Не знаю, сколько я бродила. Может, час, может, все три часа - мои ярко-голубые 'Той Вотч' остановились на 22:53. Нельзя было их смазывать сливочным маслом. Масло было свежее, но наверняка туда попали крошки.

  Я задрала голову и посмотрела в небо, но, если и близился рассвет, я бы все равно не увидела его из-за туч.

  Дождь вновь превратился в морось, а затем и морось сошла на 'нет'. В тишине посадки шорохом разносились мои шаги, сиплое дыхание да стук падающих капель.

  Далеко впереди пронесся свет, будто бегунок на короткой звуковой дорожке. Я направилась в том направлении и уже скоро вышла к трассе. Мимо пронеслась еще одна фура и в двухстах метрах от меня выхватила из темноты припаркованное на обочине авто Лироя. Я заковыляла к тонированной иномарке.

  Ключ в замке зажигания, - Лирой рассчитывал быстро вернуться. Что ж, теперь он не вернется вообще. Я захлопнула за собой дверцу и некоторое время сидела неподвижно, потом дрожащей рукой завела двигатель и вывела машину на дорогу.

  С меня сыпался лес.

  Рев движка убаюкивал, но я держала глаза широко распахнутыми. Боюсь, даже если бы я очень захотела, все равно не смогла бы сомкнуть их сейчас.

  Ехала я осторожно, не превышая скорость. 'Не метель, не метель! Тише едешь - живее будешь', - повторяла я про себя как мантру. Цифры на приборной доске, подсвечивающейся мягким зеленоватым светом, показывали 01:38. Когда я припарковалась на стоянке рядом с моим домом, часы высветили 02:02.

  Я не собиралась задерживаться дома дольше, чем требуется. Кто знает, кто может пожаловать ко мне в гости? Вот и я о том же. Я включила везде свет и прошла в спальню, выдыхая изо рта перламутровых призраков. Да, в квартире было холодно именно настолько. Я делала все на автомате, и принцип был тот же: замешкайся, выпусти удила, и все загублено.

  Стоя во всем грязном посреди чистенькой спальни, я сосредоточилась на процессе: побросала в спортивную сумку сменную одежду, добавила в импровизированный конверт пятую кость, вложила конверт во внутренний карман кожанки, перекинула через плечо связанные за шнурки кожаные ботинки. Взяла свой 'Форд' и сняла номер в ближайшей гостинице.

  Ощущение, как если бы из моих рук вырвало штурвал и мою лодку медленно затягивает на скалы.

  'Аленький цветочек', - черт возьми, когда-то я любила эту сказку.

ГЛАВА 25

Стоянка перед 'Белым какаду' была полупустой. Фонари, эти персиковые шаровые молнии на палочках, - я видела облачка своего дыхания в их свете. Мокрый после прошедшего дождя асфальт блестел, будто персиковая глазурь.

  За регистрационной стойкой стоял очеловеченный волкодав. К его рубашке был приколот бейджик: 'Ваш друг Роман'. Ниже желтым маркером нарисован смайлик. Славный друг Роман. Никаких клыков, никакого запаха животного, никакой свалянной шерсти.

  Улыбаясь уголками плотно сомкнутых губ, Роман снял деньги с моей карточки, выдал ключ от номера и пульт от телевизора. Помедлив, кивнул на клетку, стоящую позади него. На клетке сидел белый какаду. Какая неожиданность. Попугай вперил в меня черный стеклянный глаз. Если бы не бело-желтый хохолок, который какаду то и дело распушивал, я могла бы поклясться, что это мастерски сделанное чучело.

  - Чико, - сказал Роман, обращаясь к попугаю, - пожелай этой очаровательной леди спокойной ночи.

  Храбрый Роман. Он назвал меня 'очаровательной леди', в то время как выглядела я дерьмом с помойки, стопудово. Мои джинсы одеревенели от грязи, кроссовки стали сплошь черными, без аметистовых молний. С меня сыпались чешуйки засохшей грязи. Я не разглядывала причиненный моему лицу ущерб в зеркальце для наведения макияжа - остекленевших глаз аптекаря хватило. Складывая в пакетик эластичный бинт, антисептик и таблетки, он не смотрел на меня. Принял меня... за кого? Жертву насилия? Побитую клиентом проститутку? А, какая к чертям разница.

  Наверное, где-то в глубине души я действительно хотела, чтобы мне пожелали спокойной ночи. Чтобы меня уложили в кроватку, укрыли, подоткнули одеяло как следует, а потом рассказали сказку со счастливым концом. Но некому было это сделать. Некому, кроме очеловеченного волкодава за регистрационной стойкой гостиницы.

  - Я покажу тебе небо в алмазах! - проскрипел какаду.

  - Чикаго! - Роман перевел на меня извиняющийся взгляд и объяснил: - Неделю назад забрал его из 'Счастливого Питомца'. Он стал таким безобразником.

  Безобразником. В центрах, подобных 'Счастливому Питомцу', отошедших в иной мир питомцев вновь возвращали их тоскующим владельцам. В буквальном смысле возвращали. Делать чучела уже не актуально, хотя Лука, например, иного об этом мнения. Воскрешения практиковались исключительно на животных. Из нравственных соображений, наверное, однако, зная наше насквозь прогнившее общество, не берусь утверждать.

  Я посмотрела вначале на Рому, затем на Чико. Самый обыкновенный очеловеченный пес. С уже побывавшим на попугаичьих небесах какаду. Когда какаду Романа почил в бозе, Роман взял накопленные средства и отвез его в 'Счастливый Питомец'. Нет, в самом деле, я просто не могла найти другую гостиницу. Я улыбнулась.

  - Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь, - улыбнулся волкодав в ответ.

  Или Роман просто до безобразия хорошо воспитан, или привык к ночным клиентам подозрительной наружности, выпутывающих из волос веточки и листья, оставляющих после себя на ковре крошево грязи. Он пожелал мне приятных сновидений.

  Комната была небольшой, но образцово чистой. Пахло выстиранным постельным бельем и аэрозолем для мебели. Я отодрала от тела грязную одежду, скатала джинсы и приняла душ. Тело ныло. Утром синяки взойдут как грибы после дождя. Чтобы быстро избавиться от синяка, надо приложить к нему лед, либо забинтовать место ушиба эластичным бинтом; бинт прижмет лопнувшие сосуды и предотвратит образование гематомы. У меня не было льда, зато был эластичный бинт. Хей-хо!

  Я натянула на колено эластичную повязку, и проглотила две таблетки болеутоляющего, запив их водой из-под крана.

  С лицом сложнее: к синяку над бровью добавились царапины на щеках и лбу. В принципе, если правильно подобрать оттенок тонального карандаша, окружающие будут спасены - перестанут хвататься за сердце при виде меня.

  Но я не умела подбирать оттенки тонального карандаша. Пощады не будет.

  Намазавшись антисептиком, я забралась под шуршащие, чистенькие простыни. Кондиционер установила на двадцать шесть градусов тепла. Несмотря на горячий душ, меня продолжало трусить. В ушах до сих пор звенел крик Лироя. И этот всплеск...

  То был не пистолет. В воду упал не пистолет.

  'Рюгер' я положила на прикроватную тумбочку, рядом - остановившиеся 'Той Вотч' и мобильник. Старые привычки дополняются новыми. Я включила все лампы в номере и лежала, глядя в потолок. Должно быть, я очень устала, поскольку меня не нервировал свет. Тело словно онемело под анестезией, все притупилось и сгладилось, даже курить не хотелось. Я не заметила, как переступила границу между явью и сновидением. Это было медленное погружение в черную, стоячую, подгнившую воду...

  На тумбочке что-то гудело. Я открыла глаза, и солдатиком села на постели, вытаращившись перед собой. Веки резало, будто их вспороли ржавым бритвенным лезвием. Гостиничный номер, бежевые дешевые шторы, синтетический кавролин, светло-зеленое бра. И свет. Много света. Я поняла, что не дышу. Попыталась сделать вдох, но в горле что-то булькнуло, встало поперек трахеи. Натыкаясь на мебель, я рванула в ванную. Упала на колени перед унитазом, и меня вывернуло наизнанку. Вырвало чем-то темным. И в этой темной жиже плавали два листочка акации.

  Волосы прилипли к щекам и лбу. Тяжело дыша, я привалилась спиной к ванне и сделала глубокий, судорожный вдох. Ноги подкашивались, но я протопала обратно в комнату, села на кровать и взяла вибрирующий мобильник. Я никогда не выключаю мобильный телефон. Он был выключен всего раз - в день покупки.