Он уезжал в Америку, чтобы встретиться с Вероникой. Значит, Вероника в Америке, а он… здесь, в больнице. В Америке или в России? Но те парни под деревом говорили явно по-русски, в английском таких выражений еще не придумали даже изобретательные американцы. Значит, в России – ну, слава Богу, а то что ему делать в Америке? До Вероники ему было мало дела, это её проблемы. А и правда: какие у неё проблемы?

У неё же мужика убили – в «Паласе», как раз когда они там со Светиком ужинали, прямо в ту ночь… неделю назад, наверно. Или больше? Было холодно, он стоял на улице ночью, прячась от уличных фонарей в тени здания, и смотрел, как Вероника уезжала на милицейском УАЗе, а потом, пройдя к автостоянке за углом гостиницы, на своей машине поехал к ней домой. Зачем он к ней поперся – ночью, когда Света ждала его в их номере… и где он взял на этот номер деньги?!

А поехал он за ней потому… что она так сказала в то утро: «Приедешь ко мне ночью, после того как я отчалю с ментами от заднего двора, а я оплачу вам со Светкой номер в «Паласе», повеселитесь». Только сейчас он не мог понять и вспомнить, зачем ей всё это было нужно, и почему он повёлся. Ночью к Веронике – наверно, за тем и поехал, это же очевидно… только Сидорова-то убили… А он должен был уехать к родным в село – именно так она ему сказала утром, сейчас он это точно знал. И всё равно поехал к ней. Только вместо обещанного он увидел, как кто-то…он сам? – убивал Бориса. Где он это видел? Точно: это было на малюсеньком экране телефона, видеозапись, и Вероника спросила его: «Зачем ты его убил? Мы же и так договорились, что ты приедешь! Зачем тебе нужно было его убивать?» Но… он не убивал его, они весь вечер дурачились со Светой в гостиничном номере, он не мог быть там, внизу, в сауне…

Глеб почувствовал, что его голова начинает раскалываться, будто по ней со всех сторон наносили удары молотками, как по наковальне. Боль становилась невыносимой, и он застонал, мотая головой из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть с себя эту боль, это напряжение и страх, который накатывал на его сознание волнами, принося из неизвестности смутные факты и нечеткие воспоминания, перемешанные с иллюзиями.

- Помогите!!! – закричал он, но его хрип потонул в мягкой обшивке пустой палаты, в которой он был один.

Неожиданно дверь распахнулась, и перед ним возник образ управляющего комплексом, в котором он купил квартиру… в Лос-Анджелесе. Опять какая-то путаница в голове: ведь он не в Америке! Рядом с головой – управляющего? – всплыли еще две головы: судя по всему, это были люди из иммиграционной службы, они и здесь его достали! Мало им было поезда в метро?

- Вы кто, что вам нужно? Дайте мне воды, или это камера пыток? – услышал Глеб собственный голос.

- О, дорогой мой, мы уже говорим по-русски, это прогресс! – сказал «управляющий» и, отойдя куда-то за его кровать, вернулся со стаканом воды в руке.

Глеб с жадностью, захлёбываясь, поглощал поднесенную к его пересохшим губам воду, стуча зубами о граненое стекло.

- Это нормальная реакция после седативного, - пояснил «управляющий» этим двоим, которые кивнули головами в знак понимания.

Глеб, осушив стакан, откинулся в изнеможении на жесткую подстилку.

Прокопенко смотрел на парня с запавшими глазами, одичавшего, со звериной жадностью лакающего из поднесенной ему миски, и ему становилось не по себе. Он с трудом мог узнать в нем того улыбающегося Глеба с фотографии, полученной сегодня по факсу. Вообще, это место наводило на размышления – тяжелые и мрачные, и Ивану, по всей видимости, пришли в голову такие же мысли. Он молча стоял, нервно переминаясь с ноги на ногу. Лечащий врач – кандидат медицинских наук Павел Семенович Боровиков – терпеливо и с одобрением смотрел на своего пациента.

- Вы знаете, Игорь Анатольевич, сегодня мы действительно чувствуем себя лучше: вот взгляните на его зрачки.

- Боюсь, мне это ничего не скажет, к сожалению, - ответил он.

- Ах, ну да, простите… я всё по привычке к студентам обращаюсь, скоро уже сам – того… - он с улыбкой покрутил указательным пальцем у своего виска.

- Это было бы неудивительно, - пробормотал Прокопенко.

- Да, понимаете ли, иногда приходится начинать мыслить категориями своих пациентов, чтобы добиться прогресса в лечении. Ну-с, резидент Глеб, как ваше самочувствие? – добавил Павел Семенович, заглядывая в глаза своему подопечному.

Молодой человек с неуверенностью смотрел на доктора. Потом выдавил из себя, с явным усилием:

- Где я?

- А где вы себя находите? – в ответ спросил Павел Семенович.

- Я… я не знаю.

- Замечательно! Ещё сегодня утром вы были уверены: значит, сон вам явно пошел на пользу. Кошмары не мучили?

- Нет… вроде. Кто вы?

- Я думал, вы знаете? – доктор смотрел на него выжидающе.

На лице Глеба отразилось сомнение:

- Управляющий… завхоз… нет, я ошибаюсь. Кто вы?

- Я врач, и зовут меня Павел Семенович.

Глеб прикрыл на мгновение глаза, потом снова спросил, глядя на Прокопенко и Сидорова:

- Это что, консилиум? Я серьезно болен?

Его взгляд остановился на Иване. Он несколько мгновений пристально вглядывался в его лицо, затем перевел взгляд на врача.

- Вашей жизни ничего не угрожает, - заверил его Павел Семенович, делая пометки в истории болезни. – Если бы сегодня днем вы не исчезли бесследно из нашего поля зрения, то, возможно, сейчас чувствовали себя более комфортно… в физическом смысле, конечно. Голова болит?

- Да, ужасно, от этого я, по-моему, и проснулся, - пожаловался Глеб.

- На самом деле это не так ужасно для вас, как на первый взгляд кажется.

- Вы уверены? А… Павел… Семенович, а что это за… больница?

- У вас возникли некоторые проблемы с памятью, мой друг, вы сами это осознаете?

- Пожалуй, да, осознаю.

- Вот мы и занимаемся вашей памятью, чтобы помочь вам выздороветь и вернуться домой. Какое последнее событие в своей жизни вы помните?

Молодой человек снова закрыл глаза. На его лбу появились складки.

Глеб понял, что эти двое – не врачи, и Павел Семенович не подтвердил и не опроверг его догадку. Но этот второй, повыше, явно напоминал ему кого-то. Он его где-то видел. То, что Павел Семенович – врач, Глеб не сомневался; но ему нужно было окончательно определиться для себя, в какой стране он находится. Тогда, возможно, ему легче будет вспомнить последнее событие в своей жизни. Может, это иммигранты взяли его на своё попечительство?

Он усилием воли попытался вызвать в памяти образы, связанные со своими воспоминаниями об иммигрантах, с которыми он, должно быть, не так давно встречался. Но само это понятие навело его мысленный взор на страничку в Интернете, посвященную русским в Лос-Анджелесе. И еще он увидел снующих по солнечному дворику людей, и точно таких же, но сидящих на скамейках или обедающих в столовой. Именно в столовой, а не в ресторане. Все они были совершенно разные и абсолютно в чем-то одинаковые одновременно – отщепенцы, без родины, без судьбы; ему не хотелось с ними общаться, потому что они были похожи на… сумасшедших.

Он подумал, что лучше всего задать прямой вопрос:

- Павел Семенович, я думаю, что… мои воспоминания зависят от того, в какой стране я сейчас… пребываю. Я не похож на сумасшедшего?

Он видел, как двое в костюмах переглянулись, а Павел Семенович задумчиво почесал свой нос, больше похожий на клюв.

- Вы помните, как уезжали из дома? – спросил доктор.

- Да, но очень путано, - ответил Глеб. – Меня смущает, что меня провожали те же самые люди, которых я видел… сегодня утром, под деревом, на котором я… - он сделал паузу, пытаясь вспомнить, зачем же на самом деле он забрался на дерево.

- Прятался? – подсказал Павел Семенович.

Эта версия показалась Глебу наиболее вероятной, и он утвердительно кивнул.

- От чего вы прятались?

Действительно, от чего он прятался на дереве, глядя на крышу своего – воображаемого? – дома.