Жена хана добавила:

- Своего коня Калчан-Сарыга я тоже поставлю. Если он вперед всех придет, дочь свою я никому не отдам.

Парень вышел от хана и увидел: три коня, на которых сидели три женщины, были уже готовы. Он прибежал к своему коню, но не нашелся человек, который поехал бы на нем. Бегал, искал, но все боялись садиться на его коня. Тогда парень пошел к хану.

- Не мог найти человека, чтобы послать на моем коне. Что, если я вместо человека навьючу на него два мешка с песком и пущу его без седока?

- Делай как хочешь.

Мёге Сагаан-Тоолай привьючил к задней луке седла два мешка с песком и пустил своего коня вместе с другими.

Кони побежали в южную сторону. До самого края земли и неба ни один конь не вырвался вперед, ни один не отстал, - все кучей бежали. Повернули обратно и помчались в северную сторону.

Добежали до половины обратного пути, и Туман-Кыскыл вырвался вперед.

- Этот конь без хозяина, все равно не узнают, - перекинулись словами три колдуньи, тридцатисаженными саблями перерезали коню сухожилия под коленками, и он свалился, а сами колдуньи, напевая и наигрывая на свирелях, поехали дальше.

Туман-Кыскыл выпорскнул брызги изо рта, и на горных перевалах пошел густой снег, поднялась свирепая буря, а на берегу реки, где он лежал, выпал теплый дождь, засияло солнце, поросла зеленая трава, закуковали кукушки.

Конь немного повернулся на живот и стал есть выросшую под покрышкой седла целебную траву.

"Теперь каков я?" - подумал через некоторое время конь и попробовал двигать ногами, - все зажило. Конь вскочил, - ноги были тверды, совсем здоровые, - и побежал вначале потихоньку, как бегает жеребенок-стригунок. Потом понесся как ветер прямо в северную сторону, перевалил два перевала и переправился через две реки.

Три коня - хана, ханши и силача Темир-мёге - как ни бились, не могли перевалить через последнюю гору. Славный Туман-Кыскыл, не приближаясь к ним, порезвился у них на виду, закинув хвост к себе на спину, и перенесся через горный перевал.

В аале, на высоком холме, собрался народ. Кто простым глазом, кто в подзорную трубу - все смотрели на дорогу, ждали появления коней. Но в южной стороне показалось только одно облако пыли.

- Мой конь бежит! Нет, мой конь! - заспорили между собой хан, его жена и Темир-мёге.

Облако пыли все ближе и ближе. Мёге Сагаан-Тоолай пристально всмотрелся и узнал своего коня:

- Кто же может быть впереди, если не мой Туман-Кыскыл?! - сказал он, довольный своим конем. К веревке длиною в шестьдесят сажен привязал железный крюк и приготовился, продавив ногами черную землю до самого пояса.

Когда Туман-Кыскыл мчался мимо, наш молодец набросил железный крюк на кольцо его удил. Веревка туго натянулась, и конь, закусив удила и продолжая бежать вокруг своего хозяина, перешел на тихую иноходь, потом побежал, как маленький жеребенок и, наконец, совсем остановился.

Приближенные хана, недовольные этим, разошлись по своим юртам.

А те три коня прибежали только на другой да на третий день.

- Моя победа-то, хан! - сказал парень.

- Из-за того, что твой конишка прибежал первым, не следует тебе радоваться, - ответил невесело хан. - Не дети. Впереди еще будут состязания, достойные богатырей. Будете пускать друг в друга стрелы с железными наконечниками, скованными кузнецами, или испытаете силу своих кулаков, созданных самой природой!

- Чтобы все решилось поскорее, схватимся врукопашную, - предложил Темир-мёге.

Наступил вечер. Двое богатырей пошли в конец длинной желтой степи, на вершины двух серых холмов. Мёге Сагаан-Тоолай на одном из этих холмов туго связал ноги Туман-Кыскылу, чтобы тот выстоялся, навырывал из земли с корнями и натаскал на вершину холма сухих лесин, развел огромный костер и лег спать. Подогреваемый со всех сторон, он вскоре уснул. Спит он и сквозь сон слышит: крик не крик, а какой-то страшный рев.

Проснулся богатырь, вскочил на ноги и увидел: Темир-мёге посредине огромной степи исполняет танец борцов и приговаривает:

- Мёге Сагаан-Тоолай, живой ты или мертвый от страха? Парень бросился одеваться - нечего было надеть. Прибежал к коню.

- Что с тобой, чем ты взволнован? - спросил конь.

- Надеть мне нечего. Что я буду делать?

- Для такого доброго молодца найдется добрая одежда. Под покрышкой седла есть сшитый из кож шестидесяти маралов костюм для борьбы. Его раньше надевал твой отец, а теперь ты надень.

Парень нашел под покрышкой седла помятый костюм для борьбы, разгладил и натянул на себя. Прошелся, исполняя танец борцов, по длинной желтой степи.

Два богатыря в середине степи встретились, словно две скалы столкнулись. Долго они боролись, зимой под ними иней скрипел, летом - роса шелестела.

Из-под мышек силача Темир-мёге повалила пена каплями, похожими на белую овцу.

- Что это у тебя? - спросил Мёге Сагаан-Тоолай.

- Раньше говорили: когда тело разгорячится, такое бывает. Кровь во мне кипит.

Там, где ступит Темир-мёге, ноги, как колья, уходят в землю, где схватится руками за тело Сагаан-Тоолая, там вырывает клок кожи величиной с потник.

Тут и у Мёге Сагаан-Тоолая полился пот хлопьями пены, похожими на белую овцу, руки стали как железные клещи, тело налилось силой.

- Что это у тебя? - спросил Темир-мёге.

- Предки наши говорили, что бывает так, когда кровь у человека разгорячится, - ответил Мёге Сагаан-Тоолай, схватил силача Темир-мёге в охапку и бросил его с такой силой, что черная земля вздрогнула. - Пусть будет пир сорокам и воронам!

Уселся добрый молодец отдохнуть на его огромную, как сундук, белую грудь и спросил:

- У убитой коровы кровь берут, у богатыря перед смертью слово берут, говори, какое твое последнее желание будет?

- Отец мой - небо, мать моя - земля, войско мое - трава! - закричал вдруг тот, зовя на помощь.

Когда сверху падала молния, Туман-Кыскыл разорвал путы, прибежал к своему хозяину и булатными копытами отбросил молнию, растоптал и раскидал надвигавшиеся травы и чащи лесные.

Мёге Сагаан-Тоолай убил силача Темир-мёге и, чтобы жила в народе память о его победе, поставил каменное изваяние.

Добрый молодец сел на коня, приехал на стойбище хана, откинул плетью войлок у входа в его юрту и грозно спросил:

- Готово ли, хан, то, что ты должен отдать? Крепко ли, хан, то, что ты не хочешь отдать?

Дочь хана успокоила его, преподнеся белый дарственный платок. Она помогла ему сойти с коня, ввела в свой дворец и стала его угощать.

Хан выделил Мёге Сагаан-Тоолаю часть своего скота, имущества, поставил белую юрту.

Ни на одни сутки не остался Мёге Сагаан-Тоолай в аале хана. Он взял с собой Алдын-дангыну, погнал впереди себя скот, навьючил на коня вместе с добром новую юрту и откочевал.

Перевалили они через крутой высокий горный хребет. Скот устал. В одной ложбине заночевали. И вечером и утром увидели много-много разных зверей в том месте.

- Пусть скот отдохнет здесь, - сказал добрый молодец жене, а сам поехал на охоту.

Добыл Мёге Сагаан-Тоолай много всяких зверей и с добычей прямо через скалу вернулся на место стоянки. Но там все было разграблено, только одна коновязь осталась в пустой долине. Привязал богатырь коня к этой коновязи и горько заплакал.

Но сколько же можно плакать? Как-то взглянул он вверх и увидел: на самой верхушке коновязи чернел когержик.

"Зачем он там"? - подумал Мёге Сагаан-Тоолай, достал когержик и, вместо пробки, увидел записку. Развернул - это была записка Алдын-дангыны. Вот что было в ней написано:

"Ты и не думай искать меня. Живи один. Питайся зайцами да рыбой. На некоторое время я тебе приготовила еды и сшила одежду. Они под землей позади того места, где стояла юрта. Стойбище твое разграбил и меня увез чудовище Амырга Кара-Моос. Он намного сильнее тебя, и ты не пытайся искать с ним встречи".

Парень разрыл землю и нашел там еду и одежду.

- Для одного человека, даже едущего в дальнюю дорогу, и то много тут еды. На что мне все это? - ворчал он про себя.