Девушка! Здесь была замешана девушка и какой-то белый порошок.
- Мне кажется, - начал он, - что я испугался… наказания. Я сделал что-то не так… рассыпал лекарство.
- Да, Глеб, только вы еще хотели засыпать это лекарство в нос нашей медсестре Жене, - Павел Семенович улыбнулся.
- Я думал, что это героин, - вдруг выпалил Глеб, - и она сама просила меня, вот я ей и… дал.
- Она просила вас проглотить этот порошок при ней, если уж быть до конца точными. Это было перед ужином.
Глеб внезапно увидел себя, вначале с трудом поднимающегося с кровати, потом выходящего из палаты, а затем и бредущего по темному коридору. В большом зале была кушетка и девушка, спящая на ней – это была дежурная медсестра в общем зале отдыха. Он чуть не сел на неё в темноте, она проснулась, и потом они беседовали… Он вспомнил, что в нем неожиданно появилась откуда-то агрессия, и медсестра убежала. И он тоже убежал: в сад – вылез через приоткрытую форточку в туалете и спустился по водосточной трубе вниз, прихватив с собой зачем-то одеяло, которая она оставила на кушетке.
- Я сбежал в сад, с одеялом, - сказал он, - бродил там некоторое время, а когда заметил, что из… корпуса начали выходить люди, то залез на дерево.
- Вот и прекрасно, Глеб. Сейчас мы оставим вас, придет медсестра и даст вам лекарство от головной боли, а затем, я думаю, вы сможете уже пойти… сами… в свою палату. Вам нужно отдохнуть. Договорились?
Глеб рад был слышать, что его затекшие руки и ноги вскоре опять станут свободными, и молча кивнул.
Голова нестерпимо раскалывалась, и ему снова захотелось забыться.
Они вышли из палаты и направились в другое крыло, в кабинет дежурного врача.
- Что вы думаете, доктор, по поводу его состояния? – спросил Прокопенко.
- Что вам сказать? Восстановительный процесс может занять от нескольких недель до нескольких месяцев. Человеческая психика – очень хрупкий инструмент, с которым нужно обращаться весьма бережно. В его организме мы обнаружили остатки токсичных веществ…
- Наркотики?
- Это не опий и не героин, и даже не марихуана. Психотропные составляющие.
- Вы хотите сказать, что он употреблял психотропные препараты?
- Молодой человек, люди, как правило, не употребляют сами такие препараты – они снижают сопротивляемость, подавляют волю. Сами подумайте, кому придет в голову пичкать себя такими таблетками?
- Значит..?
- Делать здесь выводы – это по вашей части, - они вошли в кабинет. – Кофе?
Иван с Игорем Анатольевичем ответили утвердительно, присаживаясь на диван, стоявший вдоль стены.
- Иван Сергеевич, а он вас узнал, - сказал Прокопенко, пока доктор возился за ширмой с кружками.
- Мы встречались на церемонии прощания, - ответил Иван. – Он был тогда с Вероникой. Я почему-то подумал, что она его сестра.
- Откуда такое впечатление?
- Он… как будто оберегал её, что ли… постоянно держался в шаге от неё, буквально по пятам за ней ходил. На воздухе они стояли тоже вдвоём, и она, как мне показалось, делала ему какие-то внушения.
- Внушения?
- Мне так показалось. Может, это были и в буквальном смысле внушения. Это он сфотографировал Веронику с Борей в ресторане?
- Да, он.
Павел Семенович вышел из-за ширмы, с небольшим подносом, на котором стояли три чашечки, банка кофе и сахарница.
- Извините, ничего крепче не держим, - провозгласил он.
- Спасибо. Ничего крепче и не требуется, - ответил Прокопенко.
- А в фильмах показывают, будто дежурные врачи регулярно медицинским спиртом заправляются, - вставил Иван.
- Вы верите? – удивился Боровиков. – Иван Сергеевич, вы произвели на меня впечатление разумного человека. По крайней мере – первое.
- Не пугайте меня так, доктор, - ответил Иван, - в этих стенах я не чувствую себя таковым.
- Напрасно, напрасно. Накладывайте кофе и сахар, пожалуйста, по своему вкусу… Должен сказать, что здесь никто не считает себя… неразумным. И, заметьте, в поведении моих подопечных иногда присутствует больше рационализма, чем в обслуживающем персонале.
- Но они, ваши подопечные, не могут же нести ответственности за свои поступки?
- С точки зрения закона – вы правы, они не подлежат преследованию. Но, поверьте, их внутренний мир ничуть не менее организован, чем наш с вами. И, кто знает, будь их большинство, то это мы с вами, кто оказался бы на их попечении. Посему – не зарекайтесь!
- Да Боже упаси, Павел Семенович.
- Так что же вас конкретно интересует относительно Бесчастного? – спросил врач, отхлебывая из чашки.
Прокопенко размешал сахар и положил ложечку на поднос.
- Видите ли, доктор, он владеет информацией, которая могла бы расставить по своим местам некоторые кусочки мозаики, из которой складывается общая картина сразу двух преступлений – убийств, если быть до конца точным, как вы говорите.
- Он подозреваемый?
- Пока мы квалифицируем его как свидетеля, по крайней мере, в первом эпизоде, который имел место в начале мая этого года: убийство предпринимателя в сауне гостиницы «Палас».
- А! Теперь я вспомнил, об этом в «Хронике происшествий» говорили. Так вы, Иван Сергеевич, по всему выходит – брат покойного?
- Да, Павел Семенович, - подтвердил Сидоров.
- Примите мои соболезнования. Теперь я понимаю, чтовас привело сюда к нам. Чем же мне вам помочь? Боюсь, что Глеб находится сейчас где-то между реальностью и своим вымыслом, и его мозгу, его сознанию, предстоит весьма и весьма кропотливая работа по отделению одного от другого, то есть он сам сейчас для себя должен распознать, что есть реально, а что есть иллюзия. И поверьте, это очень непростой процесс, очень болезненный – для его собственной психики, я имею в виду.
Прокопенко задумчиво держал в руках чашку.
- А мы можем как-нибудь интерпретировать его… иллюзии?
- Для этого нам необходимо иметь под рукой сценарий и список действующих лиц, - развел руками Павел Семенович, - или как вы себе это представляете?
- Вот смотрите: он целый месяц находился, как вы выражаетесь, в пограничном состоянии – ходил на работу, общался с друзьями, ел, спал и осуществлял, как мывыражаемся, другие социальные и правовые действия. При этом только через три-четыре недели, заметьте, когда он уже совсем перестал быть, так сказать, адекватным, близким стало очевидно, что с ним не до конца всё в порядке, и они обратились к врачам. Нас интересует информация, относящаяся как раз к этому периоду его жизни – конец апреля и начало мая. Сейчас мы были свидетелями того, как вы помогли ему сориентировать в пространстве и времени, относящимся к событиям сегодняшнего дня. Можем ли мы то же самое провести и в отношение упомянутого мною периода?
Боровиков задумался, потом сказал:
- Не следует форсировать его сознание, понукая к восстановлению. Вы поймите, что это большое потрясение – осознать, что воспринимаемая им в тот период действительность оказалась в итоге простой химерой, мыльным пузырем.
- Помилуйте, Павел Семенович, в подобном состоянии оказалась большая часть сознательного населения нашей страны в конце прошлого столетия, и ничего, как видите, живем. Или мы все теперь – того, с приветом?
Доктор усмехнулся:
- Не путайте божий дар с яичницей, Игорь Анатольевич, а буквально: психику индивида с массовым психозом, или как вам угодно именовать прошлый век в отечественной истории. Но я понял, о чем вы говорите.
- Дело в том, что, затягивая это дело, мы с каждым днем теряем реальные шансы для привлечения истинного преступника к ответственности, который, кстати, еще и отвечает за теперешнее состояние вашего подопечного.
Боровиков прошелся по узкому кабинету, заложив руки за спину. Остановившись перед ними, он сказал:
- В принципе, можно попробовать лечебный гипноз для извлечения из его подсознания фактической информации: кого он видел в той или иной ситуации, с кем и о чем разговаривал в конкретной обстановке – это будет, я полагаю, вполне безболезненно для его состояния.