Изменить стиль страницы

Отдашь, отдашь ли, горец Йово? [547]

«Отдашь, отдашь ли, горец Йово,
Красотку Яну в турецкую веру?»
«Эй, воевода, голову дам вам,
Яну не дам в турецкую веру!»
Руки по локоть ему отрубили,
Снова о том же спрашивать стали:
«Отдашь, отдашь ли, горец Йово,
Красотку Яну в турецкую веру?»
«Эй, воевода, голову дам вам,
Яну не дам в турецкую веру!»
Обе ноги ему отрубили,
Снова о том же спрашивать стали:
«Отдашь, отдашь ли, горец Йово,
Красотку Яну в турецкую веру?»
«Эй, воевода, голову дам вам,
Яну не дам вам в турецкую веру!»
Тогда Йово выдрали очи,
Спрашивать больше его не стали.
Схватили турки красотку Яну
И посадили на вороного,
Угнать решили полем-низиной,
Полем-низиной в село к татарам.
Яна Йовану тихо сказала:
«Прощай, Йован мой, брат мой родимый!»
«Будь же здорова, сестрица Яна!
Нет глаз у Йово, чтобы взглянул он,
Нет рук у Йово, чтоб мог обнять он,
Нет ног у Йово, чтоб проводил он!»

Три вереницы невольников [548]

Пастух беседовал с лесом:
«Лес ты мой, лес ты зеленый!
Вчера ты, лес, был зеленый,
А нынче ты, лес, весь высох.
Пожары ль тебя спалили?
Морозы ли остудили?»
И лес пастуху ответил:
«Пастух, молодой пастух мой!
Пожары меня не палили,
Морозы не застудили,
Но тут вчера проходили
Невольников вереницы.
Как в первой-то веренице
Всё молодые девчата.
Только девчата заплачут —
Лес наклоняет верхушки,
Широкий путь подметает.
Девчата плачут и стонут:
«Боже мой, господи боже!
Где наши холсты льняные?
Ткали мы их — не доткали,
Белили — не добелили.
Кто наши холсты доткет нам?
Кто их доткет и добелит?
Кто их узорами вышьет?
Кто обошьет бахромою?»
Как во второй веренице
Всё молодые молодки.
Только молодки заплачут —
В лесу опадают листья.
Молодки плачут и стонут:
«Боже мой, господи боже!
Где ж наши малые детки?..
Встанут, а матери нету.
Заплачут они да спросят:
«Где мама? Доит корову?»
Доила б мама корову,
Телята бы не мычали.
«Где мама? По воду ходит?»
Ходила б по воду мама,
Тогда бы ведра бренчали.»
Как в третьей-то веренице
Всё молодые юнаки.
Только юнаки заплачут —
Ветки в лесу засыхают.
Юнаки плачут и стонут:
«Боже мой, господи боже!
Где ж они, буйволы наши?
Впряжены — нераспряжены.
Кто же теперь распряжет их?
Где наши черные пашни?
Пахали — не допахали.
Кто же теперь их допашет?
Где ж она, наша пшеница?
Сеяли — не успели.
Кто же пшеницу досеет?»»

Рабыня и Стара-Планина [549]

Гнал по дороге рабыню турок,
Гнал ее лютый в лютую стужу,
Бил по лицу и кричал ей злобно:
«Брось ты мальчишку, брось на дороге!»
Пленница турку так отвечала:
«Турок ты, турок, злодей поганый,
Как же мне бросить дитя родное?
Я, молодая, сноха попова,
Сноха попова, жена дьякова.
Я не рожала девять годочков,
А как десята весна настала,
Знахари вышли кричать по селам:
«Травки недужным! Травки бездетным!»
Все им давали свои мониста,
Все покупали травки от хвори,
Я ж отдала им свои запястья,
Купила травку — хотела сына.
И родила я себе сыночка».
Уселся турок — поесть надумал;
Рабыня ж встала, взяла младенца,
Пошла с ним в горы, в горы родные,
Сплела там люльку из трав высоких
Да привязала к двум стройным елям.
Как уложила в нее младенца,
Стала качать его да баюкать,
Песню запела и зарыдала:
«Баюшки-баю, милый сыночек,
Вот твоя мама — Стара-Планина,
А эти елки — милые сестры.
Пусть ветер горный тебя качает,
Пусть дождик теплый тебя купает!»
И вдруг с вершины голос раздался:
«Иди, младая пленница, с богом!
О сыне малом ты не тревожься —
Матерью буду малому сыну,
А те две ели — сестрами станут,
И будет дождик купать младенца,
И будет ветер его баюкать,
И будет серна кормить и холить!»
Увел младую пленницу турок…
Стара-Планина! Старая матерь!

Турок и рабыня [550]

Турок рабыню по лесу гонит,
Турок рабыне молвит негромко:
«Эй, полонянка, ты, голодранка,
Ноги босые, брюхо пустое,
Брось, говорю я, малого сына,
Брось, говорю я, пока не поздно!»
Рабыня турку молвит негромко:
«Как же я брошу милое чадо!
Долгие годы была бездетна,
Долгие годы хотела сына,
Минуло десять — родился мальчик,
Родился мальчик, сын мой Иванчо!
Я под ракитой вешала зыбку,
Там оставляла сына Иванчо,
Там оставляла и наставляла:
«Люлюшки-люли, сынок Иванчо,
Дождик прольется — тебя умоет,
Придет волчица — тебя накормит,
Повеет ветер — навеет дрему!
Расти скорее, Иванчо милый,
Чтоб из неволи вызволить царство,
Освободить нас от лютых турок!»»
Турок чернеет от злобы лютой,
Надвое рубит мать и младенца.
вернуться

547

Переведено по тексту сб. БНТ, т. 3, с. 331. Искусная литературная обработка болгарского поэта П. П. Славейкова, сделанная по тексту, записанному в районе г. Сера (Серрес) в Эгейской Македонии (ср. БНТ, т. 3, с. 329–330).

вернуться

548

Переведено по тексту сб. БНТ, т. 3, с. 213–214. Записано в районе г. Хаскова (юго-восточная Болгария).

вернуться

549

Переведено по тексту сб.: Б. Ангелов, X. Вакарелски. Сенки из невиделица. София, 1936, с. 437–438. Место записи неизвестно. В переводе почему-то опущена идеализированная концовка: «Росло дитя и повыросло, // В три месяца — как трехлетний, // В шесть месяцев — как шестилетний, // В девять месяцев — как девятилетний, // И стал он красивым молодцем. // Дала ему воск Стара-Планина, // Чтоб продавал и кормился».

вернуться

550

Переведено по тексту сб. БНТ, т. 3, с. 220. Записано среди болгар-переселенцев с. Преслава Бердянского уезда Таврической губернии. Сюжет: «Мать оставляет дитя на попечение природы» — известен и восточным славянам, и словакам. Он явно возник раньше турецкого нашествия и на южнославянской почве стал распространенным типическим местом.