Изменить стиль страницы

Построение минарета Дервиш-паши [527]

Кончена мечеть Дервиш-пашою,
За семь лет паша ее построил
И высокий минарет поставил.
Тридцать мастеров ему служили.
И когда был минарет закончен,
Прочь пошли все мастера оттуда.
Дунул ветер среди ночи темной,
Наземь минарет паши обрушил.
И когда с рассветом встало солнце,
То паша Дервиш-паша [528]увидел,
Что высокий минарет повален.
Очень тяжко тогда ему стало,
Тридцать мастеров он созывает,
Говорит он мастерам такое:
«Тридцать мастеров, дери вас дьявол,
Где, скажите, старый старший мастер?
Пусть он даст ответ и мне и богу,
Отчего так минарет построил,
Что от ветра тот свалиться может».
Тридцать мастеров в ответ сказали:
«Господин паша, о милый боже,
Старый старший мастер будет тотчас.
Спрашивай его, о чем захочешь,
Но послушай, что тебе мы скажем.
В этом старший мастер не виновен,
Нет вины на старике нисколько,
Грех паша Дервиш-паша содеял».
Мастер нам вчера сказал такое:
«Минарет паши разбить не смогут
Пушки, даже самые большие.
Богу захотелось — и обрушил.
Мастеров нельзя винить нисколько».
Отвечает им паша на это:
«Стройте минарет точно таким же».
Подошел тут старый старший мастер,
Минарет обрушенный увидел,
И перекрестился мастер [529]трижды,
И сказал Дервиш-паше такое:
«О паша Дервиш-паша, ей-богу,
Вилы минарет свалили ночью,
То ли вилы, то ли, может, дивы.
Господин паша, могу поклясться,
С той поры, как начал я их строить,
Крепче этого не мог построить».
И паша опять уговорился
С мастерами минарет построить.
Мастера закончили постройку,
И опять ее обрушил ветер.
Так семь раз заканчивали башню,
И семь раз валил постройку ветер,
Но паше все это надоело.
Он решает сотворить молитву,
Попросить великого Аллаха,
Чтоб во сне открыл ему причину
Многих обрушений минарета.
Только совершил паша молитву,
Лег на свой молитвенный коврик,
И как лег паша, уснул немедля.
Добрый дух в двери во сне заходит,
Окликает его Дервиш-пашою:
«Ты, Дервиш-паша, хотел дознаться,
Отчего твой минарет обрушен?
Ты заклать не хотел барана,
Минарет сей начиная строить,
Паша Дервиш-паша, слушай вот что!
У тебя, Дервиш-паша, три сына.
Одного из них заклать придется.
Если снова минарет построишь,
Больше не обрушится он наземь».
Услыхал Дервиш-паша все это,
Словно раненый, во сне он крикнул
И по той причине пробудился.
И пошел в комнату другую,
Чтобы рассказать жене все это.
И жена паше сказала тихо:
«Господин паша, прошу пощады.
Прекрати постройку минарета.
Сын для нас дороже минарета!»
Паша Дервиш-паша ей ответил:
«Верная моя жена, послушай,
Всех троих готов принесть я в жертву,
Лишь бы только минарет не рухнул».
В комнату свою паша вернулся,
Бедная жена осталась плакать,
Плакать, на детей бросая взоры.
Белый день едва рассвел наутро,
В комнату к жене паша приходит,
Тихо говорит жене такое:
«Верная жена, тебе придется
Выбрать одного из трех для жертвы!»
Очень тихо жена отвечает:
«Заклинаю обоими мирами,
Я их мать, всех троих рожала,
Все они равны в моем сердце.
Я клянусь великому богу,
Пережить не смогу ни одного я».
Разгневался паша Дервиш-паша,
И схватил он младшего сына,
И унес из парадных комнат.
Как увидела жена молодая,
Закричала так, что дом весь дрогнул,
С горя начала она бегать
По комнате из угла в угол,
Запнулась о молитвенный коврик
И в парадной комнате упала,
Как упала, дух тотчас испустила.
А паша пришел к своей мечети,
Тридцать мастеров призвал он тотчас,
И сказал он мастерам такое:
«Еще раз минарет мне постройте.
Если он обрушится наземь,
Больше строить его не буду.
Оболью его стены маслом
И жестокий пожар устрою.
Все, что было, на него истратил
И дитя заколю дорогое,
Ибо сон такой увидел ночью».
И заклал на фундаменте сына,
А строители начали строить.
А когда они кончили строить,
Разошлись они все оттуда.
Минарет паши был воздвигнут.
До сих пор он стоит, как прежде.
Закопал паша под минаретом
Верную жену молодую,
Вместе с нею — младшего сына.

Хасанагиница [530]

Что белеет средь зеленой чащи?
Снег ли это, лебедей ли стая?
Был бы снег, он давно бы стаял,
Лебеди бы в небо улетели;
Нет, не снег там, не лебяжья стая:
Хасан-ага там лежит в палатке.
Там страдает он от ран жестоких;
Навещают мать его с сестрою,
А любимой стыдно показалось.
Затянулись раны и закрылись,
И тогда он передал любимой:
«В белом доме ждать меня не нужно,
Ты в семье моей не оставайся».
Услыхала люба речь такую,
Горьких мыслей отогнать пе может.
Топот конский слышен возле дома;
Побежала женщина на башню,
И прильнула там она к окошку;
Вслед за нею бросились две дочки!
«Что ты, наша матушка родная,
Не отец наш на коне приехал,
А приехал дядя Пинторович».
Воротилась женщина на землю,
Крепко брата обняла и плачет:
«Ой, мой братец, срамота какая!
Прогоняют от пяти малюток!»
Бег спокоен, не сказал ни слова,
Лишь в кармане шелковом пошарил
И дает ей запись о разводе,
Чтобы все свое взяла с собою,
Чтоб немедля к матери вернулась,
Прочитала женщина посланье,
Двух сыночков в лоб поцеловала,
А двух дочек в розовые щеки,
Но с меньшим сынком, что в колыбельке,
Слишком трудно было расставаться.
За руки ее взял брат суровый,
И едва лишь оттащил от сына,
Посадил он на коня сестрицу
И поехал в белое подворье.
Долго дома жить не удалось ей,
Лишь неделю побыла спокойно.
Род хороший, женщина красива,
А такую сразу едут сватать.
Всех упорней был имотский кадий.
Просит брата женщина, тоскует:
«Милый братец, пожалей сестрицу,
Новой свадьбы мне совсем не надо,
Чтобы сердце с горя не разбилось
От разлуки с детками моими».
Бег спокоен, ничему не внемлет,
Принимает кадиевых сватов.
Просит брата женщина вторично,
Чтоб послал он белое посланье,
Написал бы просьбу от невесты:
«Поздравленье шлет тебе невеста,
Только просьбу выполни такую:
Как поедешь к ней ты на подворье
С господами, сватами своими,
Привези ей длинную накидку,
Чтоб она свои закрыла очи,
Не видала бедных сиротинок».
Кадий принял белое посланье,
Собирает он нарядных сватов,
Едет с ними за своей невестой.
Сваты ладно встретили невесту
И счастливо возвращались с нею,
Проезжали мимо башни аги,
Увидали девочек в оконце,
А два сына вышли им навстречу
И сказали матери с поклоном:
«Дорогая матушка, зайди к нам,
Вместе с нами нынче пообедай».
Услыхала Хасанагиница,
Обратилась к старшему из сватов:
«Старший сват, прошу я, ради бога,
Возле дома сделай остановку,
Чтоб смогла я одарить сироток».
Кони встали у подворья аги,
Матушка одаривает деток:
Двум сыночкам — с золотом кинжалы,
Милым дочкам — дорогие сукна,
А дитяти малому послала
Одеяльце — колыбель закутать. [531]
Это видит храбрый Хасан-ага,
И зовет он сыновей обратно:
«Возвратитесь, милые сиротки!
Злая мать не сжалится над вами,
Сердце у нее подобно камню».
Услыхала Хасанагиница,
Белой грудью на землю упала
И рассталась со своей душою
От печали по своим сиротам.
вернуться

527

Переведено по тексту сб. ХНП, кн. 5, № 91. Записано близ г. Мостара (Герцеговина). Боснийская версия баллады типа «Построение Скадра».

вернуться

528

Паша Дервиш-паша. — Этим выражением одновременно обозначается и звание, и указание на происхождение из рода паши. Звание паши в Турции получали управители областей.

вернуться

529

…перекрестился мастер… — Мастера были славянами-христианами.

вернуться

530

Переведено по тексту сб.: Караджич, т. III, № 81. Эту песню, со своими поправками, В. Караджич перепечатал из книги аббата А. Фортиса «Путешествие в Далмацию», вышедшей в Венеции в 1774 г. Уже в 1775 г. в Швейцарии был издан немецкий прозаический перевод, пользуясь которым Гете написал свое стихотворение в 1778 г. Песню переводили В. Скотт, П. Мериме, А. С. Пушкин, А. Мицкевич и др. Известны десятки переводов песни во многих странах мира. Первый опыт изложения песни на русском языке был сделан в 1794 г. Ф. В. Каржавиным, первый полный стихотворный перевод — А. X. Востоковым в 1827 г. В Югославии песня приобрела заметную популярность, так что стало очень затруднительным отделить народные варианты от книжных заимствовании в версии В. Караджича. В 1974 г. Югославия торжественно отмечала 200-летие публикации «Хасанагиницы», в связи с чем проводились и поиски сведении о героях песни.

Песня была сложена в среде боснийских славян-мусульман. Опираясь, судя по всему, главным образом на народные предания, югославские исследователи локализуют место действия баллады в районе г. Имотски, вблизи далматинского побережья и у стыка границ Хорватии, Боснии и Герцеговины, — ранее этот район входил в состав Турецкой империи. Время действия относят к 40-м годам XVII в. Хасан-ага Арапович, славянин-мусульманин, был местным феодалом, владельцем нескольких сел. В одном из боев с венецианцами или славянами-христианами, напавшими на его владения, он был ранен. Чтобы избежать повторного и смертельного нападения, Хасан-ага перебрался лечить раны в горы. Его шурин бег Пинторович, тоже, видимо, славянин-мусульманин, жил в крепости Клис, вблизи г. Сплита. Местные жители указывают на развалины одной башни времен турецкого владычества, убежденно считая ее бывшим жилищем Хасан-аги. В другом месте показывают могилу его жены Фатимы.

Такого рода подробности, локализующие балладу, однако, не объясняют ее содержания. Напомним, что согласно шариату, мусульманскому обычному праву, муж, и только он, когда угодно и без всяких проволочек может развестись со своей женой, то есть прогнать ее из своего дома или вернуть к родителям. При этом от его желания зависит судьба детей, которых он волен и разлучить с матерью. Баллада, следовательно, служит своеобразной иллюстрацией к брачным установлениям шариата. Хасан-ага, приняв «стыд» жены за неприязнь, поступает так, как предписывают нормы. Брат Хасанагиннцы действует точно так же и потому все время молчит. Хасанагиница до последней речи бывшего мужа, видимо, не теряет надежды на лучшее. Недоразумение приводит к трагедии.

вернуться

531

Одеяльце — колыбель закутать… — В. Караджич настаивал на том, что здесь должно быть выражение «убошке хальине», то есть «нищенское платье»: мать дарит грудному младенцу, ибо он вырастет сиротой и пойдет просить по миру.