во сне я знаю, что умру. Но у меня есть выбор, какой смертью: в лапах демона или разбившись о камни. Этот выбор, он прост как пять копеек - я делаю шаг назад. Один маленький скользящий шажок. В бездну. Ветер свистит, рвет мои волосы с резким, громким звуком, как если бы это была материя...

  На этом я всегда просыпалась.

  Вещий сон?

  Под ложечкой тоскливо засосало.

  Приречное кладбище уплывало во тьму. Мы неслись мимо образов из прошлого: ангелов, воссоединенных после смерти семей, детей с гранитными игрушками в гранитных ручках. Ночь застывала, подобно пудингу в морозильной камере, становясь тише, темнее, холоднее.

  Я посмотрела назад, на дорогу, боясь увидеть Слезы Земли, будто скрепленный перьями, когтями и зубами улыбающийся кусок мазута.

  Дорога была пустой.

  - Лука, как тебе это удалось?

  - Святая вода, молитва, распятие. А вера как становой хребет. - Он не повернулся на звук моего голоса. Один Багама выглядел так, будто ехал в супермаркет за покупками.

  - Нам нужно покрыть двести пятьдесят километров. Сколько у нас есть времени? - спросил Багама.

  Все верно, вторую часть вопроса нет необходимости озвучивать.

  Сколько у нас времени в запасе, прежде чем Преисподняя кинется за нами в погоню. Благодаря Луке у нас была фора, начальное преимущество. Слабый игрок получает возможность ведения игры с надеждой одержать победу, а сильный - возможность проявить себя по максимуму, постепенно сводя на 'нет' начальное преимущество противоборствующей стороны. Мы были слабым игроком, Слезы Земли - сильным. Фора была нашим маленьким шансом встретить рассвет. Выжить.

  - Мало, - покачал головой Лука.

  - Понятно, - сказал Багама, и это было созвучно с 'вопросов больше не имею'. - Всем пристегнуться.

  Стрелка на спидометре рывком перепрыгнула за сто километров в час.

  Милану колотило. Между нами был полигон свободного пространства, что более чем устраивало меня. Синюшные вены проступили под лилейной кожей девушки, точно змеи на тех вместительных тарелках в гудящих от наплыва посетителей закусочных Китайского Квартала. Милана сама вполне могла сойти за блюдо в меню подобной закусочной: не волосы, а рисовая лапша, вместо глаз - пиалы с соевым соусом, вместо рта - сморщенная куриная лапка.

  - Эй, - тихо позвала я, - все хорошо, слышишь? Все будет хорошо.

  Милана кивнула. Не поверила мне, разумеется.

  - Там что, лодка? - спросила она невпопад.

  - А?

  - Лодка, - повторила Милана, и что-то отдаленно напоминающее улыбку проклюнулось на разбитых губах. Ее можно было назвать красивой даже с синяками на лице, заплывшим глазом и слипшимися от крови и грязи волосами. Зловеще-красивой. Я могу полдня проторчать в салоне красоты, и все равно ярлык миловидной никуда не денется. - В багажнике лодка.

  'Тема лодки' стала той пылинкой, которая переломила хребет верблюду.

  Это был приступ истерического, разряжающего напряженную атмосферу смеха. Мы хохотали, как две долбанные гиены.

  - Кому-то нужно успокоиться, - заметил Лука недружелюбно.

  - Мне сигареты нужны, а не успокоится, - я вытирала выступившие на глазах слезы.

  - В 'бардачке', - сказал Багама.

  - Ты - достойный молодой человек, Багама, ты знаешь это, так ведь?

  Если и знал, то промолчал. Проигнорировал саркастические нотки в моем голосе. Все правильно сделал, черт побери.

  Лука чиркнул колесиком зажигалки. Багама был сосредоточен на дороге, стрелка на спидометре болталась межу ста сорока и ста шестьюдесятью километрами в час. Поднятая 'тема лодки' его не уязвила. Не уязвила? Да ему было плевать с высокой колокольни, что его предусмотрительность (читай - высокоорганизованную паранойю) высмеяли. Плевать с высокой колокольни на всех нас.

  Я приоткрыла окно и щелчком выбросила окурок. Мы метелили по трассе. Редкие авто ослепляли светом фар. Я щелкнула по ярко-голубым 'Той Вотч'. Там, под пластмассовым панцирем, что-то сломалось. Впрочем, как и во мне. От 'Той Вотч' я отличалась лишь цветом 'панциря' - мой был расцвечен багровыми и желто-зелеными пятнами.

  Не доезжая до Сладкого Города, несущаяся навстречу 'ауди' мигнула фарами. Дорожно-патрульная служба: 'фараон' с отрешенно-злобным выражением на лице бодает экранчик радара, монохромный символ власти в священной руке. Пришлось сбросить скорость до восьмидесяти, после чего, чтобы наверстать упущенные минуты, Багама разом выжал сто восемьдесят километров в час.

  Я сняла свитер и, запеленав в него игральные кости, стянула свитер в узел. Морского узла не вышло. Однажды Соня учила меня вязать морские узлы, но послушайте: в кожаных перчатках этот увлекательный и ни разу не скучный процесс превращается в изощренное издевательство. Лучше бы племяшка научила меня развязывать оные, поскольку от обязанности распутывать головомойные клубки на ее ботиках меня еще никто не освобождал.

  Я осталась сидеть в майке. Меня не спросили о фокусе с пеленанием, но я чувствовала на себе косяки взглядов.

  - Харизма, - позвал Багама.

  Милана, съежившись, закрыла глаза. Лука же буквально звенел от напряжения. Так и хотелось рявкнуть: 'Даже сказка спать ложится', не говоря уже об экзорцистах. Но я самая такая - ни за какие коврижки и хеппи-милы не смогу уснуть.