Мимо по улице думать могли, что пируют здесь свадьбу.

        Должно, чтоб в городе слух не прошел о великом убийстве

        Всех женихов многославных до тех пор, пока не уйдем мы

        За город на поле наше, в наш сад плодовитый; там можем

140 Все на просторе устроить, на помощь призвав олимпийцев».

        Кончил. Его повеление было исполнено скоро;

        Чисто омывшись, оделись богато, как будто на праздник

        Все; хоровод учредили рабыни; певец богоравный,

        Цитру настроив глубокую, в них пробудил вожделенье

145 Сладостных песней и стройно-живой хороводныя пляски.

        Дом весь от топанья ног их гремел и дрожал, и окружность

        Вся оглашалася пением звучным рабов и служанок;

        Всякой, по улице шедший, музыку и пение слыша,

        Думал: «Решилась свою пировать напоследок царица

150 Свадьбу; неверная! Мужа, избранного сердцем, дождаться,

        Дом многославный его сохраняя, она не хотела».

        Так говорили они, о случившемся в доме не зная.

        Тою порой, Одиссея в купальне омыв, Евринома

        Тело его благовонным оливным елеем натерла.

155 Легкий надел он хитон и богатой облекся хламидой.

        Дочь же великая Зевса его красотой озарила;

        Станом возвысила, сделала тело полней и густыми

        Кольцами кудри, как цвет гиацинта, ему закрутила.

        Так, серебро облекая сияющим золотом, мастер,

160 Девой Палладой и богом Гефестом наставленный в трудном

        Деле своем, чудесами искусства людей изумляет;

        Так Одиссея украсила дочь светлоокая Зевса.

        Вышед из бани, лицом лучезарный, как бог, возвратился

        Он в пировую палату и сел на оставленном стуле

165 Против супруги; глаза на нее устремив, он сказал ей:

        «Ты, непонятная! Боги, владыки Олимпа, не женским

        Нежноуступчивым сердцем, но жестким тебя одарили;

        В свете жены не найдется, способной с такою нелаской,

        Так недоверчиво встретить супруга, который, по многих

170 Бедствиях, к ней через двадцать отсутствия лет возвратился.

        Слушай же, друг Евриклея; постель приготовь одному мне;

        Лягу один я — когда в ней такое железное сердце».

        Но Одиссею разумная так отвечала царица:

        «Ты, непонятный! Не думай, чтоб я величалась, гордилась

175 Или в чрезмерном была изумлении. Живо я помню

        Образ, какой ты имел, в корабле покидая Итаку.

        Если ж того он желает, ему, Евриклея, постелю

        Ты приготовь; но не в спальне, построенной им; а в другую

        Горницу выставь большую кровать, на нее положивши

180 Мягких овчин, на овчины же полость с широким покровом.

        Так говорила она, испытанью подвергнуть желая

        Мужа. С досадою он, обратясь к Пенелопе, воскликнул:

        «Сердцу печальное слово теперь ты, царица, сказала;

        Кто же из спальни ту вынес кровать? Человеку своею

185 Силою сделать того невозможно без помощи свыше;

        Богу, конечно, легко передвинуть ее на другое

        Место, но между людьми и сильнейший, хотя б и рычаг он

        Взял, не шатнул бы ее; заключалася тайна в устройстве

        Этой кровати. И я, не иной кто, своими руками

190 Сделал ее. На дворе находилась маслина с темной

        Сению, пышногустая, с большую колонну в объеме;

        Маслину ту окружил я стенами из тесаных, плотно

        Сложенных камней; и, свод на стенах утвердивши высокий,

        Двери двустворные сбил из досок и на петли навесил;

195 После у маслины ветви обсек и поблизости к корню

        Ствол отрубил топором, а отрубок у корня, отвсюду

        Острою медью его по снуру обтесав, основаньем

        Сделал кровати, его пробуравил, и скобелью брусья

        Выгладил, в раму связал и к отрубку приладил, богато

200 Золотом их, серебром и слоновою костью украсив;

        Раму ж ремнями из кожи воловьей, обшив их пурпурной

        Тканью, стянул. Таковы все приметы кровати. Цела ли

        Эта кровать и на прежнем ли месте, не знаю; быть может,

        Сняли ее, подпилив в основании масличный корень».

205 Так он сказал. У нее задрожали колена и сердце.

        Признаки все Одиссеевы ей он исчислил; заплакав

        Взрыд, поднялась Пенелопа и кинулась быстро на шею

        Мужу и, милую голову нежно целуя, сказала:

        «О, не сердись на меня, Одиссей! Меж людьми ты всегда был

210 Самый разумный и добрый. На скорбь осудили нас боги;

        Было богам неугодно, чтоб, сладкую молодость нашу

        Вместе вкусив, мы спокойно дошли до порога веселой

        Старости. Друг, не сердись на меня и не делай упреков

        Мне, что не тотчас, при виде твоем, я к тебе приласкалась;

215 Милое сердце мое, Одиссей, повергала в великий

        Трепет боязнь, чтоб меня не прельстил здесь какой иноземный

        Муж увлекательным словом: у многих коварное сердце.

        Слуха Елена Аргивская, Зевсова дочь, не склонила б

        К лести пришельца и с ним не бежала б, любви покоряся,

220 В Трою, когда бы предвидеть могла, что ахеяне ратью

        Придут туда и ее возвратят принужденно в отчизну.

        Демон враждебный Елену вовлек в непристойный поступок;

        Собственным сердцем она не замыслила б гнусного дела,

        Страшного, всех нас в великое бедствие ввергшего дела.

225 Ты мне подробно теперь, Одиссей, описал все приметы

        Нашей кровати — о ней же никто из живущих не знает,

        Кроме тебя, и меня, и рабыни одной приближенной,

        Дочери Актора, данной родителем мне при замужстве;

        Дверь заповеданной спальни она стерегла неусыпно.

230 Ты же мою, Одиссей, убедил непреклонную душу».

        Кончила. Скорбью великой наполнилась грудь Одиссея.

        Плача, приникнул он к сердцу испытанной, верной супруги.

        В радость, увидевши берег, приходят пловцы, на обломке

        Судна, разбитого в море грозой Посейдона, носяся

235 В шуме бунтующих волн, воздымаемых силою бури;

        Мало из мутносоленой пучины на твердую землю

        Их, утомленных, изъеденных острою влагой, выходит;

        Радостно землю объемлют они, избежав потопленья.

        Так веселилась она, возвращенным любуясь супругом,

240 Рук белонежных от шеи его оторвать не имея

        Силы. В слезах бы могла их застать златотронная Эос,

        Если б о том не подумала дочь светлоокая Зевса:

        Ночь на пределах небес удержала Афина; Деннице ж

        Златопрестольной из вод океана коней легконогих,

245 С нею летающих, Лампа и брата его Фаэтона [317]

        (Их в колесницу свою заложив), выводить запретила.

        Так благонравной супруге сказал Одиссей хитроумный:

        «О Пенелопа, еще не конец испытаниям нашим; [318]

        Много еще впереди предлежит мне трудов несказанных,

250 Много я подвигов тяжких еще совершить предназначен.

        Так мне пророка Тиресия тенью предсказано было

        Некогда в области темной Аида, куда нисходил я

        Сведать, настанет ли мне и сопутникам день возвращенья.

        Время, однако, идти, Пенелопа, на ложе, чтоб, в сладкий

255 Сон погрузившись, свои успокоить усталые члены».

        Умная так отвечала на то Одиссею царица: