- Вставай, чучело, в первый раз, что ли?

Глеб наклоняется над Василием, наблюдая, как тот молча, с трудом, поднимается вначале на колени, потом садится на лавку. Глаза его мутны, в них не видно искры, которая была там еще совсем недавно.

- Не ушибся, милый? – с насмешкой спрашивает Вероника.

Глеб подвигает ручку Василию, и тот берет её в свои пальцы, как-то неуклюже и по-детски. Глебу становится жаль его, но это чувство быстро проходит, как только он слышит голос Вероники:

- Писать-то не разучился, тетерев?

Он чувствует, как к горлу подступает слюна – её очень много. Его тошнит. Она предупреждала его, что пить спиртное нельзя, но он выпил, и сейчас его вырвет. Он бежит в туалет и слышит вслед её раздраженный голос:

- Смотри там, чтобы всё было чисто и аккуратно, как договорились.

- Всё будет в лучшем виде, не переживай, - автоматически отвечает он и поворачивает ручку двери.

Его вырвало, но сознание не проясняется – ему плохо. Он сидит минуты три, склонившись над грязным унитазом. Потом поднимается, включает воду и поласкает рот. Ему в спину тускло светит одинокая лампочка, отражаясь в узком зеркале над раковиной. Он закрывает воду и в тишине слышит легкие шаги Вероники за дверью. Следующая волна тошноты заставляет его вновь сложиться вдвое над смердящим отверстием, его как будто выворачивает всего изнутри, и в этот момент ему кажется, что он слышит хлопок, но ему не до посторонних звуков – его внутренний голос твердит, что ему пришел конец, что сейчас он увидит свои кишки на замызганном сливном бачке в этом забытом Богом заведении.

Но тошнота отступает, и он снова проделывает ту же процедуру с полосканием. Во рту липко и мерзко. За дверью голос Вероники:

- У тебя всё в порядке?

- Да, мать, все нормально, - отвечает он и выходит из туалета.

Василий сидит, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки. Он говорит ему, пнув ногой по скамье:

- Василь, ты чего это удумал? Рано еще, рано спать.

- Вначале поработаем, - соглашается Вероника, поднимая за волосы голову бомжа.

Его глаза открыты, взгляд мутный и остекленевший. К виску справа приложена марля, которая держится на скотче. Марля красная.

- Надо же, и в кетчуп залез! – говорит Вероника, отпуская его волосы. – Выведем его на улицу.

Вероника надевает на голову Василия шапочку. Они обхватывают его с обеих сторон, складывая его руки на своих плечах, и выходят в коридор. Василий совсем не передвигает ногами, он как мешок, и голова болтается на груди. Впереди ступеньки, и это самый тяжелый участок их пути. Они с трудом преодолевают его и почти вываливаются наружу, но им удаётся удержать тело Василия в вертикальном положении. Машина рядом. И рядом банщица, подметающая площадку перед входом.

- Вот, дядя, нажрался, - сокрушается Вероника, - ни дома, ни в гостях покоя нет.

Они прислоняют его к передней дверце, подперев коленями, пока Глеб открывает машину, потом пихают внутрь на заднее сиденье, и Василий валится, как неживой, и остается лежать неподвижно. Глеб забрасывает его торчащие ноги в салон и закрывает дверцу, потом садится за руль. Вероника рядом, и она показывает ему, куда нужно ехать.

Возле старенького запущенного сквера она говорит ему притормозить. Она смотрит в окно и находит место, где Василию нужно отоспаться. Глеб не задает ей никаких вопросов, он молча следует её указаниям, потому что она знает, что нужно делать. Они вытаскивают его из машины. Василий не тяжелый, и Глеб взваливает его на спину, а Вероника поддерживает ноги, чтобы они не оставляли борозды на свежей траве. Возле одного из деревьев он опускает тело на землю и прислоняет спиной к свежему мху на коре. Василию будет мягко. Вероника достает из кармана пакет, в который он положил Макарова в бане, и подсовывает в руку Василия, приподняв её. Порыв ветра заставляет их прикрыть глаза от пыли, пронесшейся в их сторону от дороги, но Василию всё равно. Вероника отпускает его руку, которая безжизненно ударяется о его ноги. Девушка оглядывается по сторонам и нервно говорит ему:

- Всё, поехали.

Они садятся в машину и уезжают. Она говорит:

- Мне кажется, что после того как ты ударил его ногой в голову, он умер.

Он молчит, не отвечает. Ему нечего ей сказать.

Он привозит её к дому. Она монотонно твердит по дороге:

- Как только я выйду, ты отъедешь в соседний двор и поспишь один час, тебе нужно отдохнуть, а когда проснешься, то будешь бодрым и полным сил и энергии. Твои воспоминания о бане будут включать только тебя самого и Василия, только тебя и его. Вероника отсутствовала. Потом снова приедешь ко мне и поднимешься на этаж. Ты будешь знать, что хочешь меня видеть и хочешь мне помочь, и всё. Делай точно так, как я тебе сказала. Езжай, - говорит она, выходя из его машины.

Он едет в соседний двор, паркуется и погружается в глубокий сон, откинувшись на сидении своей «десятки».

Глеб замолчал, как-то обмякнув на подушке, разбросав руки в стороны. Прокопенко посмотрел вопросительно на Боровикова.

- Он спит, - сказал тот, подойдя к молодому человеку и пощупав его пульс.

- С ним всё нормально? – спросил Иван.

- Да, с ним будет всё в порядке. Я думаю, что этот сеанс ему пойдет на пользу. В своей установке я дал ему шанс разграничить в своем подсознании реальные события от внушенных, и заснуть, как только он почувствует в этом необходимость. Полагаю, что сила постороннего воздействия была весьма эффективна: под гипнозом его подсознание вспомнило прошлое внушение, и он отключился.

- А его подсознание не воспримет во сне, уже под воздействием вашего гипноза, старые установки?

- Вы имеете в виду, не впадет ли он после пробуждения в старую регрессию во времени? Нет, я не думаю. Вы сейчас удалитесь, и я еще немного поработаю с его подсознанием, пока он спит. Это будет действенно. Завтра к утру – не скажу, что он будет, как новенький, но ему станет намного легче. Надеюсь, что память на реальные события постепенно вытеснит иллюзии, и он начнет, по крайней мере, адекватно реагировать на события текущие.

- Спасибо, Павел Семенович, - пожал ему руку следователь.

- Вам было всё понятно из его речи?

- Да, практически все кубики встали по своим местам.

- Вот и замечательно. Чуть дальше направо по коридору стол дежурной, и Женя вас проводит к выходу.

- Спасибо, доктор, - Иван также обменялся с ним рукопожатием, и они вышли из палаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Прокопенко достал из нагрудного кармана блестящий плоский предмет и нажал одну из кнопок на его верхней панели. Иван догадался, что это был цифровой диктофон.

- Привычка, - пояснил Игорь Анатольевич извиняющимся тоном, - авось пригодится.

- Я в этом не сомневаюсь, - ответил Иван, и они пошли вдоль коридора к общему залу, где за столом сидела медсестра Женя, склонившись над учебником по парапсихологии.

- Мы закончили, - сказал следователь, - как бы нам теперь отсюда выбраться?

- Это намного сложнее, чем попасть сюда, - улыбнулась девушка и повела их к выходу.

- Как знать, как знать, - пробормотал Иван.

За воротами учреждения они оглянулись по сторонам: ни автобусов, ни машин, только дежурный УАЗик одиноко дожидался их возвращения.

- Ну что, Иван Сергеевич, теперь нам с тобой всё предельно ясно и понятно, не так ли?

- Я думаю, да. Камова ловко сыграла на болезненных переживаниях парня. Он еще и демонами озаботился, судя по его замечаниям.

- Три «шестерки» - он даже номера своего автомобиля сменил на три «девятки», после того как перекрасил его в черный однотонный цвет. А что там в его мозгу еще творится – одному Богу известно. Завтра позвоню с утра Светлане, успокою. Девочка переживает.

- А ты знаешь, я, кажется, понял, что ей помогало… охмурять людей. Глеб в какой-то момент упомянул про завораживающую воронку, которая уносит сознание в никуда, помнишь?

- Да, и что?

- На компьютере брата заставка – ну прямо точь-в-точь под эти описания. Я на неё сам посмотрел пару минут, а потом оказалось, что дремал целых полчаса.