Впервые за всю жизнь мать заговорила с Амисией о человеке, который был ее отцом. Даже в детстве она, бывало, задумывалась, как могла получиться такая странная пара: набожная послушница — и жизнелюбивый лорд. Когда же она стала постарше, ее нередко посещали сомнения в том, что она сама появилась на свет как дитя любви, и это невысказанное подозрение лишь нагнетало отчужденность между нею и матерью.

Сибилла уловила тень недоверия в глазах Амисии и печально добавила:

— Да, я всем сердцем любила твоего отца, и если бы он приказал мне прыгнуть с крепостной стены, я бы сделала это, не раздумывая. Иногда любовь требует, чтобы мы слепо доверяли избраннику, а то и терпели страдания. Я потеряла своего возлюбленного Конэла, но по-прежнему люблю Бога и верю, что Он тебя охранит… пусть даже за это придется заплатить дорогой ценой — мучительным отдалением матери от ее ребенка. — Амисия медленно покачала головой, и Сибилла горестно пояснила. — Я держала тебя на расстоянии только для того, чтобы кое-кто другой не мог использовать мою любовь к тебе как оружие против нас.

Сибилле было совершенно ясно, что Амисия сейчас слишком ошеломлена ураганом событий и откровений, обрушившихся на ее голову за один день, и вряд ли способна во всем разобраться. Она ограничилась последним советом:

— Пришло время стать взрослой. Мир детских мечтаний остался позади, но поверь, только сама жизнь может стать источником подлинных радостей.

Сибилла сочла, что увещевания больше не нужны. Дочери сейчас требовалось другое: уединение и тишина. Она ласково коснулась губами разгоряченной щеки Амисии, встала с кровати и задернула за собой полог. Покидая комнату, она не снизошла до того, чтобы удостоить взглядом злобную старую мегеру, скорчившуюся на соломенном тюфяке.

ГЛАВА 16

Оставшись одна в утешительной темноте своей постели, Амисия настороженно прислушивалась к своим чувствам. Прежний гнев против Галена и жалость к себе сменились более серьезными размышлениями — как и предполагала Сибилла. Она перебирала в памяти все, что сказала ей мать. Неожиданная, но могучая и такая необходимая опора — материнская любовь — помогла ей отрешиться от эгоистических сетований по поводу нанесенных ей ран и задуматься над положением Галена. Он ни разу не назвался никаким именем, кроме того, которое действительно принадлежало ему. Да, он — это Гален Фиц-Уильям, человек, который помогал бедным людям, избавил от страхов юного Дэйви, спас Рэндольфа от мучений. Мать говорила правду. Был ли Гален наследником графского титула или разбойником — не имело значения. Это был Гален, и она любила Галена. Только неразумное дитя могло бы отвергнуть реального, живого человека и предпочесть ему бесполезную иллюзию — бесплотного героя легенд.

— Амисия…

Ее имя, тихо произнесенное голосом Галена… Амисия не сомневалась, что звук ей просто померещился.

— Амисия!

По-прежнему это был не более чем громкий шепот, но в нем слышалось явное нетерпение.

Голос был реальными принадлежал Галену! Он искал ее! Путаясь в складках юбки и полога, Амисия поторопилась подняться и откликнуться:

— Я здесь, Гален, здесь!

Гален остановился под сводчатым потолком лестничной площадки в конце коридора и навострил слух в ожидании ответа. Приходить сюда было с его стороны неразумно. Но он должен был — любой ценой! — повидаться и поговорить с Амисией. Все, что надлежало выполнить до того как придет подкрепление из Таррента, он выполнил. Он даже выждал, пока Уолтер, получивший приказ доставить на берег аббата Петера и сидевший на веслах, проплыл уже больше половины пути до берега.

Амисия широко раздвинула полотнища полога и была уже готова соскочить с кровати, как дверь комнаты распахнулась.

— Гален, я здесь!..

Серебристо-зеленые глаза мгновенно обратились к фигуре, видневшейся в просвете полога. Призывно протянув к нему руки, Амисия стояла на коленях в облаке разлетевшихся волос, отливающих золотом, и глаза ее лучились любовью. Широкими шагами направился он к кровати, не заметив, как за его спиной метнулось к двери сгорбленное бесформенное существо.

Когда он обхватил ее своими сильными руками, Амисия не стала тратить время на расспросы о том, каким чудом можно объяснить его внезапное появление. Здесь, здесь была настоящая жизнь, перед которой бледнели блуждающие огоньки мечтаний.

— Амисия, ты должна верить мне. — Даже звук его голоса наполнял ее блаженством. — Я люблю тебя, и, будь моя воля, я никогда, ни в чем не стал бы вводить тебя в заблуждение. — Нелегко давались Галену объяснения. Он был честен и правдив, и ему редко приходилось в чем-нибудь оправдываться. Но теперь самым важным для него было, чтобы Амисия поняла его. Он сам не сознавал, с какой силой его руки стиснули ее плечи, когда он чуть подался назад и начал заново. — Я не собирался давать волю своим чувствам, пока не смогу прийти к тебе открыто, как сын графа, и по всем правилам посвататься к тебе, к дочери Райборна. А потом дела пошли совсем скверно, и, чтобы спасти тебя от произвола Гилфрея и сорвать его планы, у меня не оставалось никаких других способов, кроме одного: сделать то, что я сделал. — Он вдруг осекся, поняв, что ситуация не изменилась и до сих пор. Он скрипнул зубами, но продолжил. — И, хуже того, я и сейчас не имею права открывать тебе, что же руководило моими поступками. Но поверь, пожалуйста, поверь мне: в конце концов все уладится.

— Ш-ш-ш… — прошептала Амисия, кончиками пальцев нежно коснувшись его щек. — Я верю, верю тебе, и ни о чем не буду спрашивать, потому что знаю — ты все объяснишь, когда будешь свободен сделать это.

Ответная медленная улыбка Галена разгорелась с такой силой, что, как и при прошлых встречах, Амисия просто растаяла в ее лучах и прильнула к нему, забыв обо всем на свете. Гален был счастлив и горд: сэр Джаспер оказался прав. Амисия подарила ему свое доверие, а это неизмеримо облегчало борьбу, которая ему еще предстояла.

— Нас ждет прекрасное будущее, клянусь тебе, — заверил он ее, и с каждой секундой крепла его вера в счастливый исход.

Гален поцеловал ее с такой горячей и нежной благодарностью, что душа ее устремилась ввысь, навстречу его душе. Поистине, ликовала она, вот доказательство, что на смену детским мечтам пришла реальность во плоти и крови, сулящая в будущем куда больше радости, чем эфемерные иллюзии.

Но действительность мгновенно обернулась к ним своей устрашающе темной стороной. Будущее, которое Амисия успела себе нарисовать, может существовать только до тех пор, пока существует ее герой — смертный, слишком смертный герой! С усилием оторвавшись от Галена, она взглянула на него глазами, полными страха.

— Ты должен уйти. Беги! — потребовала она. — Беги отсюда, пока мой отчим не застал тебя здесь. Он хочет добиться, чтобы наш брак был признан недействительным, и собирается все-таки выдать меня за своего сына.

— Нет, Фаррольд женится на своей любимой, точно так же, как я женился на своей.

Теперь, когда между ними воцарились мир и согласие, у Галена отлегло от сердца, и он с улыбкой взглянул на ее встревоженное лицо. Ради этого он шел на риск, за это был готов платить любую цену. Но, по ее мнению, он слишком мало был озабочен опасностями, которым подвергался. Как он тревожился за нее, вспоминала она, когда она пренебрегала его призывами к осмотрительности… а теперь она снова попыталась убедить его, как важно соблюдать осторожность.

— Я люблю тебя, я не переживу, если тебя отнимут у меня! Поэтому умоляю тебя, умоляю: уходи сейчас же!

Это любовное признание было обращено не к разбойнику, а к человеку, которым он был в действительности. На радостях Гален не мог отказать себе в последнем поцелуе. Один, последний поцелуй, который они подарят друг другу, перед тем как соединиться навсегда… Через три дня? Через неделю? Или еще позже? Эта неопределенность заставила его вложить в поцелуй еще больше страсти. Они забыли обо всем, что их окружает, об опасностях, которые были так близки… и горячий поцелуй был прерван холодными, презрительными словами: